Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
оживленно жести-кулируя, мне всегда представлялось, будто они все так
возбуж-дены, что в следующий момент вцепятся друг другу в волосы. И какими
смешными казались мне даже военная выправка и твердый шаг французских
офицеров, находящихся на пер-сидской службе! Внутренне я радовался гордой
подтянутости моих европейских земляков, ведь контраст с вялой походкой
сутулящегося жителя Средней Азии, к которой привыкли мои *[227] *глаза и
которую я сам усвоил, слишком бросался
заметить.
Перечислить все обилие впечатлений, которые вызывала у меня столица
Ирана, было бы слишком трудно. Кто знает разницу между жизнью на Востоке и
на Западе, тому едва ли нужно говорить, что Тегеран по сравнению с Бухарой
был для меня Парижем.
Велико было удивление "всего Тегерана", когда стало из-вестно о
счастливом завершении моих приключений. Такийе (разрешенное исламом
искусство перевоплощения) является у жителей Востока известным и хорошо
разработанным делом, но им было непонятно, как это френги тоже может быть
таким умелым в этом искусстве. Они бы, конечно, не так сильно завидовали
моему успеху, но им очень понравилась шутка, которую я позволил себе с их
заклятыми врагами, суннитскими татарами.
Несмотря на то что Персия - ближайший сосед государств, расположенных в
пустынях Туркестана, представления персов об этих странах очень путанны и
даже фантастичны; все обращались ко мне, чтобы получить сведения о них. Я
был приглашен к некоторым министрам, а позже мне посчастливилось даже быть
представленным Его Персидскому Величеству. Шах осведомился обо всех своих
высокородных братьях на далеком Востоке, и когда я указал на их политическую
незначительность и сла-бость, он не удержался от некоторого бахвальства и
сказал везиру: "С 15 тысячами человек можно было бы всему положить конец".
Разумеется, восклицание после катастрофы в Мерве: "Каввам! Каввам! Redde
mini meas legiones"^145 - былo совер-шенно забыто. (Неудачный поход против
Мерва, направленный, как я заметил, собственно, против Бухары, был
предпринят под руководством неспособного и подлого придворного, который
носил титул Кавам эд-Доуле ("прочность государства"). Все беды, как и
крупное поражение, которое персы потерпели там от текинцев, произошли только
по вине этого офицера. Он оценивал туркмен так, как Вархерусков в
Тевтобургском лесу, но был слишком труслив, чтобы принять такой конец, как
римский полководец. И его монархом был не Антоний^146 . Может быть, и он
кричал: "Redde mihi meas legiones", но его удалось успокоить 24 тысячами
дукатов; подлый трус и поныне
В беседе мы коснулись также Герата. Наср эд-Дин-шах спросил, как
выглядит сейчас город и что делают жители. Я ответил, что Герат превращен в
развалины, а жители молятся о благе Его Персидского Величества. Шах сразу
понял, на что я намекаю, и быстро, как он обычно говорит, сказал, подобно
лисе в басне: "Таких разрушенных городов я не люблю". В конце аудиенции,
которая продолжалась полчаса, государь выразил удивление по поводу моего
путешествия и наградил меня в знак особой милости орденом Льва и Солнца
четвертого класса, после чего мне пришлось сделать для него краткое описание
своего путешествия.
*[228] *28 марта, в тот самый день, в который я в прошлом году начал
свое путешествие в Среднюю Азию, я покинул Тегеран, чтобы отправиться через
Тебриз в Трабзон. До Тебриза меня сопровождала прекрасная весенняя погода, и
можно легко во-образить мои чувства, когда я вспоминал об этих же днях
прошлого года. Тогда каждый шаг приближал меня к дикому варварству и
неизвестным опасностям, теперь же - к цивилизации и дорогой родине. Глубоко
трогало меня участие, которое выражали мне в пути европейцы. В Тебризе это
были мои замечательные друзья, швейцарцы Ханхарт и другие, и англий-ский
вице-консул мистер Аббот, в Эрзеруме - мистер Маджек (Majack), в Трабзоне -
мой ученый друг доктор Блау, но особенно господин Драгорич (Dragorich),
первый - прусский, второй - ав-стрийский консул, которые своей
предупредительностью и брат-ским приемом сделали меня своим вечным
должником. Эти господа знают тяготы путешествия по Востоку, и признание с их
стороны - лучшая награда, которую может ожидать путешест-венник.
Подобно тому как, покинув Курдистан, я больше не мог обнаружить в
чертах османа ничего восточного, так теперь в Стамбуле я увидел только
великолепно расписанный занавес восточной жизни, не существующей на самом
деле. Только три часа довелось мне пробыть на берегу Босфора, и я был
счастлив, что, несмотря на столь короткий срок, сумел нанести визит барону
фон Прокеш-Остену, неутомимому ученому и дипломату, и я навсегда запомнил
его добрые советы относительно работы над этими мемуарами. Затем я
отправился через Кюстендже в Пешт, где оставил своего спутника-дервиша,
муллу из Кунграда, который сопровождал меня от Самарканда. (Как этот бедный
хивинец, попавший вместо Мекки в венгерскую столицу, глазел на все и