Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения
Шрифт:
Пространство осязания
Элементарной составной частью осязаемого пространства является не величина, определяемая движением, наподобие шага ориентации, но величина покоящаяся, а именно — место. Место также обязано своим существованием перцептивному сигналу субъекта и является образованием, не привязанным к материальному окружению. Доказательство этому было разработано Э. Г. Вебером [45] . Если в рамках опыта приложить ножки циркуля (илл. 9), концы которых отстоят друг от друга на 1 см, к затылку человека, он будет отчетливо различать оба конца. Он будет знать, что каждый из них упирается в свою
45
Эрнст Генрих Вебер (1795–1878) — один из основоположников современной физиологии и экспериментальной психологии, исследований чувствительности кожи.
Илл. 9. Опыт Вебера с циркулем
Из этого следует, что у нас, кроме сигналов восприятия, связанных с осязанием, также имеются перцептивные сигналы и для ощущения места, которые мы называем локальными сигналами. Каждый локальный сигнал, вынесенный вовне, определяет место в пространстве осязания. Площадь участков нашей кожи, при прикосновении к которым в нас пробуждаются одни и те же локальные сигналы, очень разнится, и это зависит от значения, которое имеет для осязания соответствующее место на коже. Наряду с кончиком языка, обследующим полость нашего рта, наименьшие по площади участки есть и на кончиках наших пальцев, и потому им под силу распознавание большинства поверхностей. Когда мы ощупываем предмет, мы прикосновениями своих пальцев наносим на его поверхность тонкую мозаику из точек. Мозаика из точек, находящихся в среде обитания животного предметов, как в осязательном, так и в зрительном пространстве — это дар, который субъект преподносит вещам своего окружающего мира (умвельта), поскольку в самом окружении такая мозаика отсутствует.
При нащупывании точки пространства увязываются с шагами ориентации и вместе способствуют сложению представления о форме.
У многих животных пространству осязания отводится совершенно выдающаяся роль. До тех пор, пока у крыс и кошек есть осязательные волосы (вибриссы), они даже при потере зрения остаются нестесненными в своих движениях. Все ночные животные и животные, обитающие в пещерах, по преимуществу существуют в пространстве осязания, представляющем собой слияние места с шагами ориентации.
Пространство зрения
Кожа безглазых животных, в том числе клещей, восприимчива к свету, одни и те же участки их кожного покрова предназначаются для производства локальных сигналов как для световых, так и для осязательных раздражителей. В их окружающем мире зримые и осязаемые места совпадают.
Лишь у животных, наделенных глазами, зрительное и осязаемое пространства четко разграничены. В сетчатке глаза плотно друг к другу размещены крошечные элементарные участки — зрительные элементы. Каждому зрительному элементу соответствует место в окружающем мире, ибо было обнаружено, что на долю каждого зрительного элемента приходится по одному локальному сигналу.
На илл. 10 изображено зрительное пространство летящего насекомого. Естественно, что из-за круглого строения глаза фрагмент внешнего мира, отражающийся в зрительном элементе, по мере отдаления увеличивается, так что один участок глаза охватывает всё более и более значительные части внешнего мира. Вследствие этого все предметы, отдаляющиеся от глаза, постепенно уменьшаются, в конце концов исчезая в одном участке, ибо он представляет собой мельчайший пространственный сосуд, внутри которого нет различий.
В
Подобно руке, двигающейся на ощупь, взгляд, блуждая, выстраивает из всех вещей окружающего мира искусную мозаику, точность которой зависит от количества зрительных элементов, охватывающих один и тот же фрагмент окружения.
Так как количество зрительных элементов в глазу разных животных значительно различается, мозаика мест их окружающего мира соответствующим образом отражает эти различия. Чем грубее мозаика мест, тем больше деталей предметов теряется, и мир, воспринимаемый глазами мухи, выглядит намного упрощеннее в сравнении с миром, который созерцает человек.
Поскольку при помощи наложения тонкой сетки любую картину можно превратить в мозаику из мест, метод решетки позволяет нам наглядно продемонстрировать многообразие мозаик, воспринимаемых взглядом разных животных.
Для этого нужно лишь последовательно уменьшать одну и ту же картину, каждый раз фотографировать ее сквозь одну и ту же решетку и затем снова увеличивать. Тогда постепенно мозаика картины будет становиться всё более грубой. Решетка, зафиксированная на снимке, мешает восприятию, поэтому более грубые мозаичные изображения воспроизведены без нее и выполнены акварелью. Илл. 11 (a–d) сделана при помощи метода решетки. Она дает возможность составить мнение об окружающем мире животного, если нам известно число зрительных элементов его глаза. Илл. 11с приблизительно соответствует картине, которую получают глаза домашней мухи. Очевидно, что в столь мало детализированном окружающем мире никак нельзя увидеть нитей паутины, и мы можем утверждать, что паук плетет остающуюся совершенно незримой для его добычи сеть.
Последнее изображение (илл. 11d) приблизительно передает зрительное представление моллюска. Становится ясно, что зрительное пространство улиток и мидий состоит лишь из нескольких темных и светлых пятен.
Как и в пространстве осязания, в зрительном пространстве связи между разными местами возникают за счет шагов ориентации. Если мы будем препарировать предмет под лупой, задача которой состоит в объединении на малой поверхности большого количества мест, мы обнаружим, что не только наши глаза, но и наша рука, орудующая препаровальной иглой, будет выполнять гораздо более короткие шаги ориентации, в соответствии с близостью размещения распознаваемых мест.
2. Самый дальний план
В отличие от пространства действия и пространства осязания, зрительное пространство со всех сторон ограничено непроницаемой стеной, которую мы называем горизонтом или самым дальним планом.
Солнце, луна и звезды, в равной степени отдаленные от нас, блуждают на самой дальней плоскости, замыкающей собой всё зримое. Положение самого дальнего плана не является неизменным. Когда я, тяжело переболев тифом, впервые решил прогуляться, самая дальняя плоскость оказалась передо мной на расстоянии около двадцати метров и была подобна пестрой драпировке, на которой были отображены все видимые предметы. За ней уже не существовало более или менее отдаленных предметов, но лишь предметы меньшего или большего размера. И даже повозки, проезжавшие мимо меня, достигнув самой дальней плоскости, становились не отдаленнее, а попросту меньше.