Путешествие вокруг света
Шрифт:
Медицина для тех, кто в ней нуждается,— это тайное, почти колдовское искусство. Большая часть ее силы основывается на вере. Волшебство и магия, распространенные под тысячью именами и в тысяче различных форм, столь же древних, как и сам род человеческий, были первыми средствами исцеления и, наверное, будут последними. Они непрестанно омолаживаются под новыми названиями, именами, приобретая современные формы — у нас научные, например так называемый месмерианизм {209} и... Не хочу никого обидеть, но кто будет оспаривать, что и сегодня в таком просвещенном городе, как Берлин, предпочитают лечить болезни заговорами или знахарскими чудесными средствами, нежели обращаться к помощи квалифицированных врачей.
Хотелось бы лишь посоветовать тем,
В то время как я был вынужден оказывать помощь многим, обращавшимся ко мне, у меня самого было немало хлопот с собственным здоровьем. Я лечил себя кокосовым молоком и апельсинами и тщетно пытался отучить дона Пепе от местного обычая сильно сдабривать куриный суп имбирем и другими специями. К этому, очевидно, сводилось его врачевание, и он упорствовал из самых добрых побуждений. Облегчение мне приносила только баня.
Вечером лошадей выгоняли на пастбище, а рано утром, перед тем как отправиться в путь, ловили — таков местный обычай. Но при этом терялось не только время, но и нередко лошадь.
Известно, что табак в испанских колониях — главная доходная статья короны, которая взимает подушный налог вместо прямых поземельного и имущественного налогов: ведь в табаке в равной степени нуждаются и бедные, и богатые. На Гуахаме этот ненавистный налог не давит на население. Но здесь бедный тагал лишен возможности платить королю за то, что земля дает бесплатно. На улицах и дорогах бедняки выпрашивают окурки у тех, кто держит их во рту и не докуривает до конца. Дон Пепе просил меня отдавать ему окурки и распределял их поровну между членами всей группы.
На третий день мы достигли края кратера, откуда можно было обозреть лагуну Бонгбонг и лишенный растительности, мрачный вулкан Тааль. Оттуда через лес мы спустились на запад к нынешнему селению Тааль на берегу Китайского моря. Здесь у нас пропала лошадь. Часть утра 15-го я провел в бане, а после обеда вместе с доном Пепе и одним из тагалов поднялся в легкой лодке вверх по течению реки, берущей начало в лагуне. Мы отдохнули в бедной рыбацкой хижине и ночью вновь подплыли к переправе, чтобы оттуда отправиться на вулкан. Здесь дон Пепе заклинал меня соблюдать осторожность, осматривая все без лишнего шума. Вулкан, относящийся миролюбиво к местным жителям, всякий раз, когда приходит испанец, грозит новым извержением. Я ответил доброму тагалу, что я не испанец, а русский— уловка, которая, кажется, не ослабила его опасений. Я решил не перечить ему, а выполнять все его указания. Впрочем, он забыл о них скорее, чем я.
Мы высадились на острове с наветренной стороны. Первые лучи солнца застали нас на краю адского котла. Когда мы шли по этому краю в поисках места, откуда Удобнее было бы спуститься вниз, дон Пепе забыл о всякой осторожности. Его привело в восторг то, что мы идем на такой риск, на какой, как он полагал, никто до нас идти не решился, да и вряд ли сможет отважиться и после нас. Из всех людей только мы ступили на эту тропу. Я скромно обратил его внимание на то, что до нас уже здесь побывал скот: по берегам острова кое-где растет трава и, чтобы она не пропадала, сюда завезли коров. Не могу понять, что могло побудить их карабкаться на крутой голый конус, состоящий из лавы, и потом прокладывать тропинку через край обрыва.
Вулкан Тааль уже описан в моих «Наблюдениях» и вторично — в «Живописном путешествии» Хориса, который нарисовал его по моим наброскам. Вечером мы возвратились в селение Тааль и 19 января 1818 года вернулись в Тьерра-Альту.
Я еще ничего не сказал о самой Маниле, куда не раз совершал маленькие экскурсии по суше и по воде вдоль хорошо возделанного берега бухты и где мне неизменно оказывали самый сердечный, дружеский прием. В Маниле нет гостиниц, и там нашим хозяином был доктор дон
Моим главным занятием в Маниле были поиски в библиотеках и в монастырях людей и книг, у которых и откуда можно было бы почерпнуть сведения о народах и языках Филиппин и Марианских островов. Я уже сообщал о том, что мне удалось и чего не удалось добиться в этом отношении. В короткое время я составил себе хорошую библиотеку из трудов тагаловедов и историков Манилы. Некоторые из книг я купил, но большинство было мне подарено; в ответ я также вынужден был дарить книги. Повсюду я встречался с высокогуманным образом мыслей, с величайшей готовностью прийти на помощь и весьма вежливыми манерами. Лишь в том монастыре, где находился «Словарь тагальского языка» (Vocabulario de la lengua tagala), монах, вручивший оплаченный мною экземпляр, составил исключение из правила: приказав мне удалиться, он закрыл за мной дверь. Его поведение больше огорчило узнавших про это испанцев, чем меня самого, ибо я помнил, что монах и женщина no hacen agravio(не могут оскорбить честь).
Когда в ночь с 3 на 4 июля 1822 года сгорел дотла дом, в котором я жил, то главное, что кроме жизни моих близких я стремился спасти, было мое тагальское собрание, и я позаботился о том, чтобы передать его в Королевскую библиотеку в Берлине, где ученые — специалисты по малайским языкам смогут найти многое, что не так-то легко обнаружить в других книгохранилищах.
Мы были на Лусоне в то время, когда манго еще не созрело. Этот широко известный и высоко ценимый фрукт, который произрастает здесь в избытке, составляет, по-видимому, существенную часть пищевого рациона населения. Нам удалось раздобыть плоды единственного созревающего в этот сезон сорта манго и после обеда распределить их среди экипажа. Порция была слишком мала, поэтому не могу сказать о нем ничего определенного. Вообще мы пробовали лишь те фрукты жаркой зоны, которые можно достать в любое время года. Никаких манго! Никаких ананасов! Никакой евгении {210} ! И тому подобного!
Китайское предместье — притягательное место для тех, кто не бывал в Срединном царстве. Non cuivis homini contigit adir'e Corinthum {211} .Пусть во многих отношениях мы стоим выше китайцев, но Китай — это обычное государство, проводящее консервативную политику, и те у нас, кто придерживается такого курса, наверняка смогут многому научиться на его примере. При этом я не имею в виду попытки передвинуть стрелки часов истории назад в тех сферах, где мы действительно далеко обогнали китайцев. Такие попытки всегда обречены на неудачу. Речь идет о том, чтобы определить, что надлежит сохранять и как осуществить подобную консервацию. Но это находится уже за пределами моей компетенции. Более подробный материал по таким вопросам можно почерпнуть в «Записках по истории Китая» («M'emoires pour servir `a l’histoire de la Chine»), Что же касается меня, то я ограничился тем, что просто разглядывал лица китайцев.