Путешествие на Запад. ТОМ IV

Чэн-энь У

Он поспешно достал патру и отправился на задний двор, где находилась монастырская кухня. Там он заметил, что у всех монахов красные, заплаканные глаза. Все они всхлипывали и, видимо, едва сдерживали рыдания.

– Эге! Да вы, оказывается, скупые и мелочные! – обратился к ним Сунь У-кун. – Мы пробыли у вас всего несколько дней и собираемся перед уходом отблагодарить вас за гостеприимство и возместить расходы на топливо. Чего же это вы так разнюнились?

Монахи в сильном смущении спустились на колени.

– Мы не смеем, не смеем! – заговорили они.

– Что значит «не смеем»? – спросил Сунь У-кун. – Может быть, вы хотите сказать, что вас объедает тот из нас, у кого длинное рыло и большое брюхо?

– Почтенный отец! Не в том дело! – начали объяснять монахи. – Нас в этом монастыре сто десять душ. Если каждый возьмется прокормить вас хоть один день, то все вместе мы сможем кормить вас сто с лишним дней. Разве посмели бы мы обижаться на вас и считать какие-то харчи?

– А если не в этом дело, то отчего же тогда вы плачете? – спросил Сунь У-кун.

– Отец наш! – ответили монахи. – К нам в монастырь забрался какой-то злой дух-оборотень. По вечерам мы посылаем двоих послушников отбивать часы в колокол и бить в барабан. Каждый раз мы слышим, как они звонят и барабанят, но назад не возвращаются. А когда на другой день идем искать их, то находим возле огорода, на заднем дворе, монашеские шапки, соломенные туфли и обглоданные кости. Кто-то их пожирает. Вы живете у нас три дня, и за это время мы лишились шестерых послушников. Мы не из пугливых и зря никогда не сокрушаемся.

А не осмеливались сказать об этом лишь потому, что ваш наставник хворает, однако слез своих не сумели скрыть от тебя.

Сунь У-кун слушал их, испытывая тревогу и радость одновременно.

– Теперь все ясно, – сказал он решительно. – В монастыре завелся злой дух-оборотень, который губит людей. Хотите, уничтожу его?

– Отец! Послушай нас! – взмолились монахи. – Ты же знаешь, что все злые духи-оборотни обладают волшебной силой. Так и этот. Он безусловно умеет летать на облаках и туманах, наверняка знает все ходы и выходы в подземном царстве! Древние люди недаром сложили замечательную поговорку: «Не верь чересчур большой честности, остерегайся также бесчеловечности!». Не сердись, отец наш, и позволь нам сказать тебе все, что мы думаем. Если тебе удастся поймать злого оборотня и уничтожить его с корнем, воистину это будет счастьем трех жизней наших [20] ; ну, а если тебе не удастся, тогда ты навлечешь на нас множество бед.

20

Это будет счастьем трех жизней наших... – По буддийским представлениям, жизнь человека состоит из трех перерождений: в прошлом, в настоящем и в будущем.

– Что это значит: «множество бед»? – спросил Сунь У-кун, задетый за живое.

– Скажем тебе прямо, ничего не скрывая, – ответили монахи. – Нас собралось здесь в этом глухом монастыре сто десять душ. Все мы с малых лет покинули мир сует. Вот послушай, как мы живем:

Лишь волосы большие отрастут, Мы тут же их сбриваем острой бритвой. Заплаты нашиваем там и тут На рубище с усердною молитвой. Чуть утро, окружаем водоем И умываемся струей студеной, И, пальцы с пальцами сложив, поклоны Смиренные пред Буддою кладем. Приходит ночь – и тихий фимиам Мы возжигаем пред его жилищем. Дадао – «Путь великий» – близок нам [21] . Зубами щелкаем, чтоб вознести Сердца и помыслы к святому Будде, «Амитофо» мы на ночь не забудем С благоговением произнести. И голову подняв, мы видим Будд, Святых отцов, подвижников блаженных, Сияющих на лотосах священных, Которые на небесах цветут, Мы много праведников различаем Всех девяти высоких ступеней [22] , Душою разгораясь все сильней. Три звездных колесницы мы встречаем: На них и бодисатвы и архаты, И посреди миров рождаясь вновь, Там Будды милосердного любовь Плывет – спасения челнок крылатый! Хотим тогда войти в Покоя сад И Сакья-муни там узреть воочью. Потом к земле мы опускаем взгляд И проникаем к сердца средоточью. Стараемся вселенную спасти, Пять заповедей строго соблюдая, Чтоб, наши заблужденья постигая, От сущности всю бренность отмести… Когда приходят данапати к нам, Мы рады приношеньям и дарам. Тогда – Мы, старые И малые, И мальчики И взрослые, Жирные, Поджарые, Низкие И рослые, Мы все, отрекшиеся от сует, В медь гонга бьем, В бок деревянной рыбы, Чтоб все пришедшие внимать могли бы Словам из глав «Ученья Будды цвет» И к чтенью глав мы добавляем кстати Письмо, которое, с тоской в груди, Прислал под старость лянский царь У-ди. А если не приходят данапати, Тогда – Мы, прежние И новые, Веселые, Суровые, Крестьяне Прямо с пашни И богачи Вчерашние, Мы закрываем при луне врата, Проверим все засовы и запоры, Нас птиц ночных не потревожат споры, Их крики, их возня и суета. Садимся мы на коврики свои И, погружаясь в самоотрешенье, Душой уходим в древнее ученье Терпения, страданья и любви. Вот почему не можем укрощать Мы оборотней хищных и драконов, Не изучаем демонских законов, Как духов злых заклятием встречать. Врага раздразнишь ты, и алчный демон Сто десять душ сожрет в один присест, И жизни колесо от этих мест Назад покатится. И будет, дьявол, тем он Обрадован, что рухнет монастырь, Что от него останется пустырь… И вечной славы нас лишишь тогда ты В грядущем царстве Будды Татагаты, Все горести, которые нас ждут, Когда рассержен будет враг проклятый, Почтительно мы изложили тут.

21

Да-дао. – Даосисты считают, что добиться высшей степени самоусовершенствования возможно путем «Да-дао», то есть познания «Великого пути». По их представлениям, для того чтобы познать «Великий путь», нужно пройти ряд этапов созерцания, позволяющего добиться «высшей цели», то есть торжества духа над телом и плотью и вступления в определенный ранг праведника, обладающего той или иной чудодейственной силой. 

22

Мы много праведников различаем Всех девяти высоких ступеней.

– Даосские святые, в подражание буддийским, часто изображаются на сидениях из лотоса в порядке, соответствующем рангу того или иного святого, причем низшим рангом является девятый.

Три

звездных колесницы.

– Имеются в виду так называемые «Колесницы бодисатв», на которых эти божества «нисходят с небес» к страждущим; колесницы праведников «Пратек Будды», достигших святости без наставлений Будды; колесницы десяти первых учеников Будды, Шравасти, среди которых почетное место по бокам Будды отводится Кашьяпе и Ананде.

Хотим тогда войти в Покоя сад.

– «Садом покоя» (Ци-юань) буддисты называли излюбленное обиталище Будды. Об этом саде существует легенда: когда-то в давние времена некий богатый благотворитель вздумал создать большой монастырский приют для сирот и обездоленных. Он выбрал место для приюта в красивом саду в княжестве Шравасти (Центральная Индия), принадлежащем наследнику князя. Наследник в шутку запросил столько золотых монет, сколько необходимо для того, чтобы усыпать все дорожки в саду. Благотворитель принял шутку всерьез и действительно усыпал все дорожки золотом.

Словам из глав «Ученья Будды цвет»

– Имеются в виду буддийские проповеди, посвященные учению правил созерцания.

Письмо, которое, с тоской в груди, Прислал под старость лянский царь У-ди.

 – Имеется в виду покаянное послание царя династии Лян, который (VI в.) только перед смертью принял учение Будды.

Когда приходят данапати к нам

Данапати – милостынедатели и щедрые благотворители, поддерживавшие существование монастырей и храмов.

Слушая речи монахов, Сунь У-кун все больше распалялся от гнева, поднимавшегося в сердце и доходившего до печени. Неукротимая злоба бушевала в нем.

– Ну и дураки же вы! – громко крикнул он. – Вы знаете лишь одно: каков злой дух-оборотень, а на что способен я, старый Сунь У-кун, вы и представления не имеете!

Монахи сконфуженно признались:

– По правде говоря, действительно не знаем.

– Тогда послушайте, сейчас я вам расскажу о себе, – с гордостью произнес Сунь У-кун.

Как-то раз я поднялся На гору Плодов и цветов, И мятежные мне подчинились Драконы и тигры, И в небесных чертогах Затеял я буйные игры, Напугав и священных архатов И древних отцов. Но лишь только мучительный голод Проснулся в груди, В тайнике Лао-цзюня Две-три я похитил пилюли, А замучила жажда, Я выпил, лишь стражи заснули, Чарок семь со стола Императора неба Юй-ди. Тут бессмертным сияньем Глаза у меня засверкали, И не черным, не белым огнем, А огнем золотым. Небеса омрачились тогда Облаками печали, И луна потускнела, Закутавшись в траурный дым. В золотых украшеньях, – Не посох я выбрал, а чудо! – Мне как раз по руке, Не страшна с ним любая беда! Я похитил его, Ускользнув невидимкой оттуда, Той же самой дорогой, Какою проник я туда. Так меня ль испугать Кровожадностью демона злого? Что мне оборотни! Что мне происки дьявольских сил! Что мне черти большие и малые! Беса любого, Ухватив, разорву пополам, Сколько б он ни просил! Задрожит и по норам попрячется Свора их злая, Не спасут их Ни ноги, ни крылья, когда налечу. Изрублю я коварных, Сожгу непокорных дотла я, Как зерно, истолку И, как легкую пыль, размельчу. Восьмерых я бессмертных Могуществом превосхожу [23] , Тех, что ездили за море. Бросьте сомненья и страхи! Я поймаю вам оборотня И его покажу, Чтоб вы знали меня, Мудреца Сунь У-куна, монахи!

23

Восьмерых я бессмертных могуществом превосхожу... – По даосским представлениям, восемь бессмертных вышли из знаменитых людей, живших в IX – X веках (эпоха Сун). Их имена и изображения весьма популярны в китайском народе, а именно: Хань Чжун-ли (с веером) – покровитель врачей; Люй Дун-бинь (с мечом) – покровитель военных; Цжан Го-лао (с кистью) – покровитель литераторов; Цао Го-цзю (с кастаньетами) – покровитель актеров; Хэ Сянь-гу (с вышивками) – покровительница домашнего уюта; Те-Гуай-ли (с горлянкой) – покровитель магов; Лань Цай-хэ (с флейтой) – покровитель музыкантов; Хань Сян-цзы (с корзинкой) – покровитель цветоводов. Славится художественная композиция, в которой изображены все восемь бессмертных, переправляющихся через море.

Монахи, насупившись, слушали Великого Мудреца, а сами думали, покачивая головами: «Ну и расхвастался этот лысый прохвост! Видно, неспроста!». Однако они не стали ему перечить и даже высказали свое одобрение к тому, что он сказал. Один только старый лама не удержался.

– Постой! – сказал он. – Как же ты собираешься ловить оборотня, когда твой наставник хворает? Как бы с ним чего не случилось, пока ты будешь биться с чародеем. Как говорится в пословице: «И не заметишь, как получишь рану». Смотри, затеешь с оборотнем драку, впутаешь в нее учителя – нехорошо получится.

– Да, ты прав! Совершенно прав! – ответил Сунь У-кун, спохватившись. – Я пока снесу холодной водицы испить моему учителю, а там видно будет.

С этими словами Сунь У-кун зачерпнул холодной воды, вышел из кухни и направился в келью настоятеля.

– Наставник! – окликнул он Танского монаха. – Выпей холодной водички!

Танский монах, мучимый жаждой, приподнялся, принял патру обеими руками и осушил ее до дна. Вот уж верно сказано: «Когда хочешь пить, капля воды кажется слаще нектара, когда снадобье верное, хворь как рукой снимет».

– Не хочешь ли поесть чего-нибудь, наставник? – спросил Сунь У-кун, видя, что Танский монах приободрился и глаза его оживились. – Может быть, рисового отвара принести?

– Что ж! Я с охотой поел бы немного, – согласился Танский монах. – Эта вода оказалась для меня живительной влагой, вроде пилюли бессмертия! – пошутил он. – Я почти совсем здоров.

– Наш учитель выздоровел, – громким голосом воскликнул Сунь У-кун, – просит рисового отвару.

Монахи засуетились, приготовляя еду. Одни промывали рис, другие раскатывали тесто, жарили блины, варили на пару пампушки, и вскоре наготовили еды на четыре или пять столов. Однако Танский монах съел лишь полплошки рисового отвара. Сунь У-кун и Ша-сэн отведали по одной порции каждого блюда, а со всем остальным справился один Чжу Ба-цзе, который набил себе полное брюхо. После трапезы убрали посуду, зажгли фонари, и все монахи разошлись, оставив наших путников одних в келье.