Путешественник
Шрифт:
— И по саду, не забывайте! Уже много лет, моя милая Клеманс, я ношу лишь сапоги да «ботинки новорожденного». Придется вам привыкнуть. И другим тоже!
— Но ведь вы можете пораниться?
— Нечего бояться! У меня не подошвы, а панцирь!
Госпожа Белек отступилась, пробормотав, что, дескать, еще наступит возраст, когда будет приятно сунуть ноги в тапочки, и удалилась на кухню.
Вернувшись в свою любимую комнату, Тремэн упал в одно из кресел, стоявших по обе стороны камина, в котором не горел огонь, и, положив свои длинные ноги на подставку для дров, на несколько мгновений с наслаждением расслабился, попивая кофе. Благодаря предусмотрительному Потантену, с утра державшему ставни закрытыми, в доме было прохладно.
Еще ни разу он не отказывал себе в этом удовольствии с тех пор, как жил в «своем» доме. Но сегодня он не заметил, как стемнело. Неподвижный, словно белый призрак в наступающей ночи, он забыл, где находится, словно его дух покинул тело и блуждал в пространстве в поисках преследовавшей его тени, от которой уже не мог оторваться. Где она скрывалась? Над этим вопросом Тремэн бился со вчерашнего дня, но не находил мало-мальски удовлетворительного ответа. Расспрашивать нотариуса было бесполезно: он заговорил бы лишь в том случае, если бы ему поджарили в камине ноги. Что касается сведений, которые ему пообещал Ингу, то чем больше Гийом о нем думал, тем меньше верил в успех: в каком бы монастыре Агнес ни укрывалась, было бы весьма трудно заставить ее выйти оттуда по собственной воле, а может, и вообще невозможно. Выкрасть ее? В силу своего характера Гийом с удовольствием бы так поступил, но мало того, что он произвел бы грандиозный скандал: ничего не говорило о том, что подобное насилие заставило бы покориться женщину, которой достало решимости потопить свой замок. Но отступиться Тремэн не мог…
Появление Потантена, пришедшего раскрыть ставни, вывело его из задумчивости. Дворецкий зажег целый букет свечей и заметил мрачное лицо Гийома.
— У вас такой вид, будто поездка в Шербург была неудачной. Вы не узнали того, что хотели? Нервиль будут строить заново?
— Нет. Его швырнут в воду.
И он рассказал о своей беседе с Ванье. Когда он закончил, мажордом немного подумал и состроил ужасную гримасу.
— Чудно! Ломают все, кроме дома каторжника?
— Тут нет ничего странного: госпожа д'Уазкур наверняка считает, что это строение ему никогда не принадлежало, поскольку дед графа Рауля подарил его семье Периго. Потому она его и не трогает.
— Вот мне и непонятно, почему. Ни одного Периго не осталось в живых, чтобы им воспользоваться. С другой стороны, даже если ее отец поступил нехорошо, он все же, забрал дом после того, как умер отец каторжника. Значит, она по-прежнему является его хозяйкой. На вашем месте…
— Что? — спросил Гийом.
Приставив указательный палец к кончику носа и нахмурив брови, Потантен смотрел невидящими глазами, словно находился в каком-то божественном трансе. Такую позу он принимал всегда, когда хотел, чтобы его словам придали значение. Вот и сейчас он заставил дожидаться Ответа, будто прислушивался к доносившемуся откуда-то голосу.
— Ну что? — повторил Тремэн с нетерпением, которое отнюдь не передавалось его собеседнику.
Тот выждал еще несколько секунд, прежде чем заключил, расплываясь в улыбке:
— На вашем месте… я бы съездил к этому домику… На мой взгляд, там вас могут ожидать сюрпризы.
— Ты думаешь?
— А что стоит туда заглянуть? Возможно, я и ошибаюсь, но если госпожа д'Уазкур решила окончить свои дни в монастыре, то к чему ей оставлять себе этот дом.
— Может быть, для того, чтобы часовня не казалась столь одинокой?
— Часовня, где лежит ее мать? Хороша будет компания, когда дом просто развалится, если никто не станет за ним смотреть. Почему бы вам не предложить и его купить?.. Так что, мне сказать госпоже Белек, чтобы она подавала ужин, а то вдруг вы захотите отъехать?
Гийом рассмеялся и похлопал
— Никто меня не знает лучше, чем ты, правда? Сейчас я оденусь. Скажи Клеманс, чтобы она была готова, а потом запрягай двух коней… Может быть, ты захочешь сам увидеть, что там и как?
— Как раз собирался вам предложить. Дело в том, что я точна знаю, где находится дом.
И в самом деле, удивительный персонаж этот обладал редким свойством. Куда бы он ни поехал, ему достаточно было провести всего несколько дней в новом городе или неизвестной местности, чтобы узнать о них все: обычаи, нравы, топографию, фауну, растительный мир, а также легенды и даже последние сплетни. Помимо всего прочего, он обладал способностью находить себе друзей повсюду, к какой бы расе, вере и общественному слою они ни принадлежали, не говоря уже о цвете их кожи. Это объяснялось его дипломатичностью и врожденной потребностью интересоваться новыми людьми. При всем этом Он обладал истинным благородством и никогда не терял присутствия духа. Вот и этой ночью он вновь продемонстрировал свое ценное качество, приведя Гийома точно к цели.
Всадники пересекли Морсалин, уснувший у подножия старинной церкви, и поехали по дороге, поднимавшейся к уступу под названием гора Эмери, мимо нескольких обнесенных изгородью участков и утопавших в зелени крыш. Внезапно Потантен протянул руку с сторону невысокого шпиля часовни, выделявшегося на фоне темно-синего неба: оно было огромным и сверкало бесчисленными звездами, словно приколотыми божественной рукой, — таким его изображают на восточных миниатюрах.
— Дом за пригорком, — тихо проговорил он.
Они обнаружили его за поворотом, наполовину спрятавшимся под сенью старых деревьев, а перед ним — сад с огородом, как во многих мелких крестьянских усадьбах. В саду был полный порядок: грядки с овощами обсажены грушей и кустами смородины, вдоль дорожек — тимьян и майоран, которые растут в здешнем умеренном климате (Котантен известен страшными бурями, но зима здесь мягкая), а на фасаде — гигантская цветущая фуксия, каких можно много увидеть вокруг Сен-Васт.
Видно было, что в нем живут: из трубы поднималась белая струйка дыма, а пробивавшийся изнутри свет рисовал сердце на плотно закрытых ставнях первого этажа. На втором — окна были широко распахнуты навстречу легкому ветерку, который постепенно свежел.
— Ну? Что вы скажете? — торжествующе пропыхтел Потантен.
Тремэн пожал плечами.
— Ответ прост. Держу пари, что здесь живет Габриэль. Вот и все… Он должен наблюдать за сносом замка. Надо же ему где-то жить.
— Можно пойти и посмотреть! Вы уже достаточно большой, чтобы подглядывать сквозь ставни, и собаки нет, чтобы предупредить хозяев.
Не ответив, Гийом пересек калитку и пошел по ведущей к двери песчаной дорожке, потом свернул влево и прямо через салат шагнул к освещенному окну и слегка привстал на цыпочки. Его глазам предстала комната, каких он видел уже немало, например, у мадемуазель Леусуа или в доме Кантен, и все они различалась лишь обстановкой: высокие, тщательно натертые воском шкафы, выделявшиеся, словно колонки текста па белой странице оштукатуренных стен, большой камин, вод которым статуэтка Девы Марии мирно соседствовала с двумя мушкетонами с медными стволами, занавески из красного ситца и за ними — широкая кровать. Все было знакомым и вселяло уверенность, но наблюдавшему из-за окна Гийому этого совершенно не требовалось. Он испытал лишь разочарование от того, что оказался прав, а Потантен ошибался. В комнате были двое, они сидели под лампой, стоявшей на длинном столе: пожилая женщина вязала — это была Пульхерия, а мужчина — Габриэль — резал по дереву. Желтый свет падал на их заскорузлые руки, смягчал их очертания и играл на массивном потертом золотом кольце на пальце женщины. Тремэн заметил лишь, что на сей раз она была одета в красивое тонкое сукно, а ее высокий чепец (совершенно белый!) украшало кружево.