Путешествие в прошлое
Шрифт:
Не везде первые ряды македонцев оказались в замешательстве. После обстрела они успели сомкнуть ряды и выставить копья. В первых рядах скифов вновь появился длинный меч-крест, возвышающийся над головами. Он разворачивался, и квадрат немедленно перестраивался, вытягивался. Сверху все это напоминало гребень, в провалы которого людьми вкатывались телеги на огромных колесах. Телега с разгону врезалась в ряды македонцев. Впереди на длинном бревне бронзовая голова животного — вола или медведя. Таран пробивал живую стену копьеносцев. В телеге за щитами сидели хуаниты. После действия тарана они выскакивали и в упор расстреливали, другие ловко пробегали по длинному бревну и прыгали в самую гущу врага. Клин скифов быстро углублялся, за секунды от строгого построения македонского войска не осталось и следа.
В тылу офицеры лихорадочно пытались перестроить воинство, но явно не успевали. Конница хунитов уже просочилась с тылу, и конники
Скифы и хуаниты воинов не добивали, а быстро перестраивались в небольшие отряды и передвигались в поисках офицеров. Побоища в моем представлении не было, хотя раненых было много. Я понял, что главной задачей было рассредоточить полки и лишить руководства.
Вдоль берега стройными колоннами верх по течению проскакала конница хуанитов, за ними — конница горцев, вернувшихся из долины. Они распевали песню о новом дне и ветре с гор. Кое-кто подбрасывал и ловил военные трофеи. Я свершил ту поездку к командующему македонской армией, чтобы добыть знамя. Когда я вернулся, картина изменилась. Пехота македонцев поделилась на группы людей, которые сидели или стояли, посматривая на проходящие отряды скифов и хуанитов. Во многих местах наблюдались попытки общения хуанитов с македонцами, забавны были попытки обмена.
Я видел, как монгол с косичками предлагал серебряный гребень двум македонцам за блестящий шлем с глазами у одного и бляху со змеей у другого. Обоим македонцам был интересен гребень с мастерским изображением крылатого льва, но они не знали, как его поделить. Монгол не мог понять, почему для них проблема — двоим иметь одну вещь, в его клане эта вещь принадлежала пятерым.
Я, спешившись, проходил мимо людей, недавно готовыми убивать друг друга, а сейчас отдыхавших от пережитого и радующихся возможности забыть об этом. Воинственное настроение оставалось в отрядах македонцев, оградивших себя телегами. Меня за плечо тронул грек, ему понравились стремена, и он предлагал мне за них ожерелье в четыре нити серебряных монет: квадратных, круглых и даже треугольных. Еще четверо подошли, и один предложил щит с барельефом: изображение Искандера в шлеме с бараньими рогами. Я ответил, что не прочь обменяться, но конь обидится. Грек позвякивал украшением и глупо таращил глаза, остальные рассмеялись.
В основном македонцы старались выменять что-нибудь из оружия, т. к. их мечи и многое другое было изготовлено из бронзы или плохих сплавов. Везде картина была однотипная — километра три-четыре тянулась ярмарка. Слышались разговоры о богах, о земельных угодьях, о природе и климате, о семейных укладах. Состав македонского войска был разнообразен: финикийцы, ассирийцы, персы, балканцы, но не было перемешано, национальности предпочитали держаться отрядами. Из европейцев резко выделялись ромеи, они были или угрюмы или яростно спорили друг с другом. Было удивительно — полчаса назад доносились вопли раненых, а сейчас — оживленные расспросы и смех.
Кое-где было особенно многолюдно. Мне было хорошо видно, как в одном месте два скифа на плечах поддерживали канат, концы которого натягивали хуа-ниты. В середине, ловко балансируя, показывали свое мастерство то один, то другой хуанит. Только горцы не спешивались и небольшими отрядами появлялись в различных местах. Кое-где македонцы еще оборонялись и были довольно злобны. Я остановился в одном таком месте, чтобы рассмотреть.
Около полутысячи македонцев огородились телегами, бочками, мешками и напряженно ждали, иногда что-то злобно выкрикивая. Много было зрителей, они были увлечены странным зрелищем. На могучем черном жеребце здоровенный македонец в блестящих доспехах, украшенных плюмажами на голове и плечах, выкрикивал ругательства, пришпоривал жеребца и носился кругами, пытаясь настигнуть разбегавшихся хуанитов. Те гримасничали, дразнили его, уворачиваясь от коня и широкого меча. Кое-кто кувыркаясь, проносился под брюхом коня, получая одобрение зрителей. Безуспешная погоня, видимо, надоела здоровяку, он подскочил к обозу и вооружился копьем. Хуаниты завопили, изображая страх. Тот выбрал нескольких и галопом направил коня. Но в это время один из хуанитов в несколько быстрых прыжков догнал его, сделал сальто в воздухе и приземлился на круп коня. Одной рукой удерживаясь за плечо здоровяка, нахлобучил на его лицо свою шапку из овечьей шкуры. При этом завизжал от восторга, как маленький. Шапка закрыла глаза
Македонец развернул коня и направил острие копья на обидчика. Но тот, став в десяти метрах, и не думал убегать, повернулся спиной, наклонился и хлопнул себя по заду. Македонец вонзил шпоры в бока коня, тот захрапел и прыгнул вперед, и казалось, копье вонзится в зад насмешника. Но хуанит развернулся юлой, срубил наконечник копья ударом ноги и продолжал вращаться. Конь шарахнулся в сторону, чуть не сбросив всадника.
Веселье зрителей все усиливалось. Громче всех смеялся высокий медноволосый скиф, сверкая зелеными глазами, как бы предлагая всем от души повеселиться. Загорелый, с облупившимся носом, он был очень странно одет: на голом теле плетеная сеть, поверх нее из сухой буйволиной кожи панцирь, по бокам прошнурованный толстым шпагатом. Мягкие сапоги на толстой подошве, кожаные штаны сняты и небрежно висели на плече. За спиной свисал кривой меч и болтался шлем, похожий более на маскарадную маску. На голове шапочка, украшенная сверкающими бронзовыми пластинами. Худощавый, покрытый скорее узлами, чем мышцами, он сильно выделялся среди зрителей. Колоритная фигура хохотала, подбоченясь, и конечно была замечена всадником. Македонец пришпорил коня и в несколько прыжков оказался рядом с рыжим. Встав в стременах, он занес меч над головой скифа. Мгновение и... скиф оказался сбоку от коня. Он успел выхватить из-за спины меч, рассек узду и нанес удар мыском правой ноги в стремя македонца. Конь пронесся мимо, волоча за собой ревущего воина, его нога надежно застряла в стремени.
Какой-то юный грек подскочил и ловко перерезал постромки. Освобожденный конь заржав, помчался, как ветер, мимо зрителей. Хохотали даже македонцы, влезшие на повозки, чтоб лучше видеть. Отплевывая пыль и траву, македонец вскочил и ринулся на скифа. Все удары его меча скользили в стороны. Скиф вращал свой меч движениями кисти и локтя, ловко отклоняя удары противника. Вот македонец взревел, вытянулся и обрушил свой меч на голову скифа, но тот с удивительной быстротой крутанулся на месте, только отблеск круговых движений меча был виден. В следующую секунду он оказался за спиной македонца. На землю упали украшения с головы и плеч. Рассеченные наплечники не удерживали нагрудный панцирь, и он оттопыривался, как козырек. Здоровяк, ничего не понимая, таращился на рукоять обрубленного меча — это все, что от него осталось. Он опять взревел, развернулся, но скиф наклонился, крутанувшись волчком. На ногах македонца показалась кровь из легких ран и упали наколенники. Он отбросил нагрудный панцирь, короткий плащ и всей тяжестью пошел на скифа. Но тот уже перехватил руку, резко наклонился, и тело воина, описав дугу, глухо шмякнулось в пыльную траву. Он вскочил и вновь бросился на скифа, направив удар кулаком в грудь скифа и наклоняясь вперед. Но тот ожидал удара, уже стоял боком, подхватил руку македонца за кисть, сделал шаг, как бы помогая ему, резко наклонился, заведя руку вниз и назад. И опять тело воина описало дугу, падая на землю.
Публика ликовала от этого зрелища. А македонец все повторял свои попытки. И чем сильнее он старался ударить, чем больше навалиться своим телом, тем дальше он летел, падая на землю. И вот он, как малое дитя, сидит в пыли, раскинув руки и ноги, и непонимающими глазами смотрит вокруг себя на хохочущих людей. От его ярости не осталось и следа, лишь грязь с потеками пота на лице.
К скифу подошли два грека, протянули ему кожаные штаны и меч, который он отбросил перед рукопашной схваткой. Улыбаясь он взял вещи и тут заметил меня. Быстро поприветствовав меня знаком — скрещенные руки на груди, затем отрытые ладони, поспешил скрыться в толпе. Я ответил на приветствие, когда он оглянулся. Я продолжал смотреть ему вслед, хорошо ощущая двойственность: одна часть меня знала его как представителя духовного ордена и осуждала за ребячество, другая часть меня все еще восхищенно искала его глазами, вспоминая лицо и странное одеяние. Я знал, что это одеяние охотника, а не военные доспехи, и мне было непонятно, почему он оказался здесь.
Ко мне подъехали Юраз и офицер-посыльный — меня ждали на малом военном совете. Мы поднялись на один из холмов, и я сверху еще раз осмотрел панораму недавних событий. На всем протяжении происшедших стычек в разные стороны сновали люди. Бывшее македонское войско распалось на отряды, и они уже двигались в различных направлениях. Одна моя часть отметила про себя: «Многие отряды пошли на север. Были завоеватели, стали переселенцы». Им оставили обоз, лошадей, колонны сопровождали скифы. На другом берегу столпилась часть войска в несколько отрядов. Они наблюдали за происходящим и не собирались переправляться.