Путешествия Христофора Колумба
Шрифт:
Однако, чтобы не терять времени, я желал двинуться дальше в поисках острова Сипанго. С наступлением ночи все индейцы отправились на берег со своими челноками».
Воскресенье, 14 октября.«На рассвете я велел приготовить лодки на своем корабле и на каравеллах и отправился вдоль острова в северо-северо-восточном направлении, чтобы осмотреть другую его часть, восточную, а также обследовать селения.
Я видел два или три селения, а также людей, которые выходили на берег, взывая к нам и вознося хвалу Богу. Одни приносили нам воду, другие пищу, иные же, заметив, что я не собираюсь выйти на берег, бросались в море и добирались до нас вплавь; и мы поняли, что они спрашивают, не явились ли мы с неба.
И один старик вошел в нашу лодку, все же другие – мужчины и женщины – громко возглашали: «Идите, смотрите – вот люди, явившиеся с неба, несите им пищу и питье». Пришли многие, и среди них было немало женщин, и все что-нибудь приносили, благодаря Бога; бросаясь на землю, они поднимали руки к небу, а затем громкими криками призывали нас на берег.
Но я не решился высадиться: весь остров окружен подводными камнями, и хотя за ними есть глубокие места и гавань, способная вместить корабли всех христианских стран, есть отмели, но вода там так же спокойна, как в глубине колодца. Чтобы все это осмотреть, я отправился утром на берег, желая дать обо всем отчет вашим высочествам и выбрать место для сооружения крепости. Я приметил клочок земли, похожий на остров, хотя то и не был остров; и на нем шесть хижин; за два дня можно отгородить его от [большого] острова, хотя я в том и не вижу нужды: люди здешние очень уж простоваты и не искушены в ратном деле, как в том убедятся их высочества по тем семи индейцам, которых я приказал взять и отправить обучаться нашему языку, с тем чтобы потом они сюда вернулись. Впрочем, вашим высочествам, быть может, угодно будет повелеть отправить всех индейцев в Кастилию или оставить их на этом острове пленниками, ибо достаточно пятидесяти человек, чтобы держать их всех в покорности и заставить делать все, что угодно.
Затем, на этом острове есть сады с деревьями, самыми прекрасными из тех, какие я только видел на своем веку, и листья у них столь же зелены, как в апреле и мае в Кастилии. И на острове есть также много воды.
Я осмотрел всю гавань, а затем вернулся на корабль, поднял паруса
Понедельник, 15 октября.«Этой ночью лежали в дрейфе (avia temporejeado), остерегаясь приблизиться к берегу раньше наступления утра, так как неизвестно было, свободно ли от мелей море у берега, и лишь на рассвете пошли под парусами. И так как остров оказался более чем в 5 лигах [от Сан-Сальвадора], ибо лежит на расстоянии 7 лиг, и волнение меня задерживало, то только к полудню я прибыл к нему и обнаружил, что течение идет со стороны острова Сан-Сальвадор с севера на юг, на протяжении 5 лиг. Другое течение, которому я следовал, имеет направление с востока на запад и простирается на 10 лиг.
Так как с этого острова я увидел к западу еще больший, я пошел к нему на всех парусах и плыл весь день до ночи, но до западной оконечности этого острова я дойти не смог. Острову этому я дал имя Санта-Мария-де-Консепсьон; а почти на закате я высадился близ западного мыса, чтобы узнать, есть ли здесь золото, потому что люди, взятые на острове Сан-Сальвадор, говорили мне, что жители этого острова на руках и на ногах носят очень большие золотые браслеты. Я убежден, что все, что они говорили мне, было ложью, – и так поступали они потому, что хотели убежать.
При всем этом моим желанием было не пропустить ни одного острова, не вступив во владение им, так как то, что полагается для этого сделать на одном из них, следует совершать на всех. И, бросив якорь, я оставался здесь вплоть до сего дня, вторника, а утром на рассвете высадился на берег на лодках. Когда я сошел на берег, жители, а их было много и таких же нагих и такого же вида, как на острове Сан-Сальвадор, пропустили нас в глубь острова и давали нам все, что мы у них просили.
Но так как ветер был благоприятен для плавания, я не пожелал здесь задерживаться и вернулся на корабль. К борту каравеллы «Нинья» пристал большой челнок, и один из людей с острова Сан-Сальвадор, что были на «Нинье», кинулся в море и взобрался на этот челнок. Накануне же ночью едва не сбежал другой пленник. Челнок пустился к берегу и с такой скоростью, что на лодке его догнать было невозможно, несмотря на то, что мы имели перед ним преимущество. Беглец и люди, бывшие с ним, вышли на берег, челнок же остался в море. Некоторые матросы, сопровождавшие меня, высадились и пустились вдогонку за беглецом, но настичь его не смогли.
Челнок, что оставили беглецы, мы доставили на борт «Ниньи», а к каравелле, на этот раз с другой стороны, подошел маленький челнок; в нем находился только один человек, который подплыл, желая на что-нибудь променять моток хлопковой пряжи. Несколько матросов бросились в море, так как [гость] не хотел подняться на каравеллу, и поймали его. Я был в это время на корме корабля, и все видел, и приказал прислать мне пленника, и дал ему красный колпак и несколько маленьких четок, которые он надел на руку, и две погремушки, которые он нацепил на уши, и велел вернуть ему его челнок, и отослал его на берег.
Затем я приказал поставить паруса, чтобы идти к другому большому острову, который я видел на западе. Я велел отвязать челнок, что влекла за своей кормой «Нинья», и видел, как пристал к берегу челнок другого индейца, того самого, которому я дал все упомянутые вещи и у кого я не захотел взять моток пряжи, хоть он и желал мне его дать. К нему сбежались другие люди и считали большим чудом, что он вернулся; ему казалось, что мы были добрые люди и что тот, кто сбежал от нас, причинил, верно, нам какое-нибудь зло и что поэтому мы забрали его с собой. И именно по этой причине я и велел отпустить челнок и дал [индейцу] указанные вещи. Пусть поддерживается в них уважение к нам, чтобы, когда ваши высочества другой раз отправят [своих людей], не были они дурно встречены.
Путь Колумба от острова Гуанахани к берегам Кубы
Те вещи, что я дал им, не стоят и четырех мараведи.
Итак, я отплыл в 10 часов при юго-восточном ветре и взял на юг, чтобы пройти к другому огромному острову, где, судя по указаниям людей, увезенных мной с Сан-Сальвадора, есть много золота. Золото же жители употребляют на браслеты, которые они носят на ногах и руках, и в носу, и в ушах, и на шее. От острова Санта-Мария до этого нового острова 9 лиг на востоко-юго-восток, а берег его в этой части тянется с северо-востока на юго-запад, и, как кажется, будет добрых 20 лиг на этой стороне острова. Точно так же, как Сан-Сальвадор и Санта-Мария, он очень ровный, без единой горы. У его берегов нет скал, имеются лишь отдельные подводные камни близ берега под водой, и надо смотреть в оба, когда бросаешь якорь, и не становиться на якорь очень близко от земли, хотя вода здесь всегда прозрачна и видно дно. А отойдя от берега на расстояние двух выстрелов из ломбарды, можно найти такое глубокое место, где нельзя достать дна.
Эти острова очень зеленые и плодородные, воздух здесь приятен. Можно тут приобрести много вещей, но что на острове этом имеется, я не знаю, ибо у берегов его не задерживался. Желаю продолжать путь и обойти эти земли и проникнуть на многие острова, чтобы найти золото. И так как [пленники] знаками объяснили, что тут носят золотые браслеты на руках и ногах (именно золотые, потому что перед этим разговором я показал им несколько кусочков золота), то я уверен, что с помощью Господа нашего найду золото там, где оно родится.
Находясь посередине между этими двумя островами, т. е. между Санта-Марией и новым большим островом, которому я дал имя Фернандина {*} , я увидел челнок и в нем человека, который шел от острова Санта-Мария к Фернандине и вез немного хлеба; хлеб же этот был величиной с кулак; и была у него полая тыква с водой и немного красной земли, растертой в порошок и подобной мастике, и сухие листья, которые особенно ценились жителями {*} , потому что мне предложили их в подарок на Сан-Сальвадоре. У него была маленькая корзинка, и в ней он хранил обрывок стеклянных четок и две монетки (blancas); из этого я заключил, что он прибыл с острова Сан-Сальвадор, посетил по дороге остров Санта-Мария и, направляясь сейчас на Фернандину, подошел к кораблю. Я заставил его подняться на борт, о чем, впрочем, он и сам просил, поднял на корабль его челнок, сохранил все то, что в челноке имелось, и велел дать ему хлеба и меда, напоил его, а затем отпустил его на Фернандину и вернул все его достояние. Так поступил я, желая, чтобы он распространил о нас добрые вести. Тогда, если с Божьей помощью ваши высочества отправят сюда снова своих людей, вновь прибывшие будут встречены с почетом, и отдадут им [индейцы] все, что имеют».
Вторник, 16 октября.«Я отправился от острова Санта-Мария-де-Консепсьон, отстоящего на полдня пути от острова Фернандина, который, как кажется, простирается к западу на огромнейшее расстояние, и плыл весь день при безветренной погоде. Мне выдалось время, чтобы осмотреть дно и выбрать место для удобной якорной стоянки. При подобном осмотре необходимо проявлять особое усердие, иначе можно потерять якоря. Поэтому пришлось пролежать в дрейфе всю ночь до наступления дня.
Днем я подошел к одному селению и бросил близ него якорь. Из этого селения явился к нам тот самый человек, которого я встретил на полпути (между Санта-Марией и Фернандиной). Он сообщил столько хорошего о нас, что всю ночь не отходили от корабля челноки, привозившие нам воду и все, что имели люди.
Я приказал каждому из них кое-что дать, а именно четки – десять или двенадцать стекляшек, нанизанных на ниточку, и бронзовые погремушки из тех, что ценятся в Кастилии, по мараведи за штуку, и агухеты, и все это они принимали с величайшим восторгом. Также я велел им давать патоку, когда они поднимались на борт. Затем в час заутрени я отправил на берег лодку за водой. И жители с величайшей охотой показывали моим людям места, где есть вода, и сами они приносили в лодку полные бочки и всячески старались сделать нам приятное.
Остров этот очень велик, и я принял решение обойти его вокруг, потому что, насколько я могу понять [местных жителей], на нем или близ него имеется золотой рудник. Этот остров расположен к западу от острова Санта-Мария, на расстоянии 8 лиг от последнего. И мыс, к которому я подошел, и весь этот берег простирается с северо-северо-запада на юго-юго-восток. Я хорошо мог обозреть берег лиг на двадцать и конца ему не видел. В момент, когда я это пишу, я приказал поднять паруса при южном ветре, чтобы попытаться обойти кругом остров и плыть до тех пор, пока не отыщу я Самоат {*} – остров или город, где есть золото; потому что об этом говорят все индейцы, посетившие ныне корабль, и то же говорили нам и жители Сан-Сальвадора и Санта-Марии.
Люди же здесь похожи на жителей соседних островов и говорят на одном с ними языке, да и обычаи у них одинаковые. Разве что обитатели Фернандины показались мне более домовитыми, обходительными и рассудительными, потому что наблюдал я, что когда они приносят хлопковую пряжу и другие вещички, то расценивают все это более умело, чем жители других островов. Я видел у них даже одежды, сотканные из хлопковой пряжи наподобие плаща, и они любят наряжаться, а женщины носят спереди клочок ткани, который скупо прикрывает их стыд.
Остров этот зеленый, ровный и изобильный, и я не сомневаюсь, что жители круглый год сеют и собирают просо (panizo) и многие другие культуры. Видел я много деревьев, каковые весьма отличаются от наших, и среди них есть множество, имеющих ветви различного вида, которые отходят от одного ствола, причем каждая веточка бывает особой формы, и так все это необычно, что кажется величайшим на свете дивом.
И каково же разнообразие этих форм и видов! Например: на одной ветке листья подобны камышинкам, на другой же листья такого вида, как у мастичного дерева (lentisco). И бывает, что на одном и том же дереве растут листья пяти или шести совсем между собой несхожих видов. И это отнюдь не результат прививки. Можно сказать, что прививку эту делают сами леса, люди же о деревьях совсем не заботятся. Не усмотрел я у местных жителей никаких признаков сект, а потому полагаю, что очень скоро они станут христианами, тем более что люди они весьма понятливые.
Рыбы здесь настолько отличаются от наших рыб, что кажется это чудом. Иные похожи на петухов и имеют тончайшую расцветку – тут и синие, и желтые, и красные, и все иные тона; другие же расцвечены на много ладов. И так тонки эти краски, что не найдется на свете человека, который не подивился бы им и не обрел бы величайший покой (descanso), глядя на этих рыб.
Есть также киты. Тварей я не видел здесь никаких,
Среда, 17 октября.«В полдень я вышел из селения, где был брошен якорь и взята вода, чтобы обойти остров Фернандина. Ветер был юго-западный и южный. Между тем я желал следовать вдоль берега к юго-востоку и югу по следующим причинам: сам берег уходит на юго-восток и, кроме того, мне надлежало взять этот курс и идти на юг еще и потому, что, как объясняли индейцы, которых я с собой вез, и местные жители, именно в южной стороне должен был находиться остров Самоат, где есть золото.
Однако Мартин Алонсо Пинсон, капитан каравеллы «Пинта», которому я отослал трех индейцев, явился ко мне и сообщил, что один из этих индейцев весьма убедительно дал ему понять, что, следуя на северо-северо-запад, можно очень скоро обойти остров. Поэтому, видя, что ветер не помогает мне на пути, которым я намерен был следовать, я счел за благо выбрать другой путь и направился на северо-северо-запад.
И когда я был в двух лигах от оконечности острова, я открыл чудеснейшую бухту с одним входом. Точнее говоря, в нее вели даже два прохода, потому что в горле бухты, как раз посередине, находился маленький островок. Оба эти прохода были очень узки, но внутри бухта казалась такой широкой, что там могли бы поместиться сто кораблей, если бы только глубина ее оказалась для этого достаточной, дно лишено подводных камней и проходы глубоки.
Я счел за благо хорошо осмотреть эту бухту и измерить ее глубину. Для этого я бросил якорь вне бухты и вошел в нее со всеми лодками, что были на кораблях. Мы убедились, что бухта не глубока.
Так как, завидев бухту, я предположил, что она может быть устьем какой-нибудь реки, то я велел захватить с собой бочки, чтобы набрать воды. На берегу я нашел 8-10 человек, которые сразу же подошли к нам и указали на селение, находящееся неподалеку, куда я направил людей за водой, причем одни несли бочки, другие же шли с оружием. Воду брали в довольно отдаленном месте, и поэтому я должен был задержаться на берегу в течение двух часов.
За это время я обошел лес, где росли уже упомянутые деревья. Ничего прекраснее мне не доводилось видеть, и так много было кругом зелени и такая густая она была, как будто все это происходило в Андалусии в мае месяце. И как день от ночи отличались эти деревья от растущих в нашей стороне; иными были плоды, травы, камни и все прочее.
Правда, некоторые деревья были здесь той же природы, что и кастильские, но и они отличались от наших; других, непохожих на кастильские, было столько, что не найдется на свете человека, который мог бы дать им всем имена и сравнить с деревьями Кастилии {*} .
Люди же были подобны тем, которых мы встречали прежде, и так же они были наги, и такого же роста; и все, чем владели, они отдавали нам за любую вещь, какая бы им ни предлагалась. Здесь я увидел, как корабельные мальчики выменивали у них дротики на осколки стекла и битой посуды. Люди, ходившие за водой, рассказали мне, что заходили в дома индейцев и обратили внимание, что внутри эти дома старательно подметены и чисты, а ложе и подстилки, на которых индейцы спят, похожи на сети и сплетены из хлопковой пряжи {*} .
Они строят дома на манер боевого шатра (alfaneque), и в каждом доме есть высокие и хорошие очаги; но я не видел среди всех селений, что мне пришлось осмотреть, ни одного, в котором было бы больше 12 или 15 домов. Здесь я наблюдал, что замужние женщины носят шаровары из хлопчатой ткани. Девочки же ходили без шаровар, исключая тех, которым было уже более 18 лет.
Были здесь собаки – дворняжки и легавые. Мои люди встретили индейца, у которого в носу был продет кусок золота величиной с половину кастельяно, и на поверхности этого обломка они заметили буквы.
Я разбранил их за то, что они не приобрели это золото у индейца за ту цену, которую он просил, чтобы затем посмотреть, какова и чья была эта монета. Но они на это мне ответили, что индеец никогда не решился бы ее обменять.
После того как взята была вода, я вернулся на корабль и, подняв паруса, пошел к северо-западу и открыл всю часть острова, вдоль берега, что идет с востока на запад {*} . Но затем все индейцы [которые были на корабле] стали повторять, что остров этот вовсе не Самоат, что он много меньше последнего и что лучше вернуться назад, чтобы скорее прибыть на Самоат.
Ветер стих, а затем подул с западо-северо-запада и стал противным для нас, учитывая направление, в котором мы шли. И я повернул обратно и плыл всю минувшую ночь к востоко-юго-востоку, иногда принимая на восток, иногда на юг, чтобы как можно дальше двигаться от берега, так как надвинулись густые тучи и наступило ненастье. Из-за дурной погоды я не мог пристать к берегу и бросить якорь. Ночью лил сильный дождь, и продолжался он от полуночи до наступления дня; и после того, как дождь прекратился, небо было облачным, предвещая дождливую погоду.
Мы дошли до оконечности юго-восточной части острова, где я решил стать на якорь и выждать, пока не прояснится настолько, чтобы я мог увидеть остров, к которому должен был идти. Все дни, с того времени, как я нахожусь в Индиях, шли дожди малые и большие. Да поверят ваши высочества, что земля эта самая лучшая и изобильная, равная и благодатная из всех земель, что есть на свете».
Четверг, 18 октября.«После того как прояснилось, я шел с попутным ветром и, наилучшим образом обогнув остров, бросил якорь, когда погода стала неблагоприятной для плавания, но я не высаживался на берег и с рассветом поднял паруса».
Пятница, 19 октября.«На рассвете я приказал поднять якоря и, послав каравеллу «Пинта» на восток-юго-восток, а «Нинью» к юго-юго-востоку, на своем корабле пошел к юго-востоку.
Я отдал приказ, чтобы обе каравеллы шли в указанных направлениях до полудня, а затем, переменив маршрут, соединились бы со мной.
Не прошло и трех часов, как мы увидели на востоке остров, к которому и направлялись, и еще до полудня все три корабля дошли до его северной оконечности, у которой лежал островок, к северу от которого тянулась цепь подводных камней; другая гряда отделяла его от большого острова. Люди с острова Сан-Сальвадор, которых я везу с собой, называли большой остров Самоат, я же дал ему имя Изабелла. Ветер дул с севера, и упомянутый островок оставался на линии моего пути от острова Фернандина; я пошел в направлении на восток-запад и так следовал вдоль берега [острова Изабеллы] 12 лиг до мыса, который я назвал Прекрасным (Hermoso). Мыс этот – западная оконечность острова [Изабеллы]. Он очень красив, очертания его плавные, море у его берегов глубоко, без отмелей, вдоль внешнего края берега камни, дальше же вглубь идут пески, и почти весь берег мыса песчаный. И здесь, этой ночью в пятницу, я приказал бросить якорь и простоял до утра.
Берег острова и вся та часть острова, что я осмотрел, почти везде кажется песчаным пляжем, остров же прекраснее всего, что я видел. И если красивы другие острова, то этот особенно красив. Здесь много зеленых деревьев. Остров этот выше всех, ранее открытых. На нем есть один холм – трудно назвать это возвышение горой, – украшающий всю местность. И кажется, есть много источников в глубине острова.
С этой, северо-восточной, стороны берег образует большой выступ, и там есть много очень больших и густых лесов. Я хотел отплыть в том направлении, а затем бросить якорь, высадиться на берег и своими глазами подивиться на его красоты. Но море там мелкое, и поэтому нельзя в той стороне стать на якорь, разве что зайдя вдоль берега очень далеко. Ветер же позволил мне дойти к тому месту, у которого я ныне стал на якорь. Мыс этот я назвал Прекрасным, и он действительно таков.
И таким образом я не стал на якорь близ упомянутого выступа берега, хоть и обратил внимание на то, что местность у этого выступа была красива и зелена. Впрочем, так все прекрасно вокруг, что я не знаю, куда мне следует направиться в первую очередь, и мои глаза устают созерцать столь роскошную растительность, которая при этом необыкновенно разнообразна и во всем отлична от нашей, кастильской. Я полагаю, что здесь имеется немало трав и деревьев, высоко ценимых в Испании, ибо из них изготовляются краски и лекарства. Но, на горе свое, я не могу распознать эти травы и деревья. А когда я прибыл сюда, к этому мысу, до меня донесся такой нежный и тонкий аромат цветов и деревьев, что, казалось мне, будто на свете ничего не может быть приятней.
Утром, накануне отплытия, я высадился на берег, желая осмотреть земли у Прекрасного мыса. На самом берегу селений нет – они расположены дальше в глубине страны, и там, судя по словам моих индейцев, находится король здешний земли, у которого есть много золота. Я хотел этим утром отправиться на поиски поселения, желая вступить в переговоры с королем. Король же, судя по объяснениям индейцев, которых я везу с собой, управляет всеми ближними островами и ходит одетый и носит на себе много золота. Но я не очень доверяю их россказням и потому, что я не очень хорошо их понимаю, а также потому, что, как мне кажется, они уж очень бедны золотом, если то ничтожное количество его, которое этот король, как говорят, носит на себе, кажется им чем-то значительным.
Я полагаю, что этот выступ, который я назвал Прекрасным мысом, – остров, отделенный от острова Самоат {*} . Быть может, между этими двумя островами имеются более мелкие островки. Этого я не знаю и не могу узнать во всех подробностях – ведь, для того чтобы все здесь осмотреть, понадобилось бы добрых пятьдесят лет, я же желаю открыть и увидеть елико возможно больше [земель], чтобы, с Божьей помощью, возвратиться к вашим высочествам в апреле. Правда, если я найду [места], где окажется много золота и пряностей, я задержусь там до тех пор, пока не наберу [и того и другого] столько, сколько смогу. И потому-то я делаю все возможное, чтобы попасть туда, где мне удастся найти золото и пряности».
Суббота, 20 октября.«Сегодня, когда взошло солнце, я поднял якоря в том месте, где вчера остановился (то есть у острова Самоат, близ его юго-восточной оконечности, которой я дал имя «мыс Лагуны» (Cabo de la Laguna), остров же назвал Изабеллой), чтобы плыть к северо-востоку и к востоку от юго-востока и юга, так как от людей, которых я везу, узнал я, что в той стороне есть поселение и король. Но море оказалось настолько мелким, что ни вступить в эти воды, ни плыть ими я не мог, и, видя, что, следуя от юго-запада, придется совершить большой обход, я решил вновь отправиться тем путем, которым я уже шел, то есть от северо-северо-востока, и идти на запад, чтобы обойти остров [Изабеллу]. Ветер был так слаб, что я никак не мог следовать вдоль берега на близком расстоянии от него, разве что только ночью. И так как было опасно становиться на якорь у этих островов не в дневное время, когда глазу видно, куда бросаешь якорь, а шел я узкими проходами, иногда лишенными мелей, а иногда мелководными, то я пролежал в дрейфе всю ночь на воскресенье. Каравеллы бросили якоря, потому что нашли удобные для стоянки места, и давали мне обычные сигналы, чтобы я шел к ним, но я не пожелал».
Воскресенье, 21 октября.«В десять часов я подошел к мысу Островка (Cabo del Isleo) и бросил якорь. Так же поступили и капитаны каравелл. После обеда я высадился на берег, где не было никаких поселений, если не считать одинокого дома, в котором я никого не застал. Думаю, что [обитатели этого дома] сбежали, ибо вся утварь осталась на своих местах.Я не разрешил ни к чему прикасаться и с капитанами и группой людей отправился осматривать остров. И если все другие острова, которые я уже видел раньше, были красивы, зелены и изобильны, то этот во всех отношениях их превосходил, и особенно хороши были его огромные зеленые леса. Тут много озер, и вокруг них чудесные рощи. И как все другие острова, этот остров весь зеленый, и травы здесь, как в Андалусии в апреле, и поют в лесах птицы, и человеку, который сюда попал, не захочется уж покинуть эти места. Затмевая солнце, летали здесь стаи попугаев, и было, кроме того, на диво много других птиц, самых разнообразных и во всем отличных от наших.