Путешествие в Элевсин
Шрифт:
– Фуск был хорошим ланистой, господин, – ответил я. – И опытным воином. Будь он моложе, успел бы закрыться щитом. А чтобы бросить песок в глаза, нужно выпустить из рук оружие. Это рискованный прием, и не для новичков.
– Вот как? Понятно.
– Могу я спросить тебя, господин – зачем ты послал Фуска на арену? Он ведь был полезнее как ланиста.
– По государственным соображениям, – сказал Порфирий. – Ты уверен, что хочешь знать?
Я пожал плечами.
– Двадцать два лучших гладиатора ланисты Фуска – это весьма дорого, Маркус. Обременительно для казны. Кроме того, я давно
– Какая, господин?
– Всякий, кто посылает бойцов на смерть, должен быть готов к ней сам. Александр Великий, которого я боготворю, сражался в гуще своих солдат и дважды был ранен. Фуск же наживался на чужой смерти. К тому же он прибегал к наветам и доносам. Боги восстанавливают справедливость. Цезарь лишь их орудие, Маркус.
– Ты говоришь готовыми эпиграммами, господин, – сказал я. – Сам Марциал был бы посрамлен.
Порфирий улыбнулся.
– Ты, верно, хочешь узнать, зачем я устроил это побоище на арене?
– Конечно, господин.
– Долги, с которыми Фуск наконец расплатился – не главное. Воины дрались до смерти, потому что только в этом случае они бьются честно, без хитростей и сговора. Мне нужно было определить самого сильного.
– Зачем?
– Победитель в таком бою стоит целой когорты.
– Императорского приказа ждут десять легионов. Что господину какая-то когорта?
– Верно. Но если рядом будешь ты, мне не понадобится толпа вооруженных людей. Согласишься охранять меня – сделаю тебя римским всадником и богачом. Дам тебе право трех сыновей, даже если их у тебя не будет. А если будут, в достатке проживут не только они, но и их дети.
Такая минута бывает в жизни один раз. Главное здесь не продешевить, потому что после торговаться будет поздно.
Я изобразил на лице мучительное колебание.
– Мало того, – продолжал император, – раз ты и правда жрец, к старости я сделаю тебя понтификом, и ты сможешь добавить к своему титулу имена Регины и Весты. То самое, за что ты был осужден, ты получишь на самом деле… Но не испытывай меня слишком долго.
Дольше молчать не стоило.
– Служить господину – великая честь. Одно его слово уже закон, а если он обещает такие дары, я, конечно, согласен. Но справлюсь ли я?
– Это мы увидим. Я ожидаю, что ты будешь рядом и защитишь меня, когда предадут все остальные.
– У господина есть основания ждать предательства?
Порфирий засмеялся.
– Они у императора всегда есть, – сказал он. – Даже если их нет. Причем, Маркус, если повода для опасений нет – это самое опасное, потому что императоров убивают именно тогда, когда они ждут этого меньше всего.
– Понимаю, господин.
– Сейчас иди, Маркус. Тебя накормят и покажут твое жилище.
Я поклонился – и покинул императорскую спальню.
Новая служба пришлась мне по душе.
Я жил вместе с рабами и прислугой в большом трехэтажном доме на территории виллы. У каждого из императорских слуг была здесь крошечная каморка (в таких домах сейчас живет
Я приходил сюда только спать – а поскольку моя комнатка помещалась на последнем этаже, шум чужих совокуплений и свар мне не мешал. Впрочем, шуметь здесь боялись.
У входа в наши кирпичные соты стоял прилавок с горячей едой, расписанный фазанами и петухами. Еда в подогреваемых горшках была отменной – нам доставались остатки императорских пиршеств. Я ел дроздов и красноперок каждую неделю, а жареный кабан или индейка были самым обычным делом.
Фалерном нас не баловали, но молодое кислое вино было чистым и полезным для здоровья. Воду, которой его разбавляли, пил сам император – местного родника хватало на всех.
Все было хорошо, вот только мучили странные сны, где меня допрашивал худой старый жрец в черном. Вместе с ним мы зачем-то пускали изо рта сладкий дым в потолок большой черной комнаты.
Это был какой-то экзамен. Я силился его сдать и не мог – жрец выпытывал нечто непонятное, и каждый раз я просыпался в тоске и страхе. Но ни единого слова из наших разговоров в моей памяти не оставалось.
Видно, мою душу звал назад Вавилон.
Утром, помывшись и обрив лицо, чтобы не оскорблять своим видом гостей принцепса, я надевал чистую тунику, спрыснутую дорогими духами, и смешивался с придворной толпой.
Охрана знала, кто я – по императорскому приказу мне был открыт доступ повсюду. Но центурион преторианцев Формик (у него правда было такое имя, хотя на муравья он походил не особо) в первый же выход отобрал у меня меч, который я целый день перед этим прилаживал под одеждой.
– Тебе можно ходить повсюду, такой приказ есть, – сказал он. – Но распоряжения о том, чтобы ты тайно носил меч, не было.
– Моя цель охранять принцепса, – ответил я. – Как я буду делать это без оружия?
– Когтями и зубами, – засмеялся Формик. – На самом деле императора охраняем мы, и этого достаточно. А если нас не хватит, у принцепса есть еще германцы. Они подчиняются только ему самому.
– Со мной будет безопаснее.
– А вдруг ты сам захочешь на него напасть? Ты хорошо дерешься, Маркус, но нужды в тебе нет. Ты просто императорская игрушка, так что тихо завались куда-нибудь за кушетку и отдыхай. Это мой тебе совет.
– Кто может мне разрешить носить меч?
– Я или император.
Формик был полным мужчиной лет сорока с небольшим, и больше напоминал своими завитыми волосами юриста или менялу, чем воина. Вероятно, прежде он был хорошим бойцом – но взятки и близость к кормилу власти изменили самую его суть. Так бывает с дыней, слишком долго пролежавшей в теплом месте: она незаметно подгнивает изнутри. Ну а про магистратов каждый знает сам.
Порфирий не сказал ни слова о том, должен я быть вооружен или нет. Сам я не смел подойти к нему по этому вопросу. Император же не снисходил до разговора, хотя иногда приветливо кивал издалека, увидев меня между колоннами палестры или рядом с пиршественным столом. Ничего, думал я, ничего – оружие в нашем деле не главное…