Пути непроглядные
Шрифт:
– Она и так уже много сделала.
– Да. Поэтому пусть отдыхает спокойно, и мы займемся тем же самым. Думаю, сегодня можно не караулить.
Рольван кивнул. Ни призраков, ни мертвецов, а живым и подавно неоткуда взяться в этом месте, где столько времени бесчинствовало зло. Ночной лес больше не казался опасным, и тени не выглядывали украдкой из-за кустов, поджидая случая наброситься, но лежали на траве мягкими пуховыми клубками. Хотелось спать и впервые за долгое время не быть настороже, не подскакивать от каждого шороха, ожидая не то нападения, не то случая
Он лежал с закрытыми глазами, и память заставляла его заново переживать прошедший день – день, когда Игре закрыла Врата и победила своих врагов, когда он посмотрел ей в лицо и признался, что думает о ней, а после держал ее на руках и чувствовал ее тепло даже сквозь одежду и кожаный панцирь. Вспоминать об этом было приятно, и Рольван вспоминал, постепенно погружаясь в сон. Он слышал, как Гвейр отошел за деревья, как выругался, споткнувшись обо что-то, но тут же встал и пошел дальше. Этот человек был его другом, был смертельным врагом, был соратником и мог бы стать снова другом, если бы только у них было побольше времени. Но времени, похоже, не осталось: теперь Рольван видел все ясно. Он должен уйти, если только не хочет превратиться в обузу. Гвейр и Игре больше не нуждаются в нем, и в одном Гвейр совершенно прав – занятие найдется. Не на тидирской службе, так, может быть, в дружине какого-нибудь эрга?
Или же – от этой мысли Рольван даже проснулся – в монастыре. Почему нет, если все то, что раньше привлекало его в мирской жизни, больше ему не нужно? Войной он насытился. Вино его теперь не веселит, разве что дает забыться ненадолго. Женщины? Но с тех пор, как в его сердце поселилась Верховная дрейвка, о других женщинах он думал не иначе, как с отвращением. В Эбраке все еще ждала его белокурая невеста. Рольван не раз пытался представить себе ее, представить, как он возвращается и она выходит навстречу, кидается в его объятия – но не мог. Зачем он проводил с ней время, зачем добивался ее руки? Что это было, скука, тщеславие, азарт? Чего стоит все это вместе взятое, если теперь он даже не может вспомнить ее лица?
Уж лучше в монастырь. Стать священником, исполнить последнюю волю отца Кронана. Хоть этим почтить его память, раз не смог почтить ее, как собирался, смертью убийцы. Гвейра. Который, кстати, отсутствовал уже слишком долго для человека, отошедшего по нужде.
Рольван приподнялся, встревоженный. Вокруг было совершенно тихо, ни шороха. Игре спала, лошади дремали, опустив головы. Он уже открыл рот, чтобы крикнуть Гвейра, когда услышал его шаги и в тот же миг оказался на ногах. Схватил меч. Гвейр бежал, как бегут от опасности, отчаянно, не разбирая дороги. Рольван с мечом в руках шагнул навстречу – что бы ни было там, в лесу, он не подпустит никого к Игре.
Гвейр выбежал на поляну, тяжело дыша, и упал на колени.
– Что там? – воскликнул Рольван.
– Нет, – выдохнул Гвейр, – его уже нет, оно ушло. Я не знаю, куда.
Он обхватил руками голову и замер. Рольван огляделся, но все было тихо. Тогда он опустился на колени
– Ты ранен?
– Нет, – глухо ответил тот. – Но я умираю. Оно коснулось меня. Это был призрак, Рольван.
Мгновение до Рольвана доходил смысл его слов.
– Нет… – прошептал он.
Гвейр схватил его руку и сжал изо всех сил:
– Поклянись мне, Рольван! Поклянись, что позаботишься о ней, будешь ее охранять! Она дрейв, Рольван, весь мир против нее, такие же, как ты, они придут, и…
– Прекрати, ты, идиот! Ты жив! – воскликнул Рольван, но Гвейр повторил еще яростнее:
– Поклянись, что не позволишь никому убить мою сестру только за то, что она дрейв!
– Я разбужу Игре, она тебе поможет!
Рольван попытался вырваться, но не смог. Гвейр до боли стиснул его руку:
– Клянись!
– Хорошо, хорошо, клянусь! Клянусь защищать ее, даже ценой своей жизни. Теперь отпусти!
– У нее больше никого нет, – прошептал Гвейр, разжимая пальцы.
– Заткнись. У нее есть ты.
Игре не проснулась, когда Рольван позвал ее по имени, когда прикоснулся к ее руке. Тогда он приподнял ее за плечи и встряхнул, не зная, есть ли вообще способ разорвать этот неестественный сон.
– Игре! Игре, проснись!
Она вскрикнула и принялась отбиваться, и Рольван поспешно отпустил ее.
– Игре, пожалуйста. Ты нужна Гвейру!
– Гвейр? – это имя заставило ее очнуться. – Гвейр!
– Я здесь, сестренка, – он подошел и остановился рядом. – Ничего страшного.
– Он встретил призрака, – сказал Рольван.
Гвейр наградил его сердитым взглядом, собирался что-то сказать, но Игре уже вскочила и утянула его в сторону от своего ложа, из-под деревьев под рассеянный звездный свет. Взяв голову брата в свои перевязанные ладони, она пристально вгляделась ему в глаза, как будто искала там что-то. Рольван ждал, боясь пошевелиться, чтобы не помешать им. Лицо ее казалось совершенно белым.
Потом она вскрикнула и отступила. Это приговор – понял Рольван еще до того, как она залилась слезами, а Гвейр обнял ее и ласково погладил по волосам:
– Тсс, сестренка. Ничего страшного. Рано или поздно все умирают.
– Нет! – закричала она и вырвалась из его рук. Отскочила, запрокинула голову к небу. – Нехневен, нет! Нехневен!
Она звала свою богиню. Рольван видел уже достаточно, чтобы привыкнуть не бояться обитателей тьмы, но сейчас его охватил почти животный ужас. Эта древняя богиня уже приходила к Игре, придет и сейчас.
– Нехневен!
Было тихо, только шелестел в ветвях ветер. Рольван замер, Гвейр тоже не шевелился. Оба смотрели на Игре. Смотрели, как она, разбрызгивая слезы, снова и снова выкрикивает в ночное небо одно и то же имя. Как давится рыданиями, как сжимает кулаки и грозит ими пустоте.
– Нехневен! Ты обещала мне, обещала! Так будь же ты проклята!
– Игре, – негромко позвал ее Гвейр. – Перестань. Мне уже не помочь, ты же сама знаешь.
– Заткнись, – велела она, в точности, как недавно Рольван. – Седлайте коней, мы возвращаемся к Вратам.