Путешествие из Нойкукова в Новосибирск(Повесть)
Шрифт:
Визжат тормоза. Справа клюет носом «дачиа», и красивый дядька с орлиным носом (и орлиной шевелюрой), высунув из окна голову (орлиную голову), резким голосом (орлиным голосом) кричит:
— Не можешь повнимательней быть, глупый ты парень!
— Не могу, — огрызается Юрген, — я же глупый!
Но «орел» уже включил скорость и по-королевски укатил. На заднем стекле румынского автомобиля сверкнули серебристые буквы «Рено», и промелькнула вязаная шапочка.
Ну, ладно, то, что Юрген лишил его нрава первого проезда, — не такое уж страшное преступление. И все же быть внимательнее следует. Здорово надо быть внимательным!
…В
— Извините, пожалуйста, скажите, где вы находитесь?
— Ну, это мы еще посмотрим! — сказала тетенька. — Вот-вот муж должен вернуться.
Юрген купил себе порцию желтенького мороженого и две жареные сардельки. Мороженое было невкусное, зато сардельки явно удались. Но с другой стороны, они гроша ломаного не стоили по сравнению с холодным вишневым супом, который подавали в стоящем на усеченной пирамиде и так хорошо защищенном от наводнений доме. Однако об этом Юргену не следовало вспоминать. Уж очень там его все за живое задело! И теперь потянуло обратно силой в сотни лошадиных сил. А то и сам Джеймс Ватт потащил его обратно к усеченной пирамиде. «Воде скажи спасибо, коль чисто все и любо!»
Но может быть, это чувство следовало бы назвать тоской по дому? Но тоска по дому и сквозняки — эти два понятия для Юргена Рогге из Нойкукова не существовали. Да и не могло это быть тоской по дому. Его дом стоял в Нойкукове, его дом — это папа и мама, а вовсе не Люттоян. Да-да. Его дом у папы и мамы — этих таких славных и смешных стариков-родителей. Там стоял его стул, его чертежная доска, его кровать, его полки. Там его тайнописи, там он показывал родителям свои пятерки. И все это было не так уж плохо. Нет, нет, чего там! И он с удовольствием там опять побывает. Но не сейчас. Не сразу. Сначала надо найти Сусанну Альбрехт и после такой болезненной разлуки вновь заключить в объятия горячо любимую… У Люттояна ему, собственно, больше нечего делать. Да и кто знает, примет ли старый поклонник энциклопедии его еще раз — он же отправил его учиться на смотрителя дамб и плотин! Ну а если это нельзя назвать тоской по дому — это, скорее всего, обжорство! Вишневый суп не дает ему покоя. Ну, может быть, он там немного и занесся: «h — это высота, не так ли?.. это же все в таблицах Шюльке значится… только цифры подставить, и все пойдет как по маслу…» Или ты, Юрген, по своей вывеске соскучился, обратно получить ее хочешь?
Вывеску-то он, оказывается, оставил у Люттояна. Рано утром, еще до того, как они пошли к Тидеману, он отвязал дощечку от руля и, повернув надписью к стене, поставил у сарая. Кто-то когда-то ведь должен сказать — шутке конец! Но Люттоян поднял вывеску с земли и прибил большими гвоздями к стене. «На память», — еще сказал. Юрген подумал: «А ведь старик до этого ничего про вывеску не говорил. И про грибы, и про транзистор, и про пятерки спрашивал, но ни разу не спросил про вывеску „Нойкуков — Новосибирск“. Раз старик, как уже доказано, не был слеп, то этому можно дать только одно объяснение: он сумасшедший». Но тут кто-то другой в голове Юргена попросил слова и сказал: «Именно потому ты и хочешь туда. Одного сумасшедшего тянет к другому сумасшедшему. Ты
«Разве?» — ответил Юрген.
Этот, что сидел у него в голове, вроде бы обиделся и теперь молчал. Юрген подождал немного, но никто не отозвался.
«Эй, — позвал он, — ты чего это?»
«Катись-ка ты! — сказали там наверху, — Это же твоя невеста!»
«Не может этого быть, — сказал Юрген. — Так быстро все не делается. Ни в одной кинокартине этого нет. Разве что у Казановы в книге Удо Шлорфа. Там это так же быстро происходит, как у кроликов: другой город — другая девчонка».
Юрген так долго думал о Сусанне Альбрехт, что даже хорошо себе ее представил. Но что-то голова у него не закружилась и теплая волна не захлестнула его. Да и весь мир не стал ни чуточки милей, как оно бывало прежде! Мороженое по-прежнему было невкусное, но сардельки — в норме. «Что ж, посмотрим. Наверное, я просто отвык. Но ведь так же не годится — взять да убежать, ничего не сказав! Да-да, надо ее найти!»
Приняв решение, он примкнул к демонстрации махровых полотенец и бикини, направлявшейся на пляж. Перед ним на солнцепеке вышагивал высокий дядька с невероятно белыми ногами и спорил с женой относительно дурных привычек семейства Кёкериц. Муж считал, что Кёкерицы уже отдыхали в Рёригке, а жена твердо придерживалась мнения, что Кёкерицы на время отпуска снимают квартиру только в Цинцовице.
На одном из маленьких балкончиков сидел парень с транзистором огромных размеров. Оттуда неслась не совсем приличная песенка: «Курить в лесу запрещено. Целовать в лесу — разрешено».
Дойдя до моря, юный смотритель дамб и плотин встал на крутом берегу. Взгляд его скользил поверх людских голов и волн морских. Голов было многовато, однако и море проглядывало. Он стреножил белого коня и крупными шагами направился вниз, приветствовать родную стихию…
Вниз прибыл некто Юрген Рогге из Нойкукова. Он, видите ли, искал известную гитаристку Сусанну Альбрехт. Отдыхающие курортники из Кримичау, Любенау, Пренцлау не обращали никакого внимания ни на смотрителя дамб и плотин, ни на молодого человека, ищущего свою невесту. Они натирались кремами для загара, слушали «отпускную волну», играли в волейбол или нежились лежа на песке. Рогге в своих маршевых «кларках» топал между распростертыми телами и был при этом очень похож на знаменитого путешественника-естествоиспытателя! По заказу телевидения он плавал на своей «Калипсо» от одного лежбища тюленей к другому. «Подобные дикие лежбища, — объяснял при этом диктор, — последнее прибежище великолепных и миролюбивых созданий. Но долго ли еще? Вон там вы уже видите грозных предвестников современной цивилизации». Камера резко панорамирует, и зритель видит два пустых шведских пакета из-под молока и баллончик аэрозоля, покачивающиеся на воде.
Прошел час, и Юрген не выдержал! В купальниках девушки еще больше походили друг на друга, чем в джинсах или платьях, занимались они одним и тем же и напоминали большой девичий цех.
Белого коня, конечно, тоже как не бывало. Но «козел» стоял на месте целый и невредимый. Под вывеской, строго запрещавшей стоянку. В окне как раз над ним сидела все та же сердитая женщина.
— Давно пора тебе убраться отсюда! Вот-вот муж вернется…
— Если бы вы знали, как я бежал! сказал Юрген, подумав, что, может быть, стоит подсмотреть из-за ближайшего угла, придет ли вообще этот грозный муж. Нет, подсматривать нехорошо. А вдруг она на самом деле очень хорошая женщина, умеет печь вкусные пирожки?
После обеда он выкупался на маленьком пляже близлежащей рыбацкой деревни. А вечером еще целый час бесцельно бродил по улицам Рёригка. Потом поехал на молодежную турбазу. Директор очень испугался и тут же достал список заявок.
— Да нет, я никакой заявки не подавал, — успокоил его Юрген. — Так просто проезжал мимо, турист-одиночка.
— Вон оно что, — с облегчением вздохнул директор. — Мы ведь загружены сверх всякой нормы.
Перед главным зданием сидела группа парней — шестого или седьмого класса. Все дружно писали открытки. Очень было похоже на классное сочинение.