Пути-дороги
Шрифт:
Шум затих.
— Товарищи! Советская власть дала нам землю. Она дала нам, бесправным, человеческие права. Если на нашей Кубани снова сядут атаманы… они отберут у нас землю! А дети наши будут батраками у куркулей. У нас нет снарядов. У нас и патронов мало. Но мы штыками проложим себе путь!
Максим суровым взглядом окинул бойцов.
— Товарищи! Я вместе с вами батраковал по хуторам.
Мы вместе мечтали… о земле. Вспомните, как мы кохали ненависть к тем, кто гноил нас в окопах. Вот они перед нами,
Он выхватил наган.
— Большевики и сочувствующие! В цепь! За мною, в атаку марш!
И, легко спрыгнув с тачанки, побежал по направлению к станице. За ним побежали десятка четыре красноармейцев и казаков, на бегу рассыпаясь в цепь.
Полк двинулся шагом, но бегущая впереди кучка людей увлекла его вперед. Почти не сгибаясь под усиливающимся пулеметным дождем, разъяренным потоком стремительно понеслись к садам батальоны.
Белые не выдержали. В страхе перед грозно накатывающейся на них лавиной людей они поспешно бросили пулеметы и врассыпную побежали к станице…
Путь на Кореновскую был свободен.
Полуденное солнце палило землю нестерпимым жаром. Едкая пыль затрудняла дыхание. Красноармейцы, держа винтовки как попало, еле брели группами и в одиночку. Сзади длинной вереницей растянулся обоз.
Собрав людей, Максим сделал привал. Измученные длинной дорогой, разморенные жарой, красноармейцы, отойдя немного в сторону, падали на горячую землю и сейчас же засыпали.
К Максиму подскакала разведка.
— Товарищ Сизон, Кореновская свободна от противника.
— Спасибо, хлопцы!
Езжайте к обозу коней кормить.
Хорошо знал Максим начальника разведки, казака соседней станицы — Федора Ступню. Вместе батрачили они у Подлипного, а затем на мельнице у Бута. Знал Максим, что не подведет Федька, но все же, достав бинокль, стал зорко шарить по окраине виднеющейся вдали станицы…
Дневная жара стала спадать. Улеглась едкая дорожная пыль. Подняв людей и рассыпав их густыми цепями, Ольшанский с Максимом повели полк к Кореновской. Рядом с ними на левом фланге шагал Сергеев. Красноармейцы, повеселев после отдыха, перекидывались шутками. То и дело изрывался громкий смех.
Сзади, со стороны идущего по дороге обоза, вдруг послышались беспорядочные ружейные выстрелы. Максим с удивлением обернулся. Обозники, нахлестывая лошадей, сворачивали с дороги и мчались в степь. На невысоком холме, по ту сторону дороги, маячили десятка полтора всадников. Максим повернулся к Сергееву:
— Плохие дела! Это разъезд Покровского. Опять отрезать могут.
Максим хотел было броситься наводить порядок среди обозников, но увидев, что Ольшанский уже возится около пулемета, успокоился и снова пошел с Сергеевым впереди первой цепи. Вскоре до них донесся дробный стук пулемета. Перескакивая дорожную
Сергеев посмотрел на Максима:
— Что ж, по–твоему, делать?
Максим с минуту молчал, потом проговорил решительно:
— Идти на Екатеринодар, не останавливаясь на ночевку в станице. Иначе окружат.
— Ну что ж, давайте обсудим…
— И обсуждать тут нечего! — уже сердито буркнул Максим. И, увидев идущего к ним Ольшанского, пошел навстречу: — Товарищ Ольшанский! Задерживаться в станице на ночь нельзя. Подкормим лошадей, возьмем сена, да и двинем дальше, на Екатеринодар.
Ольшанский взглянул в сторону полка.
— А ты думаешь, что, когда люди дорвутся наконец до хорошего отдыха, они захотят опять ночью идти дальше?
Максим пристально посмотрел ему в глаза:
— А ты как считаешь — Покровский не захлопнет нас снова в мешок?
Ольшанский угрюмо проговорил:
— Отчего же не захлопнуть. Может, очень свободно.
А ночевка тут ни при чем. — И, шагнув к Максиму, взял его за воротник гимнастерки: — Думаешь… мне самому охота в генеральские лапы попасться?
Максим смутился:
— Да нет, я не про это.
— Ну, а если нет, то нечего и говорить. Идем вперед, а то мы между цепями путаемся…
Вскоре к ним присоединился и Сергеев. К удивлению Максима, он поддержал Ольшанского, говоря, что нельзя уходить из станицы, не забрав желающих влиться в полк.
На околице к ним подъехали квартирьеры, а с ними и Федор Ступня. Федор наклонился с седла к Максиму.
— Слышь, Максим, не ходи с ними! — показал он глазами на Ольшанского и Сергеева. — Тебя мои ребята просят к нам.
Максим засмеялся:
— Что, опять читать книгу заставите?
Федор смущенно почесал кончиком плети переносье:
— Мы уж того… и сундучок твой к себе перетащили. Сделай милость, поедем!
Федькин взвод поместился в двух просторных дворах на окраине станицы.
Когда Максим с Федькой вошли в хату, уже шипела на огромной сковороде яичница, поджаренная с куском свиной колбасы. Красноармейцы вскочили, смущенно пряча под стол бутылку самогона.
В зеленоватых глазах Максима забегали смешливые огоньки:
— Вы чего ж, хлопцы, горилку–то хороните? Я ж нe монах. По чарке с дороги выпить греха нет.
После ужина весь взвод собрался вокруг Максима.
Достав большую книгу, он осторожно провел ладонью по старому переплету, обтянутому голубым коленкором. На корешке слабо блеснули полустертые буквы: «Шарль де Костер. Легенда о Тиле Уленшпигеле».
Полгода тому назад вынес на базар ветеринарный врач целый ворох книг. Максима привлекла эта книга переплетом и необычным названием. Купив ее за последний рубль, он целыми ночами просиживал над пожелтевшими страницами.