Путешествия Христофора Колумба

Магидович Иосиф Петрович

Святая Троица подвигла ваши высочества на это предприятие в Индиях и по своей бесконечной милости сподобила меня стать посланцем своим, и я явился пред королевские очи, к их высочествам, как к высочайшим христианским повелителям, столь усердным в делах веры и ее распространения.

Люди, которым надлежало заниматься этим, считали сие дело невозможным и выше всего ценили блага фортуны, возлагая на них свои упования. Я же провел шесть или семь лет {*} в великих заботах, доказывая любыми способами, какую великую пользу можно принести Господу нашему этим предприятием, распространив святое имя Его среди стольких народов. Оно же послужило бы к упрочению величия, доброй славы и памяти могучих государей. Должно было также говорить и о преходящих благах мирских, предвозвещенных в сочинениях столь многих мудрецов, заслуживающих веры и сложивших истории {*} , в коих говорится о том, какие великие богатства имеются в тех краях.

Точно так же должно было привести слова и мнения тех, кто описывал Землю. В конце концов, ваши высочества решили, что предприятие это должно быть осуществлено. Тем самым они проявили величие своего сердца, какое обычно для них во всяком крупном деле;

меж тем как все те, кто были прикосновенны к этому и слушали мои рассуждения, единодушно поднимали меня на смех, исключая двух монахов, которые неизменно меня поддерживали {*} . И хотя испытывал я чувство досады, все же был уверен я в том, что дело это к чему-нибудь приведет, и в подобной уверенности я продолжаю оставаться и поныне, ибо, воистину, все быстротечно, кроме слова Господнего, и исполнится, реченное им. А он ясно говорит в различных местах Писания {*} , что Испания будет споспешествовать прославлению Его святого имени.

И я пустился в путь во имя Святой Троицы и возвратился весьма скоро, имея на руках свидетельство истинности того, о чем я говорил ранее. Ваши высочества вновь отправили меня в путь. И за короткое время, я говорю не. (пропуск в тексте письма). по милосердию Господнему я открыл 333 лиги побережья материка {*} , предел востока и 700 крупных островов {*} , не считая тех, что уже были открыты в первом плавании.

Я обошел кругом остров Эспаньола, который по величине превосходит Испанию; на острове же этом людей без числа, и все они будут платить подати.

Тогда-то и зародилась клеветническая молва и стремление умалить это предприятие по той причине, что я сразу же не отправил груженных золотом кораблей, но при этом не хотели считаться с краткостью времени и с многочисленными помехами, мною уже упомянутыми. И то ли за грехи мои, то ли ради грядущего спасения моего, от меня отвратились и чинили мне препятствия во всем, что бы я ни сказал и о чем бы я ни просил {*} .

По этой причине решил я возвратиться к вашим высочествам, чтобы выразить свое недоумение по поводу всего этого и доказать разумность всего совершенного мною.

И я поведал вашим высочествам о народах, которые я видел, и о том, как много душ могут обрести спасение. И я привез с собой обязательства жителей Эспаньолы, согласно коим они должны платить подати и считать вас своими королями и повелителями. Привез я вашим высочествам достаточно доказательств наличия залежей золота, в частности, большие самородки и зерна золота, а также образцы меди, и доставил я столь великое множество различных пряностей, что описание их отняло бы слишком много времени.

Я поведал вашим высочествам также о красящем дереве, которое растет в той стороне, и о бесчисленном множестве иных вещей. Все это, однако, оказалось бесполезным и не удержало тех, которые возымели желание и в действительности стали возводить хулу на это предприятие {*} . Не помогло также и то, что я говорил о служении Господу Богу в деле спасения стольких душ, и о том, что это послужит такому возвышению вашего величия, какого никогда еще не достигал ни один государь, ибо и труд и затраты направлены как на мирские, так и на духовные нужды, и что по истечении времени Испания неизбежно извлечет из сего большую для себя выгоду. Убедительные свидетельства имеются о том во всем написанном об этих краях, а стало быть, и все прочее осуществится в дальнейшем. Тщетны были также мои указания на деяния великих государей, клонившихся к увеличению их славы, как, например, Соломона, отправившего людей на восток, дабы они увидели гору Сопору {*} , около которой Соломоновы суда стояли три года, гора же эта ныне находится во владении ваших высочеств на Эспаньоле; или Александра, который отправил послов на остров Тапробану {*} , в Индиях, желая узнать о тамошнем способе правления; или цезаря Нерона, который желал исследовать истоки Нила и дознаться, почему полноводна эта река летом, когда реки обычно мелеют; и на другие многочисленные подвиги, которые совершали государи, коим дано было их свершить. Бесполезно было также говорить им о том, что я никогда не читал, будто государи Кастилии приобретали земли вне ее пределов; эта же земля совсем не тот мир, в котором с большими трудностями подвизались римляне, Александр и греки, стремясь завладеть им, а совсем другой; что в наше время короли Португалии проявили столько отваги, что проникли в Гвинею, обследовали всю страну, и истратили при этом так много золота, и потеряли столько людей, что если счесть все население королевства, окажется, что около половины его погибли в Гвинее, и тем не менее они будут продолжать это дело, пока не добьются того, на что рассчитывали. И все это они начали в давние времена, и сперва [предприятие их] мало что им давало; они точно так же отважились совершить завоевания в Африке и продолжают свои походы на Сеуту, Танжер, Арсилью и Алькасар и непрерывно воюют с маврами.

Все это было сопряжено с великими издержками и предпринималось лишь ради того, чтобы возвеличить дело государей, послужить Богу и расширить пределы своих владений {*} .

Чем больше я говорил, тем сильнее опорочивали сказанное мною и отвращались от меня, невзирая на то, каким благом оно [мое предприятие] являлось в глазах всего света и с какой благожелательностью судят о ваших высочествах все христиане, за то, что вы предприняли это дело, и нет такого человека, будь он стар или млад, который не желал бы получить вести о нем.

Ваши высочества внушили мне бодрость, сказав, чтобы я не беспокоился напрасно, ибо не придавали они ни значения, ни веры тем, кто поносил мое предприятие.

И пустился я в путь во имя Святейшей Троицы в среду, 30 мая, из города Сан-Лукар {*} , крайне утомленный путешествием, ибо, когда я покидал Индии, я надеялся на отдых, а меж тем заботы мои удвоились. Я направился к острову Мадейра не обычным путем, дабы избежать неприятностей, которые могли произойти при встрече с французской флотилией, подстерегавшей меня у мыса Сан-Висенти. От Мадейры я пошел к Канарским островам, а оттуда направился с одним кораблем и двумя каравеллами {*} . Остальные корабли я послал прямым

путем в Индию, к острову Эспаньола, а сам направился к югу, намереваясь достичь линии экватора и далее следовать к западу до тех пор, пока остров Эспаньола не останется к северу от меня. Прибыв на острова Зеленого Мыса {*} (название это ложное, ибо я не увидел на них ни клочка зелени, все же обитатели этих островов были больны, так что я решил не задерживаться здесь), я поплыл к юго-западу и прошел 480 миль, или 120 лиг, до того места, где с наступлением ночи Полярная звезда была в 5 градусах. Здесь ветер стих и начался такой великий зной, что мне казалось, сгорят и корабли и люди на них. Все сразу впали в такое смутное состояние, что не нашлось человека, который бы решился спуститься под палубу, чтобы взять посуду или пищу. Жара стояла восемь дней. В первый день было ясно, а в течение семи последующих дней лил дождь и небо было покрыто тучами. И все же облегчение наступило. Уверен, что если бы и в эти дни светило солнце так же, как и в первый день, уж наверняка мы все не избежали бы гибели. Вспоминаю, что всякий раз, когда, плавая к Индиям, я отходил на сто лиг к западу от Азорских островов, замечал я перемену температуры, и так на всем пути от севера к югу. И я решил: в случае, если Господу Богу угодно будет даровать мне ветер и добрую погоду, чтобы можно было покинуть места, где я находился, не отклоняться более к югу и не возвращаться назад, а плыть на запад до тех пор, пока я не достигну мест с той же температурой, какая была во время моего плавания на параллели Канарских островов. И если бы действительно так и случилось, то тогда я мог бы идти дальше к югу. Богу угодно было по истечении этих восьми дней послать мне благоприятный восточный ветер; я проследовал на запад, но не решился отклониться вниз, к югу, потому что заметил огромнейшие перемены в небе и в звездах, температура же оставалась прежняя {*} . Тогда я принял решение следовать все время прямо на запад на линии Сьерра-Леоне {*} , намереваясь не менять избранного направления до тех мест, где, как я думал, будет обнаружена земля, и там исправить повреждения на кораблях и пополнить, если окажется возможным, запасы провизии и взять воду, которой у нас не было.

По прошествии же 17 дней, в течение которых, благодаря Господу, ветер был благоприятным для плавания, во вторник, 31 июня, в полдень показалась земля. Я же ожидал встретить ее накануне, в понедельник, и к ней держал путь, но на восходе солнца из-за недостатка воды, которая вся вышла, решил идти к островам каннибалов и принял это направление. И так как Его Божественное Величество всегда проявляло свое милосердие ко мне, случилось и на этот раз, что один из матросов, поднявшись на габию, увидел на западе три горы, одна около другой. Мы возгласили «Salve Regina» и совершили другие моления и премного благодарностей вознесли нашему Господу. После этого я свернул с пути, которым шел к северу, и направился к земле, к которой подошел в час вечерни у мыса, названного мною Галеа {*} ; острову же я дал имя Тринидад. Там оказалась гавань, которая была бы очень хорошей, если бы оказалась она глубокой, находились дома и люди и прелестные на вид земли, столь же красивые и зеленые, как сады Валенсии в марте. Я был огорчен тем, что мне не удалось войти в бухту, и пошел вдоль берега этой земли к западу. Пройдя пять лиг, я нашел место, где было глубоко, и бросил там якорь. На другой день я отправился тем же путем на поиски гавани, где можно было бы исправить повреждения на кораблях, взять воду и пополнить запасы зерна и продовольствия. Здесь я взял бочку воды и затем прошел до одного мыса, где нашел убежище, защищенное от восточных ветров, и нужную глубину. Я приказал бросить якорь, привести в порядок бочки и заготовить воду и дрова. Людям было разрешено сойти на берег и отдохнуть, ибо они утомлены были за время долгого пути… Мыс этот назвал я Песчаным (Arenal) {*} . Я обнаружил, что весь берег тут был истоптан животными, которые оставляли следы, подобные козьим. И хотя этих животных, по-видимому, было тут много, обнаружено было только одно, уже околевшее.

На следующий день с востока прибыло большое каноэ, в котором было 24 человека, все юноши, хорошо вооруженные луками, стрелами и деревянными щитами. Как я уже говорил, они были молоды и хорошо сложены, кожей не черны, белее всех, кого я видел в Индиях, стройны и телом красивы. Волосы у них длинные и мягкие, острижены по кастильскому обычаю, а головы повязаны платками из хорошо обработанной разноцветной (пестрой) хлопчатой пряжи. Думаю, что это были мавританские шарфы (альмайсары) {*} . Некоторые были опоясаны этими платками и прикрывались ими вместо штанов. Люди на каноэ заговорили с нами, когда находились еще на далеком расстоянии от кораблей. Никто – ни я, ни мои спутники – не могли понять их, и единственно, что я сделал, – это приказал им знаками приблизиться к нам. На это ушло более двух часов; то они приближались к нам, то отклонялись в сторону. Я приказал показать им тазы и другие блестящие вещи, чтобы возбудить их любопытство и заставить подойти к кораблям; по прошествии довольно значительного времени они подплыли на расстояние более близкое, чем на котором держались до сих пор. Мне не терпелось вступить с ними в переговоры, и у меня не было ничего, что можно было показать им и побудить их подойти к кораблям. Поэтому я распорядился вынести на мраморную башенку тамбурин и приказал молодым матросам плясать, полагая, что люди в каноэ пожелают посмотреть вблизи на празднество. Но, как только они услышали музыку и увидели танцующих, все они оставили весла, взяли в руки луки, и стали их натягивать, и затем, прикрываясь щитами, принялись осыпать нас стрелами. Музыка и танцы прекратились, и я приказал разрядить по ним арбалеты. Они отплыли, направившись быстрым ходом к другой каравелле, внезапно появились под ее кормой. Пилот этой каравеллы сблизился с каноэ, дал шапку и куртку одному из находившихся в каноэ людей, как казалось ему – старейшине, и договорился, что будет вести с ними переговоры на берегу, куда они и направились на каноэ, ожидая его приезда. Но пилот не желал высаживаться на берег без моего разрешения; они же, увидев, что он направляется на лодке к моему судну, вновь сели в каноэ и ушли прочь. Больше мы не видели ни этих людей, ни других с этого острова.