Путешествие на Запад. Том 4
Шрифт:
Старый князь внял словам сыновей и дал полное согласие.
В тот же час все четверо: отец и трое сыновей, без парадного поезда и балдахинов, пешком направились к беседке Белого шелка. В это время наши путники уже собрали свою поклажу и хотели идти в дверь, чтобы поблагодарить за трапезу, попрощаться с князем и двинуться в путь, но вдруг увидели самого князя с тремя сыновьями, которые еще издали повалились на колени и стали кланяться до самой земли. Танский наставник подскочил от смущения, а затем тоже бросился наземь и стал совершать ответные поклоны. Сунь У-кун, вслед за Чжу Ба-цзе и Ша-сэном, отошел в сторону и смотрел на эту сцену, насмешливо улыбаясь. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, правитель уезда пригласил Танского монаха и его учеников в приемную. Монахи с радостью согласились и вошли в зал.
– Уважаемый и почитаемый Танский наставник! – начал, стоя, говорить правитель. – Есть одно дело, по которому я обращаюсь к тебе с просьбой. Не знаю, право, согласятся ли исполнить ее твои уважаемые ученики?
– Ты только прикажи им, – ответил Танский монах, – они не осмелятся не повиноваться тебе, дорогой правитель, тысячу лет тебе здравствовать!
– Когда
При этих словах Сунь У-кун не удержался и залился громким хохотом.
– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не понимаешь! – проговорил он сквозь смех. – Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! Ни в коем случае не сули нам никаких богатств! Достаточно доброго отношения.
От этих слов князь пришел в неописуемую радость и сразу же приказал устроить большой пир в парадном зале дворца! Стоило только князю произнести одно слово, как приказание уже было исполнено. Поглядели бы вы, читатель, какой это был пир!
Чуть колышутся флаги и ленты кругом,И дымки ароматные тают,С изукрашенных золотом хрупких столовДорогие шелка ниспадают.А сидения лаком покрыты цветнымИ парчою в узорах богатых,Все, как радуга, здесь ослепляет глаза,Все сверкает в роскошных палатах.С веток только что сладкие сняты плодыИ лежат, аромат источая,И тончайшие запахи реют вокругЗолотого, горячего чая.Вот пампушки лежат, весом каждая в лян,Возвышаясь горою над блюдом.Сколько подано яств – до пятнадцати смен,А любое покажется чудом!А молочные кушанья! Что их вкусней?Их готовили с медом топленым.Но не хуже и жареные потроха,Что приправлены сахаром жженым.И бутыли отборнейших рисовых винВзор гостей привлекают недаром:Если в чашу нальешь да глоток отхлебнешь –Не сравнишь и с небесным нектаром!Вот и чай подают. Сколько разных сортов!О божественный чай из Янсяня!Лучше всякой корицы его аромат,Нет прекраснее благоуханья!Приготовлено все, чтобы гости моглиПировать беззаботно и праздно,И куда ни взгляни – все на этих столахТак чудесно и разнообразно!Затем позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках и бренчали на струнах, даже разыграли целое представление.
Наставник со своими учениками весело провели целый день в обществе князя и его сыновей. Незаметно наступил вечер, и пирующие стали расходиться. Князь приказал быстро постелить постели и натянуть пологи в беседке, после чего предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, с тем чтобы на следующий день с самого утра возжечь фимиам, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству. Монахам подали тазы с теплой ароматной водой для омовения, после чего они отправились спать. Уже наступила пора, когда
Птицы в гнезда уселись,Покой воцарился глубокий.Лег поэт на тахту,Перестал подбирать свои строки.А Река серебристая,Волны свои разливая,Озаряет сияниемНебо от края до края.Опустели тропинкиВ полях у последней заставы,И в ночной полутьмеСловно гуще становятся травы.Все затихло вокруг,Речь людская уже не слышна мне,Только где-то валькиУдаряют о гладкие камни.За извивами рек,За твердыней хребта вековогоМне о крае родномЭти звуки напомнили снова.А над ложем моим,Разгадав мое горькое бденье,Все стрекочет сверчок,Отгоняя во тьму сновиденья.Ночь прошла. Рано утром старый князь со своими сыновьями снова явился к нашим путникам. При вчерашней встрече Танский монах оказывал князю почести, подобающие
– Досточтимые наставники! Покажите нам еще раз ваше волшебное оружие! – взмолились они.
Чжу Ба-цзе, обрадованный таким обращением, достал грабли и бросил их на пол. Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и прислонил его к стене. Княжичи, второй и третий по старшинству лет, бросились к оружию, пытаясь поднять его, но все их усилия были столь же тщетны, сколь оказались бы напрасными потуги стрекозы, пожелавшей сдвинуть с места каменный столб. От напряжения их лица раскраснелись, но они так и не смогли приподнять оружие даже на волосок. Старший брат заметил их смущение и крикнул им:
– Братья! Не тратьте зря свои силы. Ведь у наших наставников оружие священное: вес его несоизмерим с нашими силами!
Чжу Ба-цзе задорно рассмеялся.
– Мои грабли вовсе не такие тяжелые, – сказал он, – они соответствуют числу одной только трети священных книг, и вместе с рукоятью весят пять тысяч сорок восемь цзиней!
Второй княжич робко спросил Ша-сэна:
– Почтенный наставник! Сколько же весит твой волшебный посох?
– Тоже пять тысяч сорок восемь цзиней, – смеясь, ответил Ша-сэн.
Старший княжич попросил Сунь У-куна показать посох с золотыми обручами. Сунь У-кун достал из уха иглу, помахал ею навстречу ветру, и она сразу превратилась в посох, толщиной с плошку, который он воткнул в землю перед собой. Старый князь и его сыновья застыли от страха, чины и слуги пришли в ужас. Княжичи совершили вежливый поклон, и один из них спросил:
– Почему у наставников Чжу и Ша оружие находится при себе, под одеждами, и они сразу достают его, а у наставника Суня оно спрятано за ухом? Почему от ветра его оружие увеличивается?
– Где вам знать, что мой посох не простой, – смеясь, ответил Сунь У-кун, – да и не всякий сможет пользоваться им. Вот послушайте, что я вам расскажу:
Когда над хаосом извечнымМир поднялся и заблистал,Из горных руд железо плавитьВеликий Юй впервые стал.О всех потоках и озерахИ о глубинах всех морейИздревле посоху известно, –Когда пробиты были горыИ злоба вод усмирена,Впервые в мире наступилиБезоблачные времена,И в те года в Восточном море.Всегда готовый в смертный бой,Глубоко во Дворце подводномХранился верный посох мой.Прошли бесчисленные годы,Века прошли, – и вот, смотри:С годами снова засиял онЛучами утренней зари.Искусством дивным овладел он:То сокращаться, то расти,То озарять сияньем дивнымНепроходимые пути.Добыть его со дна морскогоМне выпала однажды честь. –Он был послушен заклинаньям,А обликов его не счесть!Захочешь – вырастет огромным,Все мирозданье заслонит,Захочешь – станет, как иголка,Совсем невзрачная на вид.Единственным, неповторимымСчитает посох мой народ.И даже в небе, средь бессмертных,Он чудодейственным слыветЕго «Послушным» называют,Хотя не всем он и с руки,Его узнаешь, если глянешьНа золотые ободки.Тринадцать тысяч цзиней весом,А может даже тяжелей,Ему прикажешь – он сумеетСтать то короче, то длинней;Ему прикажешь – он сумеетИ толще стать и тоньше стать,То вдруг бесследно исчезает,То появляется опять…Служил он мне большой подмогой,Когда, исполнен дерзких сил,Я в голубых чертогах НебаПогром жестокий учинил.Он был мне верным, сильным другом,Когда, сквозь тысячи невзгодВ подземном царстве непроглядномЯ страшный совершал поход.С ним вместе покорял драконов,Свирепых тигров укрощал,Повсюду проходил спокойно,Ни дебрей не боясь, ни скал,И бесов самых закаленныхУмею побеждать в бою.И оборотней вероломныхМгновенной смерти предаю.Мне стоит только размахнуться,Любой конец его поднятьИ прямо в небеса ударить,В сияющую благодать,И сразу солнце потемнеет,Весь мир сокроется во мгле,И устрашатся духи в небеИ оборотни на земле!Из хаоса давно возник онИ все эпохи пережил,Уходят годы, но с годамиНе потерял мой посох сил!Пройдут столетье за столетьем, –Его не старят времена:Его, как видите, отлилиНе из простого чугуна!