Путеводитель по Лукоморью
Шрифт:
– А ты че хотел? – оборвала его стоны Тоня. – В подвале завсегда так, здесь коммуникации проложены. Ну, полезешь?
Я высунулась наружу и поняла, что разговор доносится не с улицы, а из небольшого подвального окошка, которое находилось прямо подо мной.
– Если штаны порву, мать убьет, – зудел Борисов. – А как я шпалы понесу?
– В зубах! – коротко ответила Тоня.
– Обалдела?
– Сам балда! – не замедлила с ответом Антонина. – Прикинь, как Райка офигеет. Помнишь, ты говоришь ей, что ты Юрка и пришел с того света свою мать проведать, принес ей печенья?
Я
Глава 28
За короткую дорогу я успела придумать, как отвлечь внимание бдительного Федора, но на мое счастье администратора за стойкой не оказалось. Его громкий голос долетал из-за занавески, отгораживающей парадную часть холла от той, что предназначалась для персонала.
– Просто безобразие! Иван, немедленно объяснись! – гремел Федя.
Я не стала подслушивать, в чем провинился рабочий, он же веселый Топтыгин и автономный душ, и двинулась в параллельный коридор. Отлично помню, как туда стройным шагом направилась группа туристов категории «самый затрапезный эконом». Федор еще сказал: «Они сняли общий номер, который расположен внизу». Вероятно, где-то там есть и вход в подвал с трубами, об одну из которых сейчас обжегся хулиган Борисов.
Долго искать не пришлось, я быстро обнаружила просторное помещение, заставленное койками. Прошла вперед по узкой галерее и увидела металлическую, выкрашенную в серый цвет створку. Дверь легко, без скрипа, отворилась, перед глазами предстала узкая лестница, по которой я и спустилась в подвал. По его правой стене змеились разнокалиберные трубы, вдоль левой громоздились котлы отопления, бойлеры и фильтры. Под потолком тускло светили маломощные лампочки, спрятанные в «стаканы» из проволоки. Странно, но здесь царила относительная чистота, сыростью не пахло, не носились крысы.
– Ну, давай же, не жуй сопли, – донесся до меня голос Тони.
Я на цыпочках пошла на звук, пробралась между какими-то гудящими установками, увидела свободную площадку, круглое открытое окошко под потолком и двух подростков, стоящих ко мне спиной.
– Меняй штаны быстрей! – приказала Тоня. – Нужны простые, такие джинсы, как у тебя, тогда не носили.
– Отвернись, – буркнул Борисов.
Антонина сделала поворот через плечо и очутилась лицом ко мне. Глаза дочери Федора стали похожими на совиные, и она взвизгнула.
– Мама!
– Заткнись, блин! – на автомате велел Евгений и тоже обернулся.
– Добрый вечер, дорогие фанаты, – ехидно произнесла я. – Чем занимаетесь?
– Пипец… – выдохнула Тоня.
Девочка явно испугалась, Борисов тоже струхнул, но, в отличие от присмиревшей Антонины, он сразу полез, так сказать, в драку.
Люди делятся на две категории. Одни, испытав стресс, становятся тише воды, ниже травы, другие принимаются размахивать шашкой. Женя оказался из последней.
– Никакие мы не фаны! – заявил мальчишка.
– Правда? – улыбнулась я. – Зачем же тогда автограф-сессию требовали устроить?
– Она нам на фиг не нужна, – буркнул Евгений.
– Но вы пришли, – напомнила я.
– Степан
– Сказали, что в город приехала писательница и нам надо оказать ей уважение, – перебил ее Борисов. – Обещали, что тем, кто явится в библиотеку и задаст вопрос, а потом просидит всю встречу, можно будет не беспокоиться о РОЭ, нужные баллы ему обеспечены.
– Нам бумажки раздали с вопросами и ваши книги, – подхватила дочурка администратора отеля.
– Ваще-то я дюдики не уважаю, – решил и дальше резать правду-матку Евгений, – читаю только про путешествия и оружие.
– А я ваще книги не люблю, – скривилась Тоня, – лучше в Интернете посижу или киношку погляжу.
– И нечего нас фанами называть! – заявил Борисов.
– Верно, – кивнула я, – никакие вы не фанаты, вы конформисты.
– Кто? – хором спросили школьники.
– Приспособленцы, – пояснила я, – люди без принципов, готовые на все ради собственного благополучия. Из таких во время Второй мировой войны набирали полицаев на оккупированных фашистами территориях. Надеюсь, вам рассказывали на уроках истории про Великую Отечественную? А в мирные годы из конформистов получаются стукачи.
– Эй, чего вы обзываетесь? – обиделся Борисов.
– Мы просто хотим экзамен сдать, – заныла Антонина.
– Это и есть конформизм, – сказала я. – Честный человек возразил бы: «Нет, Степан Николаевич, я книги Виоловой в руки не беру, они полное дерьмо» – и отказался бы от участия в представлении. А вы поступили иначе – сами презираете Виолову, но за хорошую оценку решили хвалить ее. Не вызываете вы, ребята, у меня уважения.
– Меня мать за двойку убьет, – надулся Борисов, – я не ради себя старался. Мне ваще на отметки плевать.
– Хороший аргумент, – кивнула я. – Знаешь, те люди, что писали доносы на своих коллег или соседей, тоже так себя оправдывали, говорили: «Моя семья живет в крошечной комнате, если в квартире еще пара помещений освободится, их нам отдадут. Я ради родных стараюсь». И давай строчить донос в НКВД, мол, «Иванов Николай Иванович, с которым я, Петров Иван Петрович, проживаю в одной коммуналке, ругает Советскую власть…» Ну и как дальше развивались события? Иванова сажали в лагерь, где он быстро умирал, а Петров получал его жилплощадь.
– Мы так не делаем! – пискнул Борисов.
– Так вы еще маленькие, – усмехнулась я, – подрастете – научитесь. Сегодня вот удачно в обмен на участие в спектакле первый экзамен сдали, за отметку хвалили писателя, которого совсем не любите и не читаете. Ну и кто вы после этого?
Антонина вытерла рукой лоб, а Борисов жалобно протянул:
– А че, надо было двойку огрести? Мне не трудно вопрос задать.
Я в упор посмотрела на детей:
– Не могу ничего советовать в данной ситуации, в таких делах каждый решает сам. Лично мне всегда казалось, что лучше говорить правду. Хотя я тоже частенько лукавлю и испытываю желание получить что-то в награду, слегка приврав. Вопрос: где граница? На что можно пойти ради этой самой награды? Ну, ладно, хватит об этом… А тут вы чем занимаетесь?