Путешествие
Шрифт:
— Кто это?
— Здешний врач. Очень милый человек, но на что он нам?
Синьор Памфилони выскочил из калитки, упал в объятия Генрика, оттолкнув Патрицию, и только спустя минуту заметил ее.
— Ах, прошу прощения. Покорнейше прошу извинить меня за такое невнимание. Увы, у синьора Шаляя обо мне ужасное мнение — как о человеке грубом и невоспитанном.
Патриция снова взяла Генрика под руку: наклонив голову к его плечу, она улыбалась синьору Памфилони.
— Хотя вы и разлучили нас так стремительно, но на
— На приятеля Генрика сердиться я не могу! — с восторгом повторял синьор Памфилони и от радости хлопнул себя по колену.— Вы не только самая красивая, но и самая очаровательная женщина, какую я встречал в своей жизни. А вы вдвоем,— воскликнул он с жаром,— составляете самую прекрасную пару в мире! И не откажете мне в том, чтобы зайти ко мне что-нибудь выпить и закусить.
Генрик сделал нерешительный жест. Патриция взяла его руку и погладила.
— Вы знаете, мы к вам зайдем, но немного позже. Потому что мы встречаемся очень редко, намного, намного реже, чем хотели бы. Нам нужно поговорить, я думаю, вы не обидитесь.
— Искренность! Откровенность! — воскликнул синьор Памфилони. — Вот черты настоящей дружбы! Приношу вам за это самую горячую благодарность, мои дорогие. На столе будет стоять хорошая закуска и вино не из худших. В какое бы время вы ни надумали навестить меня, я вас жду.
— До свиданья, дорогой друг,— сказал Генрик. —Мы обязательно придем.
Они ушли, а синьор Памфилони долго еще махал им вслед рукой и посылал восторженные восклицания.
До Марина Гранде шли пешком.
— В автобусе мы были бы не одни,— сказала Патриция.
Они шли, прижавшись друг к другу, вдоль сада, в котором росли лимоны. Начинало смеркаться, и далекий Везувий вырисовывался отчетливым стальным силуэтом, выглядевшим грозно.
Синьор Чапполонго был очень доволен. Он проводил их в столовую — это была веранда на втором этаже под террасой, на которую выходила комната Генрика,—и с помощью угроз и ругательств вызвал кельнеров, чтобы они как можно лучше обслужили гостей.
Еда была в самом деле вкусная. Клецки с мясом, курица по-римски, сыр. Им подали также граппу и прекрасное каприйское вино. Генрик ел с аппетитом и не сразу заметил, что Патриция почти совсем не ест. Она водила вилкой по тарелке и казалась встревоженной. За большими окнами веранды стемнело. Моря уже не было, была только темная пропасть, но понемногу на невидимом в темноте горизонте начали зажигаться огни Неаполя.
— Ты почему не ешь, Патриция? — спросил Генрик.— Тебе не нравится?
— Я ем. Не обращай на меня внимания.
Внезапно Патриция повернулась к окну. Плечи ее вздрагивали. Генрик взял ее за подбородок и, несмотря на легкое сопротивление, повернул ее лицо к себе. Глаза ее были сухи, но в лице была такая печаль, что у Генрика сжалось сердце.
— Что с тобой? — спросил он нежно.— Что с тобой?
— Мне холодно,— сказала
— Все кончается, — сказала Патриция, — Все кончается. Как жаль.
—Нет, Патриция, нет. Все только начинается. Мы никогда не расстанемся.
— Скажи, скажи это еще раз.
— Мы никогда не расстанемся.
Вдруг Патриция встала. Взяла Генрика за руку. Ее рука была холодна.
—Идем,— сказала она.— Идем к тебе.
— Патриция, ты действительно хочешь пойти ко мне?
— Я буду у тебя ночевать.
Они стояли на террасе, прижавшись друг к другу. Взошедшая луна бросила на море дрожащую светлую дорожку. Патриция положила голову Генрика к себе на грудь.
— У тебя тут так хорошо,— сказала она,—так спокойно и безмятежно. Здесь мой дом. У меня нет другого дома.
Вдруг она прижалась к нему всем телом и тихо вскрикнула.
—Что ты? — спросил Генрик.— Что с тобой?
— Ничего, ничего. Знаешь что? Пойди и принеси бутылку граппы. Прежде чем лечь в постель, хорошо бы выпить. Ну, иди! А я пока лягу. Ну иди же! Постой! — вдруг крикнула она, когда Генрик был уже в дверях. — Вернись на минутку.
— Что, милая? — спросил он, подходя к ней.
— Поцелуй меня.
Генрик обнял ее. Патриция обхватила его голову и словно в лихорадке приникла к его губам, но это продолжалось одно мгновение. Она сразу же оттолкнула его и села, опустив голову и прерывисто дыша.
—Теперь иди,— сказала она тихо.
Генрик вернулся в номер с бутылкой граппы и сказал:
— Вот и я, Патриция. Я так спешил. Ты уже легла?
Но никто не ответил. Постель была пуста. Свет луны падал на нее.
—Патриция! — крикнул Генрик и выбежал на террасу.
—Генрик!—услышал он голос откуда-то снизу.
—Патриция, где ты! Что ты делаешь?
—Прощай, Генрик! Посмотри на меня еще раз. Через минуту меня уже не будет.
— Патриция! —крикнул Генрик и перегнулся через балюстраду.
Внизу на дороге стояла Патриция и махала ему рукой.
— Патриция! Что ты делаешь? — закричал Генрик.— Иди сюда скорее! Я сейчас спущусь. Как ты меня напугала.
— Прощай, Генрик. Посмотри на меня, посмотри еще раз. Через минуту меня уже не будет.
Она повернулась и побежала в сторону порта, В темноте виднелось только расплывчатое пятно ее белой шали.
— Патриция! — крикнул Генрик. Он выбежал из отеля. Перед ним проехал автобус, и в его окне Генрик увидел бледное лицо Патриции.
— Патриция! — крикнул он и протянул руку. Автобус исчез за поворотом.
Следующий автобус отходил через пятнадцать минут, и все это время Генрик повторял: «Ничего не произошло. Она просто слишком много пила. С непривычки. Сейчас я ее найду там, наверху».