Пути, которые мы избираем
Шрифт:
Однажды экспериментатор решил столкнуть состояние возбуждения сосудов, связанное с приемом глюкозы, с процессом торможения. Он зажег красную лампочку, связанную в мозгу испытуемого с ощущением сладкого, и дал ему глоток хинина. Условный раздражитель подавил чувство горечи. Сосуды ответили так, словно в рот испытуемого ввели не горькую жидкость, а сахарный раствор. В других таких опытах люди затруднялись определить вкус выпитого хинина или принимали его за сладкий раствор.
Как же отражается, спросили мы себя, столкновение процессов возбуждения и торможения — эта битва в коре мозга — на других частях желудочно-кишечного тракта? Взять хотя
Эти опыты, как и прежние, мы не рисковали ставить на людях. У меня, как вы знаете, все сотрудники — врачи и среди них ни одного физиолога. Все мы помним отлично наставления Боткина: «Нельзя позволить себе экспериментировать без громадной осторожности на человеке… Всегда следует иметь в виду тот спасительный страх, чтобы не повредить больному, не ухудшить чем-либо его состояние…»
Мы вывели у собаки проток поджелудочной железы наружу и одновременно образовали фистулу желудка. Можно было таким образом животное кормить и при этом регистрировать отделение поджелудочного сока.
В один прекрасный день, когда собака насыщалась мясом и хлебом, перед ней внезапно появилась кошка. Собака оставила еду и с лаем ринулась на непрошеную гостью. Несколько раз возвращалась она к пище и вновь бросалась на кошку. Ожесточенная стычка между чувствами голода и вражды — столкновение пищевого и оборонительного инстинктов — пагубно отразилась на поджелудочной железе. В течение двух недель выделение сока было крайне повышенно.
Опыты видоизменили. На помощь призвали индукционную катушку. В момент, когда собака начала есть, ее поразил электрический ток. Экспериментатор заблаговременно прикрепил один электрод к металлической фистуле желудка, а другой — к миске. На собаку это произвело гнетущее впечатление. Она отскочила и попятилась, испуганно глядя на посуду, всегда, казалось, дружелюбную к ней. Миску она возненавидела и отказывалась брать из нее пищу. Сильно изменилась деятельность поджелудочной железы и повысилось количество отделяемого ею сока. Наполненный воздухом желудок возбуждал теперь железу в тринадцать раз больше обычного.
Я не очень понимал то, что случилось, и спросил однажды академика Быкова:
«Как вы думаете, почему желудочные железы сократили после сшибки сокоотделение, а поджелудочная, наоборот, усилила?»
Он, вероятно, уже подумал над этим и так изложил свои соображения.
«Не находите ли вы, — сказал он, — что было бы нецелесообразно, если бы невроз приводил к полному прекращению пищеварения? Сомневаюсь, чтобы такой организм уцелел в результате естественного отбора».
«Вы хотите сказать, — спросил я, — что одна железа заменяет в этом случае другую?»
«Я подозреваю, — ответил он, — что щедрость поджелудочной железы рассчитана в этом случае на то, чтобы полностью компенсировать бездействие желез желудка. Благо они могут друг друга подменять…»
Четыре месяца болела собака. Она отказывалась есть в моем присутствии и брала пищу лишь из рук служительницы. Было очевидно, что между видом экспериментатора и корой головного мозга животного образовалась временная связь. Мое появление во время еды вызывало у собаки состояние, схожее с действием электрического тока.
Из всего этого я заключаю, — закончил Курцин, — что при определенных условиях, под влиянием высшего регулирующего центра, могут наступить в отправлениях органа такие изменения, которые приведут к глубоким нарушениям всего организма. Разлад станет, в свою очередь, источником неверной информации в
Такова гипотеза. Над ней Курцину придется еще потрудиться. К тысяче опытов, проделанных на оперированных собаках, ста сорока наблюдениям над оперированными людьми и множеству исследований желез желудка — у здоровых и больных — предстоит еще многое прибавить.
Курцин с одинаковым усердием продолжает свои изыскания и в захолустной больничке и в столичной клинике, ищет средства обратить свои предположения в строгую научную теорию…
Ему все дано для успеха: и прекрасный Институт физиологии имени Павлова, и безграничная моральная и материальная поддержка Советской страны, и серьезные научные достижения русской физиологии. Он может с уверенностью сказать: «Мы только потому так высоко стоим, что стоим на плечах гигантов». Высоко вознесенная русская физиологическая мысль Сеченова, Павлова, Введенского и Ухтомского послужит крепкой опорой советскому исследователю Ивану Терентьевичу Курцину.
Глава десятая
Душевные лекарства
Намерение, которое не осуществилось
Случай этот сам по себе мало чем отличался от множества других трагических курьезов, обычных для медицины, насыщенной фактами и бедной доказательствами. Рассказывая о нем Быкову, профессор Андреев не подозревал, что разговор так неожиданно обернется.
В одну из больниц Ленинграда доставили девушку, весьма истощенную, с неукротимой рвотой. Больная стонала и жаловалась, что живот ее полон червями и она заживо гниет. Терапевты предположили у нее опухоль желудка и рекомендовали ее оперировать.
Профессор сделал операцию, изучил желудок и пищевод больной, но ничего не обнаружил. Памятуя древнее изречение, что «медицина излечивает редко, облегчает часто и утешает всегда», он сказал девушке:
— Я вырезал у вас изрядную опухоль, теперь вы будете совершенно здоровы.
Больная вскоре оправилась, и ее перевели в терапевтическую клинику. Проходит несколько дней, и девушку снова доставляют к хирургу, с болезненной рвотой. Консилиум специалистов настаивает на том, что страдания связаны с болезнью желудка. Хирург мог ошибиться, операцию надо провести заново. Андреев возражает, не соглашается, но спорить бессмысленно, девушка гибнет, и ничем другим ей помочь нельзя. Вскрыли полость живота, и консилиум убедился, что хирург не ошибся — пищевод и желудок в порядке. Девушка умерла от истощения, наука не смогла ей помочь. Профессор решил найти объяснение тому, что случилось. Он отправляется на поиски друзей умершей — анамнез должен быть собран, пусть с опозданием.
История оказалась несложной. На окраине города снимала комнату девушка-кондуктор. Нелюдимая, скромная, она встретилась с молодым человеком и полюбила его. Пошли счастливые дни, свидания, прогулки, приятные заботы о новом платье. Однажды на вечеринке они сидели рядом, смеялись и шутили, вдруг ее стошнило, и изо рта выполз глист. Это ее потрясло. Какое несчастье, она полна червями, они ползут уже изо рта! Начались рвоты — стремление организма избавиться от воображаемого зла, — и в результате кажущаяся болезнь привела девушку к гибели.