Путешествие на Запад. ТОМ IV
Шрифт:
– Который день мы здесь находимся? – спросил Танский монах.
– Ровно три дня! – ответил Сунь У-кун. – Завтра к вечеру будет четыре.
– За три дня сколько бы мы успели пройти, – вздохнул Танский монах.
– Зачем считать? – остановил его Сунь У-кун. – Завтра же тронемся в путь!
– Вот это правильно, – обрадовался Танский монах. – Хоть я и не совсем выздоровел, а двигаться надо.
– В таком случае, – сказал Сунь У-кун, – позволь мне сегодня ночью изловить злого оборотня.
Танский монах сильно встревожился.
– Какого же еще оборотня ты вздумал изловить? – с неподдельным ужасом спросил он.
– В этом монастыре завелся хищный оборотень, – спокойно ответил Сунь У-кун, – вот я и решил избавить от него здешних монахов.
– Брат мой! – укоризненно произнес Танский монах. – Как можешь ты помышлять о поимке
– Плохо ты обо мне думаешь! – рассердился Сунь У-кун. – До сих пор я на всем пути всегда одерживал верх над злыми духами-оборотнями. Видел ли ты хоть раз, чтобы я потерпел поражение? Стоит мне лишь приложить руки, как я сразу же выхожу победителем!
Но Танский монах продолжал отговаривать его.
– Брат мой! – умолял он. – Вспомни мудрое изречение: «Коль случай есть, ты бедным помощь окажи, а где пощады просят – пощади! Все лучше сердцем управлять, чем волю дать ему! Чем в спор пускаться злобный, достойнее сдержаться!».
Великий Мудрец, видя, что Танский монах всячески отговаривает его от намерения покорить злого оборотня, рассказал ему всю правду.
– Наставник! Вот что я скажу тебе. Оборотень поселился в монастыре и пожирает людей!
– Кого же он сожрал? – упавшим голосом спросил Танский монах, испугавшись не на шутку.
– Мы находимся здесь всего три дня, а за это время он сожрал уже шестерых послушников.
– Какой ужас! – содрогнулся Танский монах. – Недаром говорят: «Когда заяц помирает, даже лисица горюет!». А уж если животные горюют друг о друге, то людям само небо велело сокрушаться о погибших! Этот оборотень пожирает монахов. А я ведь тоже монах. Ладно, отпускаю тебя, только смотри будь осторожен!
– Об этом говорить не стоит! – обрадовался Сунь У-кун. – Мне бы только добраться до этого оборотня, – я с ним разделаюсь!
И, несмотря на поздний час, Сунь У-кун велел Чжу Ба-цзе и Ша-сэну зорко охранять Танского монаха, а сам, хихикая от радости, выскочил из кельи настоятеля и направился прямо к храму Будды. В небе сверкали звезды, но луна еще не взошла. В храме было совсем темно. Сунь У-кун раздул священный огонь [24] , зажег хрустальные лампады и начал бить то в барабан, то в колокол. После этого он встряхнулся и превратился в подростка-послушника лет двенадцати. На нем была узкая рубаха из желтого шелка, а поверх – длинное монашеское одеяние из белого холста. В руках он держал «деревянную колотушку-рыбу», стучал в нее, а сам читал нараспев какую-то сутру. Прошло время первой стражи, но никто не появлялся, и кругом все было тихо. Наступила вторая стража, взошла луна в ущербе, и вдруг в храме послышалось завывание ветра.
24
«Священный огонь» – трубочка, скрученная из особой бумаги, которая часами тлеет и издает ароматный запах. Также светильник перед изображением Будды. Солошу (или Хэхуньшу) – название священного дерева, под которым почил Будда. Нефритовый зайчонок. – Согласно древним китайским легендам, на луне, которая управляется богом Юэ-лао и богиней Чан-э, живет также нефритовый заяц, на обязанности которого лежит приготовление всевозможных снадобий.
Ну и ветер это был! Вот послушайте:
Темнота покрыла небо, Словно черной, плотной тушью. Ничего кругом не видно В облаках волнистой мглы. Грозно дунул вихрь летучий, Закрутил он пыль сначала, А потом валить на землю Стал могучие стволы. Тьма зловещая сгустилась, Замигав, померкли звезды, И луна багрово светит Сквозь дремучий бурелом, И Чан-э, луны богиня, Солошу в объятьях держит, Чтоб, упав, не поломало Землю огненным стволом. И нефритовый зайчонок НаНе успел пронестись ураган, как вдруг весь храм наполнился ароматом орхидей и мускуса и послышался нежный звон яшмовых подвесок. Сунь У-кун насторожился, поднял голову и стал всматриваться. Ба! Да это была настоящая красавица, которая шествовала прямо к алтарю Будды. Сунь У-кун стал нараспев читать сутру, притворясь, что не замечает деву. Красавица подошла к нему, нежно обняла и спросила:
– Что за сутру ты читаешь, блаженный отрок?
– Ту, что должен прочесть по обету, – ответил Сунь У-кун, ничуть не смущаясь.
– Но ведь все уже давно спят, отчего же ты бодрствуешь? – спросила дева.
– Как же мне не читать, ведь я дал обет! – отвечал Сунь У-кун, словно оправдываясь.
Красавица еще крепче обняла его и поцеловала в губы.
– Пойдем со мною на задний двор! Там мы с тобой позабавимся, – предложила она, пытаясь увлечь за собой послушника.
Сунь У-кун нарочно отвернулся, чтобы подзадорить оборотня, и сказал:
– Ты, видно, ошиблась во мне!
– А ты умеешь гадать по лицу? – перебила его дева.
– Да, кое-что смыслю в этом, – ответил Сунь У-кун.
– Ну, так отгадай, кто я такая! – лукаво попросила красавица.
– По-моему, – сказал Сунь У-кун, – ты любишь тайком предаваться любовным утехам и за это свекор со свекровью выгнали тебя из дому.
– Вот и не угадал! Вот и не угадал! – обрадовалась дева. – Слушай кто я такая:
Не свекор, Не жестокая свекровь Меня за незаконную любовь, Озлобясь, Из дому навек прогнали. Судьба моя в той жизни решена На горе мне. И не моя вина, Что бедной мне В мужья мальчишку дали. Не ведал он, Как быть ему с женой, Вдвоем со мной Оставшись в брачной спальне. И убежала я… Что может быть печальней? С тех пор приходится мне жить одной.Давай проведем вместе эту звездную ночь. Я знаю, что свидание с тобой самой судьбой мне назначено. Мы пойдем на задний двор и там понежимся, как пара чудесных птиц Луань! – закончила дева и потянула за собой Сунь У-куна.
Сунь У-кун выслушал ее и подумал про себя: «Те глупые послушники поддались соблазну любовных утех, а потому распрощались с жизнью. Теперь она, видимо, хочет и меня провести». Отпрянув от девы, он округлил глаза:
– Я ведь монашеского звания, милая тетенька! Мне еще очень мало лет, и я не знаю, что значит понежиться.