Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Шрифт:
Вот только с одной женщиной я трудно сходилась, она была менгрелкой и самой ругачей на улице. И вот как мы с ней нашли общий язык. Очередная проверка была, она начала запускать в мой двор коров. А там же огород, помидоры, огурцы, там же все растет, а коровы все потопчут. Я спокойненько подхожу ей и говорю: „Знаешь, Мэри, я напишу на тебя заявление в милицию, что ты запускаешь ко мне во двор коров. Это мои продукты растут, нам с дочерью они нужны! “ Потом очередной раз прихожу – опять коровы. И я написала заявление в милицию. Милиция приходила, разбиралась. После этой разборки я шла с рынка, мимо ее дома, она встретила меня и… как начала ругаться! Я ругаться, как она, не умею. Слушала я ее, слушала, и, когда она очередной раз набирала воздух в легкие, я ей сказала: „Вот видишь, как у тебя получается, я так никогда не смогу ругаться! “ Ну и мы поссорились.
С вечера все жители Гуд ауты занимали очередь за хлебом, утром покупали хлеб. Мы с ней в одной из очередей стоим, она впереди меня. Смотрю, она что-то бледнеет и бледнеет и вот-вот упадет. Во время войны менгрелку никто из абхазов никогда не поддержит. Я подошла, успела подхватить ее, падающую, попросила рядом стоящих принести стул. Я – русская – попросила, значит, принесли, и усадила Мэри на стул, люди воды принесли. В общем, привели в чувство, и первый ее вопрос был: „Я с тобой поругалась, а ты обо мне заботишься?“ Я ответила: „Моя хорошая, на своей улице все должны быть как дома – можно поругаться, можно высказать друг другу что-то, а здесь, вдали от нашей улицы, мы соседи, мы самые близкие люди. Других наших соседей здесь никого нет, значит, мы должны, если не на своей улице, помогать друг другу“. Она в ответ: „Спасибо, спасибо! “ Это была последняя проверка для того, чтобы прижиться, и у меня со всеми соседями сложились хорошие отношения.
Потом я узнала, что ночью к Мэри приходили абхазы, приехавшие из горного села, чтобы выгнать их с мужем из дома, а дом присвоить. Они не первые и не последние грузины
Е.Д. Жукова у своего дома
О «ребятах с нашей улицы»
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Грузино-абхазская война началась в августе месяце, через год после моего приезда в Гудауту. Я еще не знала всех соседей, живущих на нашей улице. Трое ребят с нашей улицы окончили школу, но на очередной вступительный экзамен в вуз в Сочи поехать не смогли. Ехать нужно было через Гагру, а Гагра была занята грузинами. Война началась одновременно со стороны Гагры и от грузино-абхазской границы. Молодежь организовала отряд, который вошел в состав формирования защитников Абхазии. Один из них был мой сосед Руслан, живущий напротив. Им выдали обмундирование, оружие и боеприпасы. Моему соседу выдали жилет для боеприпасов очень большого размера. Он пришел ко мне перешивать этот жилет, чтобы он не сваливался с плеч. Впереди на жилете много карманов для гранат и других боеприпасов. Жилет я переделала. Однако он пришел через два дня с просьбой пришить карманы для боеприпасов на спине жилета. На вопрос, как доставать боеприпасы из этих карманов, ответил, что они в бой ходят вместе с другом, у которого нет такого жилета. Боеприпасы на спине будут для друга.
Очередной раз ребята с нашей улицы вернулись из боя, но не все. Одного из соседей с ними не было. На вопрос матери, где ее сын, они ответили, что не нашли его. Было так: подойдя к небольшой горке, группа разделилась, чтобы с двух сторон обойти гору. Когда встретились, один из друзей не пришел. Они его долго искали, но не нашли. Через три дня его нашли. Оказалось, он шел у самого подножия горы, наступил на мину. От взрыва осыпь с горы накрыла его.
Мать три дня и три ночи без сна стояла на перекрестке улиц, ждала сына. Его привезли в запаянном металлическом гробу. Мать просила открыть, чтобы последний раз увидеть сына, но гроб не открыли. На похоронах были все родственники и соседи.
Недалеко от нас жила семья греков. Их сына убили. Какой красивый он лежал в гробу. Не удалось плотно закрыть его глаза, и синие глаза были видны сквозь неприкрытые веки. Волосы у него были черные, слегка вьющиеся. Для отъезда в Грецию ему уже был куплен билет. Он ушел в последний бой перед отъездом. Отец не выдержал такой потери, через несколько месяцев умер».
О жизни одного из абхазских защитников Апсны, о простом парне, вспоминают жители Гуд ауты. Это Масик Царгуш. Его мама – Цира Царгуш собрала материалы о своем сыне.
Воспоминания Циры Царгуш: «Война кончилась 30 сентября. Я страдала, оттого что не располагала никакими вестями о сыне. Вернулся он только 10 октября. К тому времени уже некоторые стали заниматься грабежом и воровством, а он, как и многие другие в это время, не мог оставить границу (которую охранял) и вернуться домой.
После войны я хотела, чтобы он побыл дома, хотя бы немного поправил здоровье, расстроенное многочисленными ранениями. Однако он хотел поработать, немного собраться, продолжить учебу. Но не удалось найти работу, многие обещали, но все затягивалось. Я стала замечать, что сын сейчас, после войны, стал больше переживать, чем раньше. Он думал о неустроенности, об отсутствии работы, об учебе, которую пока не удается продолжить, о друзьях, погибших на войне.
В 1999 году Масик со своими документами пошел на прием к руководителю таможенной службы. Последний принял его на работу инспектором пограничной таможни. Но и это не успокоило сына. Мы ожидали, что он пошлет его на Псоу… Однако Масик оказался в Тагилоне», – сказала Цира и стала вытирать слезы, которые она уже не могла удержать. Немного успокоившись, Цира снова повела разговор:
«В самом деле, обстановка в Тагилоне была очень трудной. Нельзя было прилечь и уснуть даже ночью на короткое время, если палец не держать на спусковом курке автомата. Очень часто гибли люди. Эти трагедии он невыносимо переживал…»
Несмотря на то что прошло немало времени после войны, боль Масика по поводу гибели фронтовых друзей не стихала. Он часто посещал их могилы, после чего его переживания усиливались. В один из таких дней он сказал матери: «Мама, какие ребята погибли и кто такие мы, оставшиеся».
Однажды Масик узнал о том, что в ночь Какулия со своей бандой должен перейти границу и войти на территорию Абхазии, тщательно подготовился и пошел его «встречать». «Война без правил», и это уже правило. Погиб Масик Царгуш недалеко от поста таможенников, где встретился с бандой Какулия. Его труп забрали и сожгли. Останки Масика с большим трудом через три дня удалось забрать. Но для этого проводили разные акции – митинги, ультиматумы.
Таких Масиков было в Абхазии много.
О «славянском доме»
Елена Дмитриевна Жукова, оставшись одна в Абхазии в годы войны, близко к сердцу приняла происходящие события, ведь рядом ставшие почти родными соседи – грузины, абхазы, армяне, греки и русские – большая многонациональная семья. Для нее все они были «свои». Многие считают, что абхазы победили, потому что к ним с симпатией относилось большинство неабхазского населения республики (думаю, что здесь все зависело отличного выбора каждого человека, ведь были и такие, кто пострадал от абхазов, был чем-то обижен) и с первых дней войны на их стороне выступило славянское население. Елена Дмитриевна обид не держала и чем могла, помогала всем. Она стала работать в общественной организации «Славянский дом».
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Как мы работали в офисе? Всякое было. Нас распределили по участкам. Кто-то взял многоэтажки, где жили, а я недалеко от дома, где речка Гуд аута, за мостом. Там надо было найти русских и, когда „гуманитарка“ приходит, что-то носить, помощь оказывать. Она не всегда была, когда придет, кто-то сам приходил – мы тому давали, а которые не могут прийти, надо было их найти и отдать. Помню, долго что-то ничего не приходило, а потом пришли банки, двухлитровые, металлические из Америки, а в них какое-то сухое вещество, если его в кружку насыплешь столовой ложкой, нальешь кипятку и оно распаривается, получается суп с мясом. Вот такая еда. Нам за то, что мы дежурим, конечно, дали по банке, а все остальное мы открывали и, кто не пришел, тем насыпали в пакеты и разносили. Тяжело, когда знаешь, что люди голодные остаются.
Началась подготовка к освобождению Сухума. Нужно знать, хотя бы коротко, что происходило в столице Абхазии, оккупированной грузинской армией. После взятия Сухума правительство и „Славянский дом“ переехали в столицу Абхазии. У членов правления общественной организации, живущих в Гудауте, была возможность съездить в столицу и посмотреть, как она выглядит после освобождения. Я не ездила. Очевидцы рассказывали, что территория у Красного моста была сплошь покрыта трупами, там был жестокий бой. У некоторых многоэтажных домов полностью или частично разрушены стены, перекошены крыши. Сгоревшие, или полусгоревшие, или разрушенные от прямого попадания снаряда частные дома. Общественная организация „Славянский дом“ в Сухуме обосновалась в Русском театре. Работы было много, нужно было зарегистрировать всех оставшихся в живых. Списки нужны были правительству для оказания помощи населению. Я могла приезжать в Сухум и работать только полдня, оставляя дочь на соседей. Автобус от Гудауты возил пассажиров до сухумского вокзала. Несколько дней подряд я ездила в Сухум помогать коллегам по общественной организации. В первый приезд, когда я увидела разруху, мне стало жутко. От вокзала до Русского театра бежала бегом. Все столбы были повалены. Линии электропередач, троллейбусные провода лежали на земле, в некоторых местах преграждая дорогу. Дома разбиты, жителей на улицах не видно. Во время регистрации жители Сухума рассказывали, что с ними было.
Один мужчина-сухумец соорудил из детских колясок большую тележку. На пожарищах и свалках собирал доски и фанеру, изготавливал гробы. Вероятно, ему кто-то помогал. Находил умерших в квартирах, домах, на улицах и хоронил их на кладбище.
Мать с двумя маленькими детьми, у которой кончились деньги, а заработать негде, и по почте ниоткуда не получишь, даже письмо о своей беде никому не напишешь, связи с Россией не было, пришла на пирс, привязала детей к ногам, прыгнула в море, туда, где глубже, утопилась вместе с детьми.
Двоих пенсионеров, мужа и жену, нашли в парке на лавочке. Они были нарядно одетые, уже остывшие. Вокруг них валялись пакетики от снотворного и рассыпанные оставшиеся таблетки.
В Гудауте в офис „Славянского дома“ часто приходила женщина, пожилые родители которой остались в Сухуме. После освобождения Сухума снова пришла в наш офис и рассказала о встрече с родителями. В Сухум она поехала при первой возможности после его освобождения, нашла свой дом. Во дворе двое незнакомых, очень худых стариков что-то искали в траве. Приблизившись к ним, она узнала своих родителей. Они искали съедобную траву. Траву эту они варили и ели, другой пищи у них не было. Женщина заливалась слезами, рассказывая о своих изголодавших, измученных родителях.
В
Вместе с Еленой Дмитриевной мы поехали в Сухуми, где увидели университет Абхазии. Он наполовину стоит разрушенный, таких зданий в Сухуми много, война напоминает о себе, ничего не забывается. На улицах часто встречаешь женщин, одетых в черное, на голове черные платки – это траур по погибшим.
В Гудауте стоит прекрасно отстроенная москвичами гостиница, именно здесь располагался штаб «Славянского дома» в годы войны, а рядом полностью разрушенное здание бывшей городской столовой.
Вот такая смесь.
Об экономической блокаде и мандаринах
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Экономическая блокада – это когда в Абхазии не было хлеба, газа, электроэнергии, воды в кранах. К тем дворам, где были колодцы, выстраивалась очередь. Колодезная вода была для животных и разных хозяйственных нужд. Питьевую воду привозили обычно на центральные улицы. У машин-водовозок также стояли в очереди. Двух ведер питьевой воды не хватало до следующего приезда водовозки. Я за питьевой водой ходила с четырьмя ведрами. Набирала сразу четыре ведра воды, два ведра уносила метров на 20 и возвращалась за оставленными ведрами; затем оставленные проношу мимо стоящих ведер на 20–30 метров и возвращаюсь за оставленными ведрами. Таким образом, приносила домой четыре ведра питьевой воды. Если водовозка не приезжала, пили колодезную воду.
И с хлебом проблемы были. Мамалыга заменяла нам хлеб. Вечером керосиновая лампа. С керосином тоже были проблемы. Иногда любыми путями добывали авиационный керосин, запасались впрок. Я со своего дома могла видеть, когда привозили газ. Огонечки засветились, движение какое-то – газ привезли! Я бегу уже с вечера на соседнюю улицу, соседям говорю: «Газ привезли! Пошли, посмотрим, там движение какое-то». А чтобы печку топить, я собирала со своего участка лаврушку лишнюю, срезала, сворачивала ветки, траву, выпиливала ненужные деревья и тоже как дрова использовала. Нужно было чем-то топить, потому что было очень холодно. Мало того, в школе было холодно и поэтому было распоряжение, чтобы каждый ребенок приносил хотя бы по два полена, чтобы топить школу. Вот так выживали.
Периодически какие-то объявлялись перемирия. Когда поспели мандарины, было объявлено 20-дневное перемирие. Городские автобусы возили жителей Гудауты в сады арендаторов на уборку урожая. Я тоже поехала. У арендаторов была цель – снять урожай с деревьев. Они сами предлагали как можно больше мандаринов бесплатно увозить с собой. Я собрала 5 ящиков мандаринов для арендатора. Для себя полный рюкзак и большое ведро. Некоторые сборщики урожая набирали мандарины только для себя по 2–3 мешка, но их в городе на автобусной остановке встречали родственники с тачками. Я вышла на остановке с рюкзаком и ведром, наполненными мандаринами. Навстречу армянин: „Ай-ай-ай, одна рука пустая. Нужно было в пустую руку взять 1–3 килограмма мандаринов. Пустая рука не должна быть“.
На следующий день соседи не пустили меня в мандариновые сады. Там произошло очень неприятное происшествие. Мандариновые сады расположены у самой речки Гумисты у въезда в Сухуми. В это время Сухум был оккупирован грузинами. Сад, в котором я собирала урожай, был расположен на той стороне горы, которая не видна из Сухума. В тот день, когда я не поехала на уборку урожая, автобус встретил арендатор-грузин, участок которого виден со стороны Сухума. Арендатор пообещал на своем транспорте сборщиков урожая вместе с мандаринами привезти ко времени отъезда автобуса. На его участок согласились ехать пять человек. Сборщики урожая начали работать в саду арендатора. Грузины, из Сухума наблюдавшие в бинокль, заметили непонятное для них движение на участке грузина-арендатора и решили „защитить“ его. Пульнули на участок арендатора пушечный заряд. Были убиты три сборщика урожая, арендатор и его родственник.
В этот год был большой урожай цитрусовых. Продать мандарины можно было только в России. Но граница была закрыта. В то время до шлагбаума (вход в Россию) тянулся 1,5-километровый зарешеченный коридор. В этом коридоре люди с большими тачками, нагруженными мешками с мандаринами, сидели по нескольку суток в надежде продать мандарины за любую цену в России. На пограничном пропускном пункте для машин также была километровая очередь машин, загруженных мандаринами. Но в Россию и из России в Абхазию никого и ничего не пропускали. Была экономическая блокада. Около границы выросли большие горы гниющих мандарин».О поезде с «гуманитарным грузом»
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Был поезд с гуманитарным грузом, который стоял на вокзале. Я узнала, что там есть удобрения для огорода. Взяла ручную тачку, мешок и пошла к этому поезду за удобрением для своего огорода. Удобрения находились в специализированном вагоне для сыпучих грузов. Внизу вагона отверстие для разгрузки вагона. К этому отверстию человек 8-10 (сколько поместились) подставили свои тары (мешки, ведра, кастрюли). У меня был мешок. Само удобрение не высыпалось, его нужно было раздалбливать, измельчать внутри вагона. Один человек залезал в вагон и долбил удобрение, пока другой и мы рядом с ним наполняли его и свою тару. Домой я привезла 2/з мешка хороших удобрений.
Было много мешков с корнем солодки. Я домой наносила целый ящик солодки, и во время блокады, когда не было сахара, мы с дочкой пили чай с солодкой».
Елена Дмитриевна – человек сильный, в труде она находила смысл своего существования.
О боевиках Шамиля Басаева
Про чеченских боевиков, принимавших участие в войне на стороне абхазов, рассказывали многие жители Гуд ауты, но отношение к ним у всех разное. Некоторые их побаиваются и недолюбливают.
Рассказ соседа Елены Дмитриевны: «Да, чеченцы нам очень сильно помогли. Здесь Басаев воевал, он даже женился на абхазской девушке, может, слышали. Но у них здесь свои интересы были. Они хотели создать большое государство на Кавказе и сделать Сухуми его столицей. А этого здесь не хотели, вот и вышел конфликт».
Воспоминания Елены Дмитриевны: «Мой муж успел вывезти дочку в начале войны к магаданским друзьям в Подмосковье. В связи с войной занятия в абхазских школах прекратились. Большое здание школы № 2, где училась моя дочь, полностью заняли боевики Шамиля Басаева. Чтобы отклоняющиеся от службы в армии не грабили жителей на рынках и на улицах, везде дежурили боевики.
На одном из перекрестков нашей улицы жили три брата-грузина, их дома стояли рядом. Абхазы, уклоняющиеся от службы в армии, решили их ограбить и выжить из собственных домов. Братья-грузины написали заявление в штаб Шамиля Басаева с просьбой защитить их. На этом перекрестке боевики дежурили круглосуточно, защищая невоюющих грузин. В это время была холодная и небывало снежная зима. Боевики дежурили в теплой одежде, подняв воротники, но без головных уборов. Я умею шить разные шапки из меха и из ткани. Сшила образец шапки-„финки“ из ткани на утепленной подкладке и отнесла его в штаб Шамиля Басаева. Предложила, что шить шапки для боевиков буду бесплатно, материал для подкладки и козырьков у меня есть, но материал для верха должны принести заказчики (куски ткани от плаща, брюк или теплых юбок). Сшила несколько шапок, а боевики, как оплату, привезли много обгоревших досок от какого-то сгоревшего дома. Доски пригодились как дрова и для хозяйственных нужд.
Когда освободили Сухум от грузин, там начался беспредел. К пожилой русской женщине, она жила одна, повадились три молодых абхаза. Они съедали у нее все продукты. Соседи боялись вмешиваться, но сообщили об этом чеченцу-боевику. Он женился на местной жительнице и поселился в их районе. Когда чеченец узнал об очередном приходе грабителей, он немедленно пришел защитить женщину, потребовал, чтобы грабители ушли. Самый здоровенный грабитель набросился на худощавого, невысокого роста чеченца. Боевой прием чеченца моментально уложил амбала-грабителя на землю вниз лицом. Двое грабителей убежали. Чеченец поставил ногу на шею грабителю и сказал: „Если я узнаю, что ты еще кого-нибудь ограбил, я найду тебя и по-чеченски отрежу голову“\'. Больше русскую бабушку никто не обижал».
О нарушениях прав человека
Большая часть грузинского населения (около 250 тысяч человек) в страхе перед победителями покинула свои дома. Кого-то вывезли в Грузию по морю, кто-то ушел самостоятельно через горные перевалы. Лишь очень небольшая часть беженцев через несколько лет смогла вернуться домой.
Мы возвращались из Нового Афона – водитель маршрутки был разговорчив и, хотя в войне по причине юного возраста участия не принимал, четко объяснил позицию в отношении будущего Абхазии: «Грузины в Абхазии такое творили, что это не скоро забудут. Во время войны они решили воспользоваться ситуацией и пограбить соседей. Даже грузинские военные были не так жестоки, как грузины, которые тут жили. Поэтому, конечно, им и пришлось уйти отсюда. Но были и те, кто воевал на стороне Абхазии, – они здесь живут и с ними все в порядке. Вот он, например, грузин. – Водитель махнул рукой в сторону парня, который сидел рядом с нами на заднем сиденье, и обратился к нему с усмешкой:
– Ты бы, наверное, застрелил меня, начнись война… Да, такие вот вы нехорошие люди. А я тебя еще катаю».
Закончил парень неожиданно: «Ну а с Грузией, я думаю, мы подружимся. Они на самом деле в большинстве своем хорошие люди и очень на нас похожи. Но дружить будем только как два независимых государства. Ведь и Германия с Россией сейчас отлично ладят. Вот и мы с Грузией, думаю, рано или поздно придем к соглашению».
Воспоминания Елены Дмитриевны: «У соседей напротив большая семья – девять детей. Одна из дочерей вышла замуж за грузина. Другая их девятилетняя дочь, дружившая с моей дочкой, пришла ко мне очень печальная с просьбой: «Можно я у вас посижу?» – «Можно». Она сидит молча, и по ее щекам катятся слезы. На мой вопрос «Что случилось?» она ответила: «Дедушка и бабушка ругают грузин, а мой папа грузин. Я его очень люблю, он не воюет, уехал от войны в Россию».