Путешествие души [Журнальный вариант]
Шрифт:
Примерно такое же чувство собственного бессилия он испытал спустя несколько лет, когда однажды его вызвали в Управление дороги и секретарь партийной организации, которого Темляков, человек беспартийный, никогда раньше не видел, объявил ему, что он должен выступить на предвыборном собрании в поддержку государственного деятеля, одного из тех, кто был рядом с «талантом», и должен сегодня же зайти в райком в комнату номер восемнадцать к Зинаиде Петровне Брянской, которая в курсе дела.
— Простите, — сказал Темляков польщенно-испуганно, — но я же не член
— Это мы знаем, — сказал секретарь. — Нам и нужен беспартийный. А вы что-нибудь имеете против товарища Фуфлова? Он наш кандидат в депутаты.
— Что вы! Я ничего не имею... Наоборот, — сказал Темляков, поеживаясь. — Но только как-то... все это неожиданно... Вы не ошиблись? Я что-то ничего не пойму. Как это в поддержку?
— Не вздумайте отказываться, — сказал кто-то из-за спины секретаря, блеснув улыбкой. — Партия оказывает вам большое доверие.
— Как!.. — нервно всхохотнул Темляков. — Я не отказываюсь... Я просто как-то не готов... Надо собраться с мыслями, — сказал он, видя в тумане рисованный на полотне сухой кистью портрет человека в блестких очках, худощавое его лицо с плотно замкнутым ртом и впалыми щеками. «Фуфлов, Фуфлов, Фуфлов, — пролетела в сознании знакомая фамилия. — А кто же он там? Даже не знаю, кто он! Как же я могу?» — Но вот ведь какое дело, — начал он вежливо и вкрадчиво, клонясь к секретарю, который что-то писал за столом. — Вот ведь что выясняется... Я, конечно, не отказываюсь, но я никогда не выступал, я боюсь, не получится...
Но секретарь уже протягивал ему какую-то бумажку, и Темляков, не понимая ничего, взял ее, чтобы передать Зинаиде Петровне Брянской. Перед глазами у него опять возник портрет, пристально смотрящий ему в глаза из-за поблескивающих стекол. «Какая у него длинная шея, — подумал с улыбкой Темляков. — Какая-то совсем не государственная... Наверно, хороший человек. Ладно».
— А что же мне там говорить? Я теперь что же — доверенное лицо?
— Где там? — устало спросил секретарь и с улыбкой поморщился, потирая лоб пальцами.
— Ну там... где это происходит... Я же должен подготовиться. Почитать литературу...
— Какую литературу? Вы идите, Темляков, там все объяснят. Не теряйте времени. Вам государственное дело доверяют, а вы какую-то литературу.
— Ну хорошо, хорошо... Спасибо, я понимаю. А куда ехать-то?
— В райком! — уже строго сказал секретарь и добавил с усмешкой: — Ехать... — Он посмотрел на часы. — Поторопитесь!
— Понятно, — сказал Темляков, не посмев спросить у секретаря, где этот райком находится. Видимо, предполагалось, как подумал он с некоторым смущением, что адрес райкома должен знать каждый человек, если он, конечно, считает себя советским человеком.
«Так, — думал он, приходя в себя. — Так, так! Интересно получается. Приятно, конечно. Но что бы это значило? Почему меня? Я — и вдруг доверенное лицо такого человека. Странно!»
Он был очень возбужден и не понимал себя: рад ли он такому случаю или не рад... Портрет Фуфлова опять замерещился перед мысленным взором... Строгий галстук на длинной
«Да! Это, конечно, Фуфлов! С этой школьной причесочкой и с губами... А вообще-то — жесткое у него выражение под стеклами. С таким не поспоришь. Да! — спохватился он. — Но где же этот райком? Мать честная, во дела!
Доверенное лицо! А как тут откажешься? — думал он, вышагивая по тротуару как пьяный и видя перед собой портрет, который словно бы целился в него жестким, поблескивающим взглядом, — Как откажешься?!»
— Скажите, пожалуйста, как мне проехать к райкому партии? — спросил он у постового милиционера.
— Какого района? — спросил тот в свою очередь.
Темляков не знал, какого района. Он очень смутился, поймав на себе подозрительный взгляд.
— Как это какого? — сказал он, стараясь придать голосу шутливый тон. — Нашего района, сержант. Нашего! — Хотя, к стыду своему, вдруг понял, что даже не знает, в каком районе он работает, к какому району относится Управление дороги.
Сержант насмешливо оглядел его с ног до головы, вероятно подумав, спросить документы или не спросить, и, решив не связываться с этим бодрячком-старичком, в том же тоне сказал ему:
— Где райком вашего района, я не знаю, а райком нашего у вас за спиной.
Темляков смутился и принялся объяснять сержанту, зачем ему понадобился райком.
— Ясно, — говорил сержант, — ясно. А документы-то есть с собой? Паспорт...
— У меня? — воскликнул Темляков, понимая, что сержант хочет проверить его личность. — А зачем? У меня... вот... удостоверение, — говорил он, вытаскивая бумажник и хмурясь. — Вот, пожалуйста.
— Мне-то ни к чему, — сказал сержант. — Без документов там не пустят. Я о том, что там потребуют.
Он сам неожиданно покраснел от смущения.
— Да?! — воскликнул Темляков. — А я не знал. Что же теперь делать?
Сержант с ухмылкой козырнул ему и был, кажется, рад, что его о чем-то хотела спросить женщина, к которой он и повернулся, сгоняя ухмылку с лица.
«Морда ты доверенная, а не лицо, — подумал про себя Темляков. — Не помнишь даже, в каком районе работаешь».
В райком его и в самом деле не пустили по удостоверению, хотя дежурный милиционер и был предупрежден Брянской, что придет беспартийный Темляков.
Широкая лестница, маршем своим упиравшаяся в огромное окно, отблескивала новым мрамором, багровела чистым настилом ковровой дорожки. Темлякову очень не хотелось подниматься по этой пустынной лестнице, но в то же время любопытство подмывало его — ему уже нравилось быть доверенным лицом государственного деятеля.
По внутреннему телефону дежурный доверительно переговаривался с кем-то, согласно кивая и тупо перя взгляд в ботинок Темлякова. «Хорошо, — сказал он, — хорошо». Положил трубку и сказал Темлякову: