Путешествие на космическом корабле "Бигль"
Шрифт:
Переносной тепловой излучатель стал белым. Мак Канн удивленно ругнулся.
— Лед, — пробормотал он. Но каким образом?..
Стены и пол покрылись инеем. Стылый воздух проник в дверь. Мак Канн поежился.
— Равновесие на чуть более низком уровне, — повторил он ошалевшим тоном.
Гросвенор поднялся:
— Думаю, им пора вернуться назад. В конце концов, я не стремлюсь к тому, чтобы они заболели.
Он подошел к аппарату, расположенному у стены первой комнаты. Сел за пульт с клавиатурой разного цвета, разделенной на двадцать пять рядов по двадцать
— Что это такое? Я впервые вижу подобное устройство.
Беглым движением пальцев, почти небрежно, Гросвенор коснулся семи клавиш, затем ногою придавил педаль. Негромко прозвучала чистая ясная мелодия. Ноты угасли, но отголоски созвучий оставались в воздухе еще много секунд.
Гросвенор поднял голову:
— Какие ассоциации вызвал у вас этот мотив?
Мак Канн медлил с ответом. На лице его было странное выражение.
— Я видел орган, играющий в церкви. Затем картина сменилась, и я оказался на политическом собрании; кандидат включил веселую музыку, чтобы поднять настроение своих будущих избирателей. — Он прервался и закончил почти шепотом: — Так вот что могло бы обеспечить вам победу на выборах…
— Среди прочего.
— Черт возьми, у вас страшная власть.
— На меня это не действует, — сказал Гросвенор.
— Но вы специально подготовленный. Не доведешь же до кондиции всю человеческую расу.
— Младенец проходит подготовку, когда учится двигать руками, ходить, разговаривать. Почему бы не продолжить улучшение способностей гипнотическим обучением, химическими препаратами, правильно подобранным питанием? Такое возможно уже сотни лет. Это помогло бы избежать множества болезней, душевных страданий, всякого рода катастроф, вызванных непониманием человеком того, что происходит в его теле и сознании.
Мак Канн перевел внимание на аппарат с клавиатурой:
— Как он работает?
— Он представляет собой сложное соединение из кристаллов и электрических цепей. Вы знаете, что электричество способно изменять некоторые кристаллические структуры. Аппарат позволяет создавать ультразвуковые волны, не воспринимаемые ухом и действующие прямо на мозг. Я могу сыграть на данном инструменте, как музыкант на своем, и вызвать у человека определенные умонастроения и расположения чувств, чересчур глубокие, чтобы сопротивляться им без специальной предварительной подготовки.
Мак Канн подошел к своему креслу и сел. Он был бледен.
— Вы меня пугаете, — произнес он тихо. — Я уже говорил, что нахожу ваши методы аморальными.
Гросвенор внимательно посмотрел на него. Потом повернулся к пульту и тронул клавиши. Теперь мелодия была печальнее, нежнее. Воздух вокруг них оставался ею наполненным еще долго после того, как ноты стихли.
— Что вы испытали на этот раз? — спросил Гросвенор.
Мак Канн опять помедлил, затем ответил не очень уверенным голосом:
— Я подумал о матери. Я почувствовал сильное желание вернуться домой и…
Гросвенор наморщил лоб:
— Слишком опасно, — сказал он. — Если я усилю тему хотя бы чуть-чуть, кое-кто из них попытается принять
Он сделал паузу.
— А так?
Раздался звон колокола, отозвавшийся эхом где-то вдали.
— Я был младенцем, — сказал Мак Канн, — и подоспел час укладываться в постель. Господи, как хочется спать!
Похоже, он не заметил, что неожиданно перешел на настоящее время. Он невольно зевнул.
Гросвенор выдвинул ящик и достал два пластиковых шлема. Один протянул Мак Канну, другой надел сам.
Геолог последовал его примеру с видимым отвращением.
— У меня нет никакого желания изображать из себя Макиавелли, — заметил он брезгливым тоном. — Но вы скажете, что ничего не означающие звуки не в первый раз используются для возбуждения определенных чувств и воздействия на людей.
Гросвенор, настраивавший какой-то прибор на панели, прервал работу, чтобы ответить:
— Люди расценивают что-нибудь как нравственное или безнравственное в соответствии с ассоциациями, возникающими в их умах непосредственно в момент рассмотрения проблемы. Отсюда не следует, что ни в какой этике нет смысла. Лично моя мораль основывается на том, что нужно быть полезным наибольшему количеству людей, не ущемляя и не отменяя при этом прав тех, кто не придерживается названного принципа. Общество должно научиться оберегать больных и несведущих.
Он разгорячился:
— Заметьте, прошу вас, что никогда ранее я не использовал данный инструмент. Я не прибегал к гипнотическим методам за исключением того случая, когда Кент захватил мои рабочие помещения, но я собираюсь сделать это сейчас. Еще в начале полета я мог бы привлечь сюда людей дюжиной способов. Почему я воздерживался? Потому что институт нексиализма имеет свой моральный кодекс, который прививается студентам и на котором построено все, чему их учат. Я могу нарушить заложенные этические принципы, но это будет чрезвычайно трудно.
— А сейчас вы их разве не нарушаете?
— Нет.
— В таком случае, нексиалистская мораль мне кажется очень гибкой.
— Все верно. Как только я убеждаюсь, а в настоящий момент так оно и есть, что мои действия правильны, никакие соображения эмоционального порядка уже не должны меня останавливать.
Мак Канн молчал. Гросвенор продолжил:
— Полагаю, у вас возникает образ диктатора — меня в данном случае — силой завладевающего демократией. Это ложный образ, поскольку подобный корабль может управляться методами, лишь с виду демократическими. И особенно не забывайте, что по возвращении с меня можно будет спросить.
Мак Канн вздохнул:
— Видимо, вы правы.
Он посмотрел на экран. Гросвенор проследил за его взглядом и увидел, что нападавшие пытаются продвинуться вперед, используя стены. Их руки проходили сквозь переборку, но некоторое сопротивление там все же имелось.
— Что вы теперь будете делать?
— Я их усыплю… вот так.
Он нажал на клавишу своего инструмента.
Зазвонил колокол, как показалось, громче, чем раньше. Однако люди в коридоре сразу же погрузились в сон.