Путешествие в тайную Индию
Шрифт:
Странный хор природы, который начинается в Индии с рассветом, соперничает с еще более странным хором при наступлении ночи. Шакал тявкает в отдалении, эхом приходит ужасный рык дикого зверя, а когда мы приближаемся к озеру между нашими домами и нам пора расходиться, кваканье лягушек, шорохи ящериц и летучих мышей достигают наших ушей.
Утром я открываю глаза навстречу солнечной вселенной, а сердце — ее солнечному посланию.
Мое перо может бесконечно рассказывать и о живописной жизни вокруг меня, и о беседах с Махарши, но пора заканчивать эту хронику.
Я внимательно изучал мудреца и неизменно видел в нем дитя далекого прошлого, когда открытие духовной истины считалось не менее ценным,
Время от времени он по-прежнему странно отстранен, в другой раз доброе благословение его внутреннего великодушия привязывает меня к нему стальными обручами. Я научился покоряться загадке его личности и принимать его таким, какой он есть. Но хотя он хорошо защищен от внешних соприкосновений, любой найдет нить Ариадны, если пойдет по его внутренней тропе, ведущей к духовному соприкосновению. Он нравится мне. Ибо он прост и скромен, хотя атмосфера подлинного величия ощутимо окружает его. Ибо он не намекает на оккультные силы и иерофантическое знание, дабы поразить склонную к мистике натуру его соотечественников. И он начисто лишен любых следов претенциозности, твердо отвергая все усилия канонизировать его при жизни.
Мне кажется, что присутствие такого человека, как Махарши, обеспечивает историческую преемственность в получении божественного послания, недоступного всем нам. И необходимо признать, что такой мудрец приходит открыть нечто, ничего не доказывая нам. В любом случае, его учения сильно притягивают меня, ибо его личное отношение и практические методы абсолютно научны на свой манер. Он не ссылается на сверхъестественную власть и отрицает слепую религиозную веру. Высокая духовность Махарши и рациональный подход его философии отзываются лишь слабым эхом в вон том храме. Даже слово «Бог» редко слетает с его губ. Он избегает темных и спорных вод волшебства, где столько многообещающих путешествий закончились кораблекрушениями. Он просто ведет путем самоанализа, которым можно заниматься безотносительно любых древних и современных теорий и верований, и этот путь в конце концов приведет человека к истинному самопознанию.
В процессе этого самораскрытия я стараюсь стать простым цельным существом. Снова и снова я сознаю вторжение ума Махарши в мой ум, хотя мы ни слова не говорим друг другу. Тень скорого отъезда висит над моими стараниями, и я оттягиваю его, пока плохое здоровье вновь не вступит в игру, ускоряя бесповоротное решение уйти. Глубокая внутренняя потребность привела меня сюда, и она достаточно крепка, чтобы ниспровергнуть жалобы больного тела и усталого мозга, заставляя меня поддерживать пылкую настойчивость. Но нельзя долго отвергать Природу, и вскоре мне неминуемо угрожает физический упадок сил. Духовно моя жизнь приближается к наивысшему пику, но — странный парадокс! — физически она соскальзывает до самой низкой точки. За несколько часов до последней встречи с Махарши меня колотит крупной дрожью, а лоб покрывается испариной с ненормальным обилием пота — это первые предвестники лихорадки.
Я поспешно возвращаюсь с осмотра потайных святилищ великого храма и вхожу в зал, когда вечерняя медитация уже наполовину прошла. Я тихо опускаюсь на пол и сразу принимаю обычную медитативную позу. Несколько секунд я собираюсь и с закрытыми глазами привожу сумятицу мыслей к устойчивому центру, упорно направляя сознание внутрь.
Образ сидящего Махарши ярко плывет перед моим мысленным взором. Следуя его постоянным советам, я пытаюсь прорваться сквозь картинку ума в нечто бесформенное, его реальное существо и внутреннюю природу, его душу. К моему удивлению,
Вопросы ума, которые отмечали большинство моих первых медитаций, в последнее время исчезают. Я неоднократно, по очереди, спрашиваю сознание о физических, эмоциональных и умственных чувствах, но не удовлетворенный в поиске себя, оставляю их. Теперь я посылаю сознание к его центру, стремясь познать начала. И наступает наивысший момент. В неподвижной концентрации мой ум тянется внутрь себя, а границы реального мира начинают размываться. Я окружен на время полной пустотой и прихожу в уме к пустой стене. И всеми силами поддерживаю сосредоточенное внимание. Но как трудно оставить ленивое безделье нашей поверхностной жизни и привести ум к высшей точке концентрации!
Нынче ночью я быстро взлетаю к этой точке, едва столкнувшись с постоянной последовательностью мыслей — обычной прелюдией к этому достижению. Новая и властная сила динамично действует в моем внутреннем мире и ведет внутрь с неослабной скоростью. Первая великая битва закончена почти без удара, приятная счастливая легкость достигает высшего напряжения.
Потом я отстраняюсь от рассудка, сознающего, что он думает, ибо интуиция предупреждает меня, что это просто инструмент. Я наблюдаю за этими мыслями со странным отчуждением. Доселе я обычно гордился мыслительным процессом, но теперь бегу от него, ибо понимаю с изумительной ясностью, каким его бессознательным пленником был. Приходит внезапное желание стать вне интеллекта — и только быть. Я хочу проникнуть куда-то глубже мысли. Я хочу узнать чувство освобожденного от постоянного рабства ума, но сделать это с ясным пониманием и сознанием.
Очень любопытно стоять в стороне и наблюдать за мыслительным процессом, словно есть что-то еще; видеть, как возникают и исчезают мысли; а еще необычнее интуитивно понимать, что собираешься проникнуть в скрытые мистерии самых глубоких тайников души человека. Я чувствую себя Колумбом, открывающим неизвестные земли на карте континента. Полностью подвластное ожидание тихо трепещет во мне.
Но как отстраниться от вековой тирании мыслей? Я вспоминаю постоянные советы Махарши — не стараться силой остановить мысль. «Ведите мысль к ее первоисточнику, — говорил он неизменно. — Следите в самораскрытии за собой истинным, и ваши мысли умрут сами». И, чувствуя, что нашел источник начала мышления, я отдаюсь состоянию, которое приводит мое внимание к этой точке, окружая меня полной пассивностью, но продолжаю напряженное наблюдение, как змея за жертвой.
Это уравновешенное состояние царит, пока я не открываю истину предсказания мудреца. Волны мысли начинают естественно пропадать. Работа логики и рационализма нисходит к нулю. Я захвачен странным ощущением. Время головокружительно несется, а антенна моей интуиции быстро достигает неизвестного. Телесные чувства как бы исчезают: я больше не слышу, не чувствую, не помню — и понимаю, что в любой миг стану вне сущего, на самой границе мировой тайны…
Наконец это происходит. Мысль гаснет подобно задутой свече. Интеллект возвращается на реальную почву, и работа сознания не расстроена мыслями. Я постигаю то, в чем когда-то сомневался, несмотря на смелые утверждения Махарши. Ум поднимается к трансцендентальному источнику. Ум полностью отрешен, как в глубоком сне, но нет и толики потери сознания. Я остаюсь всецело спокоен и полностью сознаю, кто я и что происходит. Однако мое сознание выходит из узких рамок отдельной личности, оно превращается в нечто наивысшее и всеобъемлющее. «Я» еще существует, но оно изменено и лучезарно. Ибо нечто, значительно превосходящее мелочность личности этого «Я», глубокая божественность, поднимается в сознании и становится «мы». И тогда возникает изумительное и новое чувство абсолютной свободы, ибо мысль, подобная вечно снующему челноку ткацкого станка, освобождена от тиранического движения и выходит из тюрьмы на открытый воздух.