Пути непроглядные
Шрифт:
Короткое замешательство не принесло передышки, мертвецы тут же снова полезли вперед. Тот, который держал Игре, остался за их спинами. Гвейр с яростным криком бросился в атаку. Рольван коротко выдохнул и устремился следом.
Он наносил удары и уклонялся от ударов, не помня ни о чем, кроме необходимости прожить еще и еще мгновение, достать еще и еще одного врага. Когда его меч прошел сквозь чужую плоть, не встретив сопротивления, Рольван потерял равновесие и едва устоял на ногах. Тут же развернулся к следующему противнику, но тот уже оседал на камни, на глазах становясь тем, чем и был на самом деле – полуразложившимся
Гвейр уже стоял на коленях над сестрой, поспешно освобождая ее от грязного тряпья и поясов, которыми ее замотали так туго, что получился настоящий кокон. Игре извивалась, выпутывая руки и ноги. Вид у нее был всклокоченный, бледный и очень злой.
– Что ты наделал! – воскликнула она, очутившись наконец на ногах. Пошатнулась, так что Гвейру пришлось ее подхватить, но тут же снова выпрямилась. – Зачем?
– Игре? – осторожно переспросил Гвейр.
Ее взгляд отливал звериной желтизной. На бледных запачканных щеках виднелись царапины и следы слез.
– Зачем понадобилось меня спасать?! Да еще вместе с этим! – и она указала на Рольвана жестом, который, исходи он от мужчины, был бы оскорблением, достойным поединка.
Гвейр только вздохнул. Удивленным он не выглядел, и Рольван решил, что знает, почему ее еще ребенком отослали в дрейвскую школу, подальше от дома.
Усмехнувшись, он присел и принялся вытирать меч краем рубахи одного из недавних врагов. Зрелище они представляли отвратительное, запах был и того хуже. И все-таки, где-то глубоко внутри, Рольвану хотелось смеяться.
– Я же сказала тебе, что должна все исправить! – звенящим голосом продолжала Игре. – Меня тащили прямо к тому месту! Я все обдумала, а теперь…
– По-твоему, я должен был отдать тебя этим тварям и улечься спать? – устало спросил Гвейр. – Ты бы так и сделала на моем месте, Игре?
– Что? Нет! Гвейр…
Она замолчала, впервые показавшись растерянной. Потом шагнула к брату и молча прижалась лицом к его груди. Гвейр обнял ее.
– Уйдем отсюда, – сказал он.
Игре кивнула. Сделала несколько шагов, пошатнулась и упала на одно колено. Гвейр немедленно оказался рядом, поднял ее на руки. Рольван снова услышал ее голос:
– Ненавижу это! Учитель никогда…
– Ты не Учитель, – сказал Гвейр. – Я рядом. Отдыхай спокойно.
Они возвращались к лошадям, и Гвейр нес Игре на руках, а Рольван шел позади и чувствовал себя с каждым шагом все более неловко. Он совершенно не представлял, как быть дальше, и даже злился на Гвейра, что тот не дает ему никаких подсказок. Гвейр же словно забыл о его существовании, лишь раз обернулся, чтобы указать ему на повод лошади Игре – «Возьми, пожалуйста». Рольван молча отвязал его. Гвейр усадил сестру перед собою в седло, обнимая ее одной рукой, и направил коня вниз по склону. Голова Игре с растрепанной копной рыжих волос беспомощно покоилась на его плече.
Рольван с послушной белоногой лошадкой в поводу поехал следом. Южный склон весь зарос колючим кустарником, цеплявшим за ноги лошадей. Продираться через него пришлось несколько часов. На полпути Игре пришла в себя и потребовала пересадить ее на собственную кобылу, что и было тут же исполнено. Рольван остался один и вскоре отстал, но упрямо продолжать следовать за ними. Брат и сестра ехали бок о бок, одинаково понурившись,
Он мог развернуться и поехать прочь и очень хотел этого. Его не стали бы останавливать, даже не заметили бы, но мешало упрямство. Он слишком долго гнался за этими людьми, слишком дорого заплатил, чтобы теперь просто так уйти. Он стискивал зубы, потирал ноющее левое плечо и с самым глупым видом продолжал следовать за Гвейром и Игре неизвестно куда.
Уже темнело, когда Гвейр увел их на почти незаметную тропу, уходившую вглубь опять подступившего леса. Дорога шла дальше, спускаясь в болотистую низину, за которой вздымался новый склон. Оранжево-красное зарево заката осталась за спиной, над головою снова нависли тяжелые ветви. Запах хвои и теплой земли был густым, как облако. Тропинка изогнулась несколько раз и вывела к заросшей ивняком прогалине, по краю которой бежал, торопясь к близкому болоту, бурливый ручей. Поодаль от него Рольван увидел чернеющий след костра и сооруженный из веток навес меж древесных стволов.
– Это здесь, – сказал Гвейр, останавливая коня.
Спешились. Игре достала из седельной сумки сверток одежды и, не говоря ни слова, ушла с ним вниз по течению ручья. Когда она скрылась из виду, Гвейр наконец обернулся к Рольвану. Вздохнул, видимо, тоже не зная, как теперь быть.
Рольван начал первым.
– Ты сегодня дважды спас мне жизнь, – сказал он. – Зачем?
– Дважды?
– В первый раз, когда подсказал притвориться мертвым.
Гвейр усмехнулся:
– И верно.
– Почему ты это сделал?
– Что тебя удивляет, Рольван? Мы сражались вместе. Как союзники, не как враги. Разве ты сам в таком случае не пришел бы мне на помощь? Если мы схватимся друг с другом, я убью тебя без колебаний, уж не сомневайся.
Рольван не стал требовать немедленного поединка, вообще ничего не ответил. Гвейр спросил, помолчав:
– Скажи мне, ты можешь оставить нас в покое и вернуться домой?
– Не могу. Я поклялся.
– Понимаю. Я, в некотором роде, тоже. Но сейчас не имею ни малейшего желания тебя убивать и не могу позволить тебе убить меня. Игре не успокоится, пока не найдет способ изгнать призраков обратно в их мир. Кто-то должен защищать ее на этом пути. Что, если нам отложить наш спор до тех пор, пока не поможем ей?
– Поможем ей? Мы? Ты предлагаешь мне поехать с вами?
– Предложи другое решение, получше.
Он подождал, пока Рольван придумает и отвергнет с десяток никудышных вариантов. В ветвях, невидимый, запел соловей. Еще один отозвался пронзительно-чистой трелью, вступил третий – словно по лесу развесили десятки хрустальных колокольчиков. Так и не дождавшись никакого ответа, Гвейр оглянулся туда, где скрылась за кустами Игре. Понизил голос:
– Если бы не ты, этим делом занимались бы дрейвы во главе с Верховным, а не моя сестра, совсем одна. Справедливо будет, если ты хоть немного исправишь причиненный вред. Если ты так уверен, что служишь богу и Лиандарсу, тебе должно быть не все равно, что по его землям бродят призраки и те твари, с которыми мы сегодня дрались.