Путешествие в страну ночи
Шрифт:
– Спасибо, достаточно.
– Голова болела от переутомления - шел третий час ночи. Действительно, Исидро, мягко говоря, сильно осунулся за последние дни и несколько раз проиграл ей в карты.
– Маргарет, стоит ли говорить об этом сейчас? Я устала, вы тоже устали и, думаю, не понимаете, что вы такое плетете...
– Как же можно быть такой слепой!
– Мисс Поттон не унималась. Неужели вы не видите? Он уже не может отвлечь внимание людей, не может читать их сны...
Услышав о снах, Лидия не выдержала:
– Не может навевать видений, где вы с ним вальсируете в лунном свете! Это в семнадцатом-то столетии! Да тогда
– Мне не следовало так говорить...
– Вы не понимаете!
– неистово выкрикнула Маргарет.
– Вы не понимаете его! Все, о чем вы заботитесь, - это найти своего муженька и помочь ему в его шпионских делишках! А то, что рядом с вами гибнет одинокий, благородный, романтический герой...
– Она вслепую кинулась из комнаты. Лидия услышала вскрик перил, на которые налетела мисс Поттон, сбегая вниз по изогнутой лестнице.
– Маргарет!
– Она схватила очки с туалетного столика и, даже не обувшись, бросилась в погоню. Внизу хлопнула входная дверь. Когда же Лидия достигла ее и распахнула, во дворе уже хлопнула калитка.
– Маргарет!
– Взглянула под ноги, подумала машинально: "Ну, этой паре чулок все равно конец..." Два маленьких фонаря освещали обманчиво чистый двор, да тлела лампадка над дверью перед иконой какого-то святого. Лидия сошла с порога и двинулась к кирпичной арке входа. Остановилась у калитки, словно опасаясь открыть ее и ступить во внешнюю тьму.
Где-то поблизости слышалось дыхание Маргарет. Потом в лунном свете неподалеку возникло бледное, похожее на череп лицо, обрамленное паутиной волос. Привыкнув к темноте, Лидия различила и руки Исидро, стиснувшие запястья плачущей мисс Поттон.
Вампир что-то говорил, но так тихо, что нельзя было ничего расслышать. С огромным пониманием и терпением он выслушал затем невнятный истерический шепот Маргарет. Руки ее судорожно цеплялись за серый плащ дона Симона.
В смутном свете, падающем из верхнего окна, происходящее сильно смахивало на сновидение и одновременно на театральный эпизод. Не сводя страстных глаз с вампира, Маргарет откинула голову, выставив горло, и рванула воротник блузки.
– Возьми меня!
– услышала Лидия ее выдох.
– Убей меня, если тебе это нужно!
Что ответил Исидро, осталось тайной. Но Лидия видела, как вампир вновь закутал горло Маргарет, положил руку на плечо и склонил голову, тихо о чем-то говоря. Видя, что дон Симон ведет мисс Поттон к калитке, Лидия бесшумно отступила в тень гранатового дерева. Под кирпичным сводом арки Исидро, должно быть, что-то еще сказал, потому что Маргаpeт кивнула, сняла очки и, утерев слезы безропотно позволила увести себя в дом. Дверь за ними закрылась.
Несколько секунд было тихо, но Лидия знала, что Исидро сейчас вернется. Вскоре на крыльцо легла узкая черта света - вампир снова приоткрыл дверы. Затем щель, исчезла, и, скользнув через двор, он оказался с Лидией лицом к лицу.
– Я попросил ее подыскать для подобных сцен иное время и место.
– Да.
– Раздражение Лидии обратилось теперь на Исидро.
– Досадно, не правда ли, когда кто-то ощущает более сильные чувства, чем ему положено?
– Да, - просто ответил он. Таким голосом подтверждают, что да, сегодня суббота. Луна ушла, сияла лишь лампадка над дверью.
– Хотя сны, которые она видит,
Холодный бриз с азиатского берега зашуршал последними листьями. Колеблемый сквозняком огонек лампадки обозначил туго обтянутую кожей скулу Исидро. Впадины глаз казались черными дырами. И Лидии невольно вспомнился их разговор о том, почему вампиры избегают зеркал.
– Трущобы Галаты и кварталы Пера с их посольствами и банками одинаково пропахли вампирами.
– Пламя лампадки отразилось в бледно-желтом хрустале его глаз.
– Стоя здесь, сейчас, я пытаюсь дотянуться своими чувствами через залив Золотого Рога - и город как будто окутан миазмами. Ощущаю вампиров. Мастера... Но все закрыто, затенено, искажено... словно все карты на столе лежат лицом вниз и ни одной не угадать.
– Он нахмурился и взглянул в сторону калитки.
Гнев улетучился, Лидия невольно шагнула к Исидро:
– Но это точно? Вы говорите... не можете ощутить...
Угол рта его дрогнул в иронической улыбке - слабое эхо человеческой мимики.
– Сожалеете, сударыня? Вас заинтересовало, что, перестав по вашей просьбе убивать, я не смогу оказать помощь ни себе, ни вам?
Лидия всмотрелась в его недвижное лицо.
– Нет, - сказала она.
– Заинтересовало? Да, возможно. Но о сожалении речи быть не может.
– Да, - тихо отозвался он.
– Леди до мозга костей.
Впервые на ее памяти он упомянул этот их уговор.
Исидро качнул головой и вновь оглянулся. В арке лежала чернильная тьма.
– А Джейми?
– Лидия с трудом произнесла его имя, страшась услышать то, чего боялась все эти дни.
Брови Исидро слегка вздернулись.
– Если он в городе, то не здесь, не в Пера.
– В голосе его прозвучала некая неуверенность.
– А если он спит на стамбульском берегу...
– Исидро покачал головой.
– Нет. Мои чувства ослаблены, но дело даже не в этом. Эта тень... эта замутненность, наведенная самими вампирами...
– Он виновато улыбнулся и вновь удивительно стал похож на человека.
– Завтра ночью я попробую в этом во всем разобраться.
– Дон Симон плотнее закутался в плащ (еще один человеческий жест); руки в белых перчатках смотрелись на фоне темных складок, как иней на скале.
– Но мне уже сейчас ясно: что-то странное происходит в этом городе. Я уже объяснил нашей романтической спутнице, что здесь не стоит говорить вслух (пусть даже по-английски) об охоте, убийстве и питье крови. Хотя бы и при свете дня.
12
Эшера разбудили голоса муэдзинов: "Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет Пророк Его..." Слова молитвы были ему известны, но повторить их он не решился - уж больно мрачно они звучали на этот раз.
Сводчатые узкие бойницы, когда-то опоясывавшие помещение, были замурованы лет сто назад. А каждое из верхних окон, прорезанных в барабанах пяти мелких куполов, насколько мог судить Эшер, защищала серебряная решетка. Впрочем, он мог и ошибаться. В течение дня он не слышал ни голосов, ни скрипа колес, ни цоканья ослиных копыт - один лишь лай печально известных константинопольских псов. Иногда ветер забрасывал сюда крики торговцев - на местном греческом диалекте. Зато крики чаек, сильно напоминавшие кошачьи вопли, раздавались здесь день и ночь.