Путешествие в прошлую жизнь [СИ]

Лебедева Елена Юрьевна

— Никита, тетушка, нам нужно поговорить, так больше не может продолжаться. Я долго думала обо всем и в первую очередь я хочу открыть тебе глаза, Никита. Между мной и Сержем ничего не было, ничего, кроме того последнего поцелуя умирающему. Он специально перешел на сторону Красных, потому что понял, что иначе нам грозит смерть. Он поставил свою жизнь на карту, да ради меня, он любил меня, и я думаю, ты догадывался об этом, — девушка говорила тихо, с неимоверной грустью и тоской в голосе.

Он вынужден был представить меня своей любовницей, несомненно, в тот вечер Сережа переиграл, я ненавидела

его за это, и я пыталась объяснить тебе, ты не стал слушать, ты так легко поверил в мою измену. Никита, я столько пережила ради тебя, ради нас, а ты сдался так легко, — в ее голосе звучала горькая обида и обвинение, — Потом мы долго говорили, он просил прощения, он поклялся спасти нас и поговорить с тобой, он не успел, эта спешная отправка полка… Но с другой стороны это и спасло нас. Никита, ведь ты и я живы благодаря ему, и как я могла оставаться равнодушной, ведь мы даже не похоронили его.

Все остальное тебе известно не хуже меня, я не знаю, что будет с нами дальше. Я устала, Никита очень устала от этого мира от жестокости и боли, лучше бы ты не спас меня тогда в монастыре. Помнишь, ты говорил это мой крест, терпеть и жить дальше, тогда я поверила тебе, теперь нет, во мне что-то сломалось, я не хочу больше жить в этом мире, — она тяжело вздохнула и продолжила, — Мне нужно время, чтобы разобраться во всем, прийти в себя, понять, как жить дальше. Ты мой супруг, мы венчаны перед Богом, и я люблю тебя, но простить я не могу, твою ревность можно понять, но понять убийство человека, спасшего нам жизнь. И… я боюсь, что никогда не смогу простить…

Елизавета замолчала, слезы тихо катились по ее щекам. Не в силах больше выносить хаоса мыслей в голове и пытаясь до конца осознать услышанное, Никита бросился из гостиной. Шатаясь он побрел по уже темным улочкам маленького городка.

В уютной гостиной Елизавета и тетушка продолжили страшный разговор.

— Я хочу пожить в монастыре. Помните тетушка в мой первый приезд к Вам Вы дали мне год, тогда я обрела надежду, теперь ее нет, ничего больше нет…Эмилия, помогите мне, куда мне ехать, есть ли во Франции православная женская обитель?

— Милая, ты уверена в себе?

— Да, мне нужно время. Я не могу сейчас видеть Никиту.

По ее непреклонному тону было ясно, решение окончательное.

— Что ж, сейчас минутку, — тетушка подошла к столу, торопливо перебирая стопку газет, — вот, почитай сама. Как раз для такого случая.

В газете двухнедельной давности в разделе «прочие новости» Елизавета прочитала следующее. «По приглашению сербского короля Александра и сербских церковных властей, 62 монахини Леснинской обители покинули Бессарабию, где они находились с августа 1917 г. после переезда из Петрограда и приплыли на барже по Дунаю в Белград. Им во владение предоставили Кувеждинский монастырь. Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви возлагает большие надежды на помощь русских монахинь в восстановлении женского монашества в Сербии, исчезнувшего за время турецкой оккупации. Сами монахини видят свою главную задачу в том, чтобы стать духовной опорой и уголком отечества для русских эмигрантов».

— Леснинский монастырь, — Елизавета задумалась, — да, конечно, же я слышала об этой обители

еще в России. Ее основательница графиня Ефимовская, кажется, получила благословение от самого Иоанна Кронштадтского. Монастырь находился где-то на границе с Австро-Венгрией в селе Лесна. С началом войны, монахини переехали в Петроград, привезя с собой чудотворную икону Божией Матери. Об этом тогда много писали в газетах, мы с матушкой, — голос, девушки предательски дрогнул, — ходили поклониться и приложиться к этому образу. Наверное, после начала смуты в России, монахини хотели поселится в Румынии, а теперь вот снова переезжают в Сербию. Тетушка, это же как раз то, что мне нужно.

— Да, но Сербия — далеко, это даже не Франция.

— Эмилия, расстояние сейчас это спасение, — я не хочу, чтобы Никита искал меня там.

— Но ты же не собираешься скрываться от него.

— Нет, я скажу, что поеду в Белград, надеюсь, у него достанет самообладания оставить меня в покое!

На этом долгий разговор закончился. Эмилия Павловна с трудом приходила в себя после всего услышанного. Девушка в это время собиралась в дорогу.

Через несколько часов вернулся Никита. Елизавета спокойным тихим голосом рассказала ему о своем решении. Молодой человек хотел поговорить, объяснить, вновь попросить прощения. Но твердый голос и взгляд супруги остановили его на полуслове.

— Никита, я прошу тебя об одном, не пытайся увидеться со мной, дай мне время, я… я напишу, когда устроюсь.

— Как, ты едешь уже сейчас? — Никита с трудом узнал свой сдавленный хриплый голос, — Но мы только с дороги, тебе надо отдохнуть.

— В поезде у меня будет достаточно времени. Я не хочу оставаться здесь, от этого только больнее и тебе, и мне. Прощайте тетушка, прощай Никита, — глаза Елизаветы предательски заблестели.

Тихо скрипнула дверь, девушка вышла, Никита дернулся, за ней, на его остановила теплая рука женщины.

— Оставьте ее, пусть идет, вам сейчас действительно полезно расстаться.

И все же Никита, не удержавшись, подошел к окну, Лиза как раз садилась в экипаж, не смотря на вошедшие в моду автомобили. На секунду их взгляды пересеклись, и девушка скрылась в темноте фаэтона. Колеса гулко застучали по мостовой.

Прижавшись к холодному оконному стеклу горящим лбом, Никита не сразу понял, что плачет. Какая странная штука жизнь. Они остались живы, они во Франции, они венчанные супруги, а впереди полная пустота, счастье осталось там, в залитой кровью и людской болью России: «Почему, почему все так немыслимо сложно в нашей жизни, почему я не остановил ее, не удержал… невозможно, теперь уже слишком поздно исправлять ошибки, все кончено…»

Жизнь во Франции

В монастыре Елизавете было спокойно. Тихая маленькая обитель так напоминала ее кубанскую пустынь, и боль от потери матушки Варвары и других сестер чувствовалась здесь особенно остро. Но в тоже время монастырь был как бы частью той потерянной России, маленьким островком горячо любой Родины, затерянным в чужой стране. Золотые маковки монастырской церкви, звон колокола, призывающий на службу, молитва и запах ладана, все это было так близко девушке, так необходимо именно сейчас.