Путешествие Нильса с дикими гусями
Шрифт:
– Передайте ему: пусть летит быстрее – так легче, – ответила предводительница, даже не обернувшись.
Гусь попробовал последовать её совету, но скоро совсем выбился из сил и, опустившись ещё ниже, теперь летел над верхушками деревьев, окаймлявших поля и луга.
– Акка! Акка! – опять закричали гуси, летевшие в хвосте и видевшие, как тяжело ему приходится.
– Ну что ещё? – с досадой отозвалась предводительница.
– Белый падает! Белый падает!
– Передайте ему: пусть поднимается выше – там лететь легче.
Гусь попытался последовать и этому совету, но когда стал подниматься ввысь, у него так перехватило
– Акка! Акка! – кричали гуси, летевшие позади. – Белый падает! Белый падает!
– Передайте ему: если не может лететь со стаей, пусть возвращается и сидит дома.
Акка, и не подумав замедлить полёт, стремительно мчалась вперёд. Тогда и понял Мартин, что дикие гуси вовсе и не собирались брать его с собой в Лапландию, а выманили из дома забавы ради.
Ах как же ему было обидно, что не может он доказать этим бродягам, что домашний гусь тоже на что-то способен. Но обиднее всего было то, как отнеслась к нему мудрая и почтенная Акка Кебнекайсе.
Белый гусь медленно летел за другими, размышляя, что делать: повернуть назад или продолжить путь, – как вдруг мальчик-с-пальчик, которого он нёс на спине, сказал:
– Милый Мартин, ты же сам видишь: не может домашний гусь тягаться с дикими. До Лапландии далеко; не лучше ли повернуть назад, пока не поздно?
Слова мальчика вконец раздосадовали гуся, и он прошипел:
– Если скажешь ещё хоть слово, сброшу в первую попавшуюся лужу.
Гнев словно придал Мартину силу, и теперь он летел почти наравне с другими гусями. Вряд ли хватило бы сил надолго, но, на его счастье, стало смеркаться и стая опустилась вниз, на берег большого озера.
«Здесь, верно, будет ночлег», – подумал Нильс и спрыгнул с гуся на землю.
Перед ним расстилалось озеро, затянутое тёмным льдом, и хоть лёд кое-где уже подтаял и у берегов широкой полосой поблёскивала вода, вся эта ледяная гладь словно отгоняла весну и дышала холодом.
Гуси сделали привал на опушке бора, который тоже удерживал зиму – под высокими соснами лежали огромные сугробы.
С тоской обозревая эту белую безжизненную пустыню, Нильс с трудом сдерживал слёзы. Целый день он ничего не ел и был очень голоден. Но где же тут достать еду? В марте ни на деревьях, ни в поле не найти ничего съестного.
Кто накормит его, приютит, приготовит ему постель? Кто разожжёт костёр и защитит от диких зверей?
Солнце уже закатилось, и с озера тянуло холодом. Землю окутала тьма, и из леса доносились странные звуки – шуршание, скрип и потрескивание.
Нильсу стало страшно, но кому пожаловаться, у кого искать защиты?! Мальчик с надеждой оглянулся на Мартина.
Гусь лежал на том месте, где опустился, с вытянутой шеей, закрытыми глазами и еле дышал.
– Милый Мартин, что с тобой? – воскликнул мальчик, склонившись над гусем. – Попей воды из озера – тебе сразу станет легче.
Но белый гусь не шевелился. Сердце у Нильса, который ещё совсем недавно был жесток и с птицами, и с животными, сжалось: ведь теперь Мартин его единственный друг! Мальчик и жалел его, и боялся его лишиться. Он обхватил гуся за шею и потащил к воде, хотя это оказалось делом нелёгким: гусак был самым лучшим и крупным на их
Гусь с минуту лежал неподвижно, но потом поднял голову, отряхнулся и стал жадно пить, а потом и к камышам поплыл. Тут же в открытой воде плавали дикие гуси, выискивая себе корм. Мартин тоже не остался без добычи: поймал маленького окуня и, подплыв с ним к берегу, положил у ног мальчика:
– Вот тебе за то, что подтащил меня к воде.
Это были первые приветливые слова, которые мальчик услышал за весь день, и так обрадовался, что хотел обнять гуся, но не осмелился. Нильс сначала не мог себя заставить есть сырую рыбу, но, поняв, что на другую еду рассчитывать не приходится, отважился попробовать и достал из кармана свой складной ножик, который был теперь не больше спички. Всё-таки мальчик сумел очистить и выпотрошить рыбёшку и съел, подумав: «Видно, я и в самом деле теперь не человек, а гном, раз ем сырую рыбу».
От грустных мыслей его отвлёк Мартин.
– Знаешь, Нильс, я хочу доказать этим надменным птицам, что домашний гусь тоже на многое способен! Во что бы то ни стало надо долететь до Лапландии! И потому прошу тебя остаться со мной.
– Я вообще-то хотел вернуться к родителям, – растерялся мальчик.
– Не беспокойся! В своё время доставлю тебя к ним в целости и сохранности! – пообещал гусь. – Прямо к порогу твоего дома принесу.
Нильс подумал-подумал и решил, что, может, и вправду будет лучше некоторое время не показываться на глаза отцу-матери.
С озера послышалось хлопанье крыльев – это дикие гуси вышли из воды и стали шумно отряхиваться. И вот они во главе с Аккой степенно двинулись к своим новым спутникам.
Белый заметно смутился. Раньше он считал, что домашние и дикие гуси мало чем отличаются, а эти намного мельче его; перья у них не белые, а серые или серо-коричневые, жёлтые глаза, в которых будто горел злой огонёк, нагоняли на него страх.
Белому гусю всегда внушали, что надо ходить медленно и степенно; эти же вовсе не умели ходить, а передвигались, смешно подскакивая. Но больше всего Мартин изумился, увидев их лапы: огромные, с разорванными и растоптанными перепонками, – видно, дикие гуси не выбирали, где ступать. По этим лапам в них сразу можно было узнать перелётных бродяг. Гусь Мартин успел шепнуть мальчику:
– Говори с ними смело, только не открывай, что ты человек.
Подойдя поближе, дикие гуси стали важно кланяться, и белый гусь в ответ закивал, низко склоняя голову. После обмена поклонами Акка Кебнекайсе сказала:
– Теперь мы должны знать, кто вы такие. Наша почтенная стая прежде не принимала чужаков.
– О себе я не многое могу сообщить, – начал Мартин. – Родился прошлой весной, а осенью меня продали Хольгеру Нильссону в соседнюю деревню. Там я и жил до сих пор.
– Значит, ты благородным происхождением похвастаться не можешь, – заметила предводительница. – Как же ты отважился пуститься с нами в путь?