Путешествие вокруг света
Шрифт:
С феноменом миража можно, впрочем, встретиться и на обширных пространствах наших торфяных болот, например близ Линума {129} , где мне довелось его наблюдать. Он виден в вертикальном направлении. Наиболее удобно изучать условия, при которых он возникает, на поверхности длинных, освещенных солнцем стен (например, кольцевых стен Берлина к югу и западу за чертой города), постепенно вплотную приближая к ним взгляд. Когда суша поднимается над горизонтом, как говорят моряки, линией горизонта считается ближе расположенный к глазу край образуемой самым низким слоем воздуха зеркальной поверхности; но в действительности эта линия лежит дальше, чем видимый горизонт. Я полагаю, что это заблуждение во многих случаях может оказывать влияние на астрономические наблюдения, вызывая ошибку порядка пяти, а может быть, и более минут. Таким образом, миражи наряду с девиацией, или отклонением магнитной стрелки, наблюдаемые на борту корабля, надо отнести к числу тех причин, которые в полярных районах влияют на точность астрономических наблюдений и гидрографических съемок побережий. О девиации было известно еще до начала нашего путешествия (см. труды Флиндерса, Росса, Скорсби {130} и др.). Не думаю, кстати, что О. Коцебу принимал во внимание миражи или девиацию.
Мы высадились на берег у яранг, покинутых людьми. Там осталось лишь несколько собак. Мы воспользовались
Помещение — квадрат со стороной 10 футов, стены— 6 футов высотой, потолок сводчатый, наверху четырехугольное, затянутое пузырем окно. Постройка сделана из балок, изнутри гладко обтесанных. Спальным местом служат нары высотой 1,5 фута, расположенные напротив двери. Они занимают треть помещения. Вдоль стен тянутся, напоминая лестницу, полки, на которых размещаются утварь и орудия труда. Дверь — круглое отверстие посередине стены, 1,5 фута в поперечнике. Похожая на ходы в кротовых норах штольня выложена деревом; стоять во весь рост там можно не везде. Она соединяет внутреннюю дверь помещения с четырехугольным выходом высотой 3 фута, огражденным двумя земляными валами и открывающимся на юго-восток. От главного хода ответвление ведет к яме, где хранится зимний запас — куски сала размером с фут, здесь же решета с длинными рукоятками, чтобы их доставать. Главное помещение и переходы снаружи присыпаны землей.
Пока мы рассматривали все это, парусная байдара с островитянами подошла со стороны моря к юго-западному входу в бухту, направилась вдоль побережья на восток и затем скрылась из виду. Двое мужчин, каждый в одноместной байдаре [каяке], появились со стороны материка и принялись наблюдать за нами, но мы так и не смогли уговорить их приблизиться.
Одноместная байдара для этих людей — то же, что конь для казака. Она представляет собой узкий, длинный, заостренный в передней части пузырь из моржовых шкур, который натянут на легкий деревянный каркас. Посередине имеется круглое отверстие. Туда садится человек и вытягивает ноги. Он соединен с лодкой кожухом из камлейки, имеющим такую же ширину, что и отверстие. Сидящий в лодке завязывает кожух под мышками. Держа в руках легкое весло, балансируя, как всадник на коне, он стрелой несется по зыбкой поверхности. Перед ним в полной боевой готовности лежит оружие. Это транспортное средство у различных народов почти одинаково по своему устройству и хорошо известно из описаний путешествий и по изображениям. Его демонстрировали и сами эскимосы в европейских столицах. Наоборот, большую байдару, женскую лодку [умнак], можно сравнить с тяжелой повозкой в караване кочевников.
Когда вечером мы возвращались на свой корабль, за нами следовали три байдары — в каждой по десять человек. Они подошли к одной из наших лодок, отставшей от других, в которой находились капитан, лейтенант Шишмарев и только четыре матроса. Эскимосы, по-видимому незнакомые с огнестрельным оружием, заняли угрожающую позицию, но воздержались от враждебных действий и сопровождали лодку до самого корабля; однако мы так и не смогли уговорить их подняться на борт «Рюрика».
Мы двигались прежним курсом вдоль такого же низменного побережья до тех пор, пока днем 1 августа не оказались у входа в обширный морской залив. Берег к востоку терялся из виду, а вдали на севере виднелись высокие предгорья. Ветер улегся; мы бросили якорь; течение с силой устремилось в залив. Складывалась весьма многообещающая ситуация. Возможно, мы находились у входа в пролив, отделявшего сушу на севере от континента подобно острову. Этот пролив мог стать искомым проходом. Капитан Коцебу приказал высадиться на берег, чтобы взобраться на холм и с его вершины обозреть окрестности. На этом месте, обозначенном на карте капитана как мыс Эспенберг, к нам пришли местные жители. Как и подобает храбрым мужчинам, они показали нам, что вооружены для войны, но готовы и к миру. Именно здесь, еще до того как мы их увидели, я один, безоружный, занимаясь на свой страх и риск сбором растений для коллекций, неожиданно столкнулся с группой, состоявшей примерно из двух десятков мужчин. Поскольку у них не было причин меня опасаться, они приблизились ко мне, как друзья. Я захватил с собой трехгранные иголки, которые можно купить в Копенгагене; они служат здесь ходовой монетой. Изготовляются они на потребу жителей, подобных встреченным нами, ими торгуют в Гренландии. Ушко — ненужная деталь. Нить из звериных жил крепится непосредственно к стальному стержню. Я вынул коробочку с иголками и, начиная с правого фланга, по очереди одарил каждого из людей, стоявших передо мной полукругом, двумя иголками. Это был ценный подарок. Я заметил, что один из стоявших впереди, получив причитающиеся ему иглы, перешел на другой фланг, где ему освободили место. Когда я вновь подошел к нему и он опять протянул руку, вместо ожидаемых иголок я неожиданно сильно хлопнул его по ладони. Я не просчитался: все — и я в том числе — засмеялись, а когда люди смеются вместе, у них устанавливается взаимопонимание.
К кораблю нас сопровождало большое число байдар. Шла оживленная торговля, много шутили. Оказалось, что коренные жители хорошо разбираются в торговле. Они получали от нас табак и не столь ценные мелочи: ножи, зеркала и т. п.; но длинные ножи, которые они так хотели приобрести в обмен на ценные меха, никто из нас им предложить не мог. Мы покупали у них изделия из мамонтовой кости, фигурки зверей и людей, орудия, украшения и т. п.
Вечером поднялся ветер с юга, и «Рюрик» поплыл по проливу на восток. Утром 2 августа на севере мы еще видели высокий берег, на юге — низменное побережье, а прямо перед собой на востоке — открытое море. Лишь к вечеру на горизонте показались отдельные контуры суши; они соединились и протянулись цепью между обоими берегами. Мы могли надеяться пройти только в одном месте. Погода не благоприятствовала нам. 3 августа удалось пройти через пролив между узким предгорьем материка на севере и островом и бросить якорь в защищенном месте. Окружавшие нас берега были гористы; лишь на севере открывался свободный обзор. Чтобы обследовать эти места, 4-го мы предприняли экскурсию на байдаре и баркасе. Вскоре вокруг нас сомкнулась бухта, которая на севере и на востоке вдавалась в сушу; берег круто поднимался почти на восьмидесятифутовую высоту и далее волнистыми складками плавно переходил в необозримую голую равнину, на которой кое-где виднелись пятна торфяников. Мы провели ночь под байдарой и 5-го при неблагоприятной погоде вернулись на корабль. Оставалась надежда открыть устье реки. 7-го мы совершили еще одну экскурсию в бухту на север. 8-го буря заставила нас снова вернуться на стоянку. В этот день Эшшольц, который тогда, как и все мы, пытался продвинуться дальше, направился вдоль побережья к горам в направлении нашей якорной стоянки и открыл так называемые ледяные горы {132} , которым те, кто незнаком с Севером и полярными путешествиями, уделяют, по-видимому, слишком много внимания. Я внимательно прочел и изучил все, что написал Бичи {133}
12
Прошу сравнить здесь то, что и я писал об этом в «Linnea» (1829, т. 4, с. 58 и сл.), с высказываниями авторитетных специалистов, приведенными на с. 61 {134} .
Не сомневаюсь, что зубы мамонта, которые мы здесь собрали, сохранились во льду; но правда и то, что зубы, попавшие к нам в руки, еще раньше были найдены, осмотрены и повреждены аборигенами, на месте стоянок которых мы разбивали свои лагеря. Однако если остатки первобытных животных сохранялись именно во льду, то он должен был иметь более древнее происхождение, чем песок, где я находил только рога оленей и особенно часто плавник, ничем не отличающийся от того, какой море и сейчас выбрасывает на берег. Следует также иметь в виду, что этот ледяной берег простирается между древними горами и песком.
Я собрал и заботливо отложил в сторону много обломков бивней мамонтов, но, к сожалению, ночью их сожгли в лагерном костре. Пришлось радоваться хотя бы .тому, что впоследствии мне удалось найти бивень, коренной зуб и обломок бивня, которые я подарил Берлинскому минералогическому музею. Надо было бдительно стеречь находки и самому отнести их в лодку. Мне ничем не помогли и ни словом не поддержали. Бивень, который показался мне слишком толстым и вместе с тем слишком мало изогнутым, чтобы принадлежать мамонту, Кювье {136} в своем великом трактате отнес именно к этому виду животных, основываясь на моих рисунке и описании.
Бухта, где мы находились, была названа именем Эшшольца, а остров, под чьей защитой «Рюрик» стоял на якоре,— моим (в «Наблюдениях и замечаниях» у него еще нет имени). На песчаной косе, где мы расположились лагерем, так же как и на скалистом острове, отклонение магнитной стрелки компаса было весьма неравномерным.
Во время таких экскурсий, как описанная выше, моим часам с секундной стрелкой берлинской фирмы «Шуниг» выпала честь служить хронометром; поскольку мне они были не нужны, я передал их капитану. Два дня мы провели в лагере, где очень пригодилось английское консервированное мясо (свежее мясо с бульоном в запаянных жестяных банках). На третий день, утром 9 августа, мы вернулись на корабль. Вовремя нашего отсутствия островитяне на двух байдарах хотели посетить «Рюрик», но по приказу капитана их туда не пустили. Территория вокруг залива Коцебу необитаема, и на его берегах заметны лишь места стоянок аборигенов. Одно из таких мест находится, например, на острове Шамиссо, а другое — у ледяных гор бухты Эшшольца; аборигены появляются там, вероятно главным образом для сбора костей и бивней мамонтов.
10 августа шел дождь; после обеда погода прояснилась, и мы подняли паруса. Предстояло еще обследовать часть южного побережья. Когда стемнело, стали на якорь, и к нам опять заходили жители. 11-го мы при близились к высокому, гористому выступу побережья обозначенному на карте Коцебу как мыс Обманчивый! отсюда к нам направилось несколько байдар. Между этим гористым мысом и расположенным к северу от него мысом Эспенберга находилась обширная бухта с низменными берегами. Море было здесь не таким глубоким; мы стали на якорь и сразу же начали готовиться к высадке на берег. Предполагалось, что там находится устье реки. Было уже далеко за полдень; густой туман вынудил нас вернуться на корабль. 12 августа ранним утром мы осуществили намеченную высадку, но из-за весьма незначительных глубин удалось выйти на берег лишь в отдаленном пункте, примерно в 6 милях от нашего судна. Внимание капитана привлек поток на низменности; он имел выход в море, и, возможно, течение в нем было направлено в сторону суши. Вернувшись с ботанической экскурсии, я застал капитана беседующим с местным жителем, у которого он пытался получить сведения о направлении и особенностях этого пролива {137} . Этот человек поставил здесь палатку для своей семьи. Увидев капитана, сопровождаемого четырьмя людьми, он приготовился к бою, положил стрелу на тетиву лука и вместе с сыном двинулся навстречу капитану. Он вел себя решительно, мужественно и умно, как и подобает храброму человеку, встретившемуся с чужаками, чьи силы превосходящи, а намерения вызывают подозрения. Капитан успокоил его, отпустив охрану, и один без оружия подошел к нему. Мир был скреплен подарками. Эскимос гостеприимно пригласил капитана в палатку, где находились его жена и двое детей, но чувствовал все же себя не вполне спокойно в присутствии чужеземца. И тут я вновь выступил в своей старой роли переводчика. Изображая пантомиму, будто плыву по проливу в направлении от моря, я спрашивал нашего друга взглядами и жестами: «куда, когда?» Он тотчас же понял вопрос и ответил весьма ясно: «Девять солнц плыть, девять ночей спать. Земля справа, земля слева; потом свободный горизонт, никакой земли не видно». Мы бросили взгляд на карту, она подтвердила предположение, что этот пролив, с которым может соединяться другой пролив, идущий из бухты Шишмарева, вероятно, выходит к заливу Нортон.
Как только нашему другу удалось отделаться от нас, он свернул палатку и вместе с семьей перебрался на противоположный берег. А мы устроили на ночь лагерь У подножия холма с могильными памятниками аборигенов. Покойники лежат прямо на земле, покрыты плавником и таким образом защищены от хищников; вокруг торчит несколько шестов, на которых укреплены весла и другие предметы. Движимые жадным любопытством, мы разворошили могилы, забрали черепа. То, что собирал естествоиспытатель, понадобилось и художнику, а затем и всем остальным. Вся утварь и орудия, оставленные умершим их близкими, были расхищены. Наконец матросы, чтобы поддержать огонь в лагерном костре, отправились к могилам за плавником и разрушили памятники, чего вполне можно было избежать, но это пришло нам в голову слишком поздно. Я никого не виню; действительно, все мы были настроены самым дружелюбным образом, и не думаю, чтобы европейцы могли бы относиться лучше, чем мы, к чужим народам, «дикарям» (капитан Коцебу тоже называет эскимосов «дикарями»); наши матросы в полной мере заслужили похвалу, которую им адресует капитан. Однако, если бы местные жители взялись за оружие, чтобы отомстить за осквернение могил, на кого пала бы ответственность за кровопролитие?