Пути-дороги
Шрифт:
Когда писарь, записав подошедших добровольцев, поднял голову, то около крыльца оставалось уже не больше двух десятков казаков. Коваленко, все время презрительно смотревший на уходящих, крикнул:
— Ну, кто следующий? Подходи!
Желающих больше не нашлось. Коваленко круто повернулся и, не прощаясь, пошел в станичное правление; за ним молча поплелись помощник, писарь и немногие добровольцы.
Когда часа через два отряд Семенного прискакал к правлению, там никого, кроме писаря, не было. Андрей с маузером в руках вошел в канцелярию.
Увидев Андрея, писарь испуганно заморгал глазами.
— Где винтовки? — Андрей поднял маузер.
— Не… не знаю!
— Отвечай, когда спрашивают!
Писарь растерянно вскочил, поглядывая то на дуло направленного на него маузера, то на казаков:
— Вон в тех ящиках, господин вахмистр…
— Ну вот, давно бы так! — Андрей повернулся к казакам: — А ну, хлопцы, посчитайте, сколько их.
Казаки бросились к ящикам.
— Шестьдесят четыре винтовки и шесть цинков, товарищ Семенной.
Андрей посмотрел на писаря:
— А где остальные?
Тот молча протянул Андрею тетрадь.
Так! Успели–таки одиннадцать штук растащить… Казанок!
— Я, товарищ командир.
— Сейчас тебе писарь даст список. Сядешь на коня, возьмешь двух хлопцев и мотайтесь по дворам. Скажите, что, если к ночи винтовки не будут в правлении… расстреляю!
В канцелярию вошел Дергач.
— Ваня, выставь караулы! Около винтовок поставь двух часовых. Я возьму человек пять и поеду искать Сергеева. Над моими хлопцами команду примешь ты. Если не вернусь к ночи, из конных наряжай патрули, а пешие пусть тут ночуют.
Садясь на жеребца, Андрей крикнул:
— Тут винтовки будут приносить. Прими!..
Ночью он не вернулся. Дергач, нарядив конные патрули и сменив часовых, лег на атаманском столе спать…
Иван Дергач не был красивым парнем. Волосы цвета мокрой соломы, широкоплечая неуклюжая фигура и скуластое лицо со вздернутым носом, сплошь усеянное крупными веснушками, — красоты тут мало. Но все скрашивали большие карие глаза и ослепительно белые зубы. Отца, убитого в русско–японскую войну, Дергач помнил смутно. Второй брак матери не принес счастья маленькому Ивану. Отчим относился к нему холодно и сурово, а напившись пьяным, избивал мальчика.
Тяжело прошло для Дергача детство, но и юность не была лучше. С тринадцати лет стал он батрачить у богатых хуторян. Потом — мобилизация, турецкий фронт, тяжелое ранение и лазарет.
В феврале семнадцатого года он приехал из лазарета в родную станицу, где пошел батрачить к Буту.
Зима, проведенная в станице, дружба с Максимом и Сергеевым многому научили Дергача. Когда вернулся в станицу Андрей и стал поднимать станичную молодежь на борьбу за советскую Кубань, Дергач стал ему верным помощником…
Стенные часы прохрипели четыре удара. Дергач открыл глаза. Начинало уже светать.
В соседней комнате тихо посапывали часовые. Вскочив со стола, Дергач подошел к
Сергеев положил руку на плечо Дергача:
— Что, Ваня, испугался? — И, улыбаясь, показал взглядом на усатого человека: — Знакомьтесь! Это командир красногвардейского отряда товарищ Юдин.
Дергач обрадованно воскликнул:
— Это который советскую власть устанавливает?
— Он самый, — улыбнулся Юдин, протягивая Дергачу руку.
Поговорив с Юдиным, Дергач подошел к Максиму:
— Ты Андрея не видел?
— Нет. Когда он меня назад вернул, мы с Сергеевым на станцию подались. У начальника ручную дрезину выпросили и махнули на Брюховецкую. — Максим по–детски счастливо улыбнулся. — Вот видишь, привели с собой отряд. Завтра, Юдин говорит, ревком выбирать будем…
Андрей, не найдя Сергеева, остальную часть ночи кружился по прилегающим к базару улицам и переулкам, опасаясь, что кулаки, пользуясь темнотой, попытаются захватить оружие.
… Утром выбрали ревком. В него вошли Сергеев, Андрей Семенной, Максим Сизон, Иван Дергач и еще несколько казаков и иногородних.
Отряд решили организовать сводный, совместно со станицами Каневского юрта, из пехоты и кавалерии. Начальником был выбран Семенной. Ему же поручили оканчивать и формирование отряда.
Глава X
… Были сборы недолги,
От Кубани и Волги
Мы коней поднимали в поход…
Степными оврагами побежали ручьи, размывая последний, еще не съеденный утренними туманами снег. По ночам над голыми садами и мокрыми крышами хат тянулись к родным озерам стаи диких уток.
Мартовские холодные дожди четвертые сутки жестоко хлестали хутора и станицы, разъединенные месивом дорог.
Серой голодной волчицей пришла на Кубань ненастная весна 1918 года. Но ни дожди, ни липкая грязь не мешали казакам ближайших станиц и хуторов днем и ночью скакать в Каневскую.
Кутаясь в лохматые бурки и низко надвинув кубанки на лоб, торопили они своих строевых коней, словно не замечая безудержных дождевых потоков.
Под утро мартовского непогожего денька в станицу Садковскую усталым шагом въехал всадник. Вороной жеребей, по брюхо забрызганный грязью, шарахнулся в сторону, испугавшись лошадиного трупа возле дороги.
Дремлющий в седле человек очнулся и ласково похлопал жеребца по взмыленной шее:
— Ну, ну, Турок, вперед! Что ты, мертвых коней не видал?
Проехав главной улицей до церкви и свернув в переулок, всадник остановился. Он пристально всматривался в хаты, словно не зная, какую из них выбрать. Затем, тронув повод, подъехал к одной из них и рукояткой плети тихо постучал в окно.