Пути. Дороги. Встречи

Сидоров Георгий Алексеевич

— Что-то его гнетёт, — как-то кивнул головой в его сторону Н.Л. — Может, можно помочь?

— Вряд ли, — сказал я. — Похоже, чего-то он боится. Дойдём до стойбища, думаю, всё изменится. Бабушка-шаманка ему поможет лучше нашего.

Обратный путь у нас прошёл без особых происшествий. Через неделю мы оказались в избушке у второй речки. А ещё через два дня, перейдя гарь, поздно ночью мы вошли в эвенкийское стойбище.

— Всё, после такой гонки пару дней отдыхаем, — сказал я, снимая лыжи, —

потом двинемся в жилуху. Уже конец марта, и, на самом деле, идти придётся в основном ночью.

— Ночью, так ночью! — согласился Н.Л. — Если мы из Туруханского края благополучно вернулись, то здесь дойдём.

Родные Николая и все остальные эвенки, как всегда, встретили нас радушно. Много было расспросов о передвижении диких оленей и о зимних отстоях лосей. Большой интерес вызвал наш поход в Вершину Тыма и на Сым. Многие пожилые эвенки переселились на Кеть из тех мест и поэтому услышать о родине им было приятно. Но, узнав, что мы не встретили ни на Тыму ни на Сыму никого из их родственников и даже не видели следов эвенкийских лыж, они расстроились.

— Однако, померли там все, — вздохнула Глаша Ивигина, старенькая маленькая старушка, родственница Николая.

— Не померли, — отозвался Борис Леонтич. — Просто, как и мы, перестали кочевать. Оленей сейчас у них мало, живут себе на одном месте, а то и вовсе в посёлки подались.

Хорошо отоспавшись и отдохнув, я, захватив с собой странный шаманский костюм, направился в чум к Колиной бабушке. Как я понял, шаманка меня давно поджидала.

— Ну что, Геша, видел то, о чём я тебе говорила? — не здороваясь, спросила она меня.

— Видел, — сказал я сдержанно. — Даже больше того, что от вас слышал.

— Чулукана хотел стрелить? — косо посмотрела она на меня. — Нехорошо!

— Николай уже успел рассказать! — сконфузился я.

— Он тебя оправдывал. Он твой друг. Чтобы ты ни сделал, для него всё хорошо. Но ты мог согрешить!

— Не согрешил же?

— Не согрешил… За что молодец! — наконец, улыбнулась шаманка.

— А почему нельзя трогать чулуканов? — задал я ей вопрос.

— Трогать их — вредить себе, — сказала бабушка уклончиво. — Вообще, редкий человек может им навредить, ты как раз из таких. Поэтому ггомни: они тоже дети Огды и тоже имеют право на жизнь. Николай сказал, что чулукан тебя послушал и перестал за вами следить.

— Перестал, — кивнул я головой.

— Надо же, не всякого человека чулуканы слушают.

— Наверное, я ему понравился.

— Тем, что поднял на него ружьё?

— Может, и так!

— Наверное, потому, что ты его не испугался и стал с ним разговаривать… — сделала вывод шаманка.

— О костюме, который мы нашли, Коля вам тоже рассказал?

— Рассказал, — спокойно сказала бабушка.

—

Он со мной, мы решили его вам показать, — вынул я из мешка странное одеяние.

Наклонившись над костюмом, старушка внимательно осматривала все его части, изучив даже швы, потом, подняв голову, сказала:

— Однако одежда того шамана, который вызволил вашего друга из другого мира.

— Шамана эндри?!

Такое известие чуть не сбило меня с ног.

— Да, шамана народа эндри.

Только теперь я почувствовал дрожь в голосе эвенки.

— Но это не шаманский костюм, — продолжила она.

— А что же тогда?

— Одеяние для предсказаний. Для обращения к далёким предкам. Шаманы эндри не шаманят, как это делаем мы, — продолжила Колина бабушка. — Вместо трёх, они знают двенадцать миров. И могут входить в любой из них. Они не нуждаются в бубне, но всегда пользуются местами силы.

Шаманка говорила о мифических жрецах эндри как о чём-то вполне реальном, что не может вызывать никаких сомнений.

«Сказка какая-то, — думал я, слушая её. — Народ давным-давно исчез. То ли ушёл, то ли вымер, не ясно. От мест его поселений остались одни земляные валы, но старая шаманка говорит о жрецах этого народа так, как будто они всё ещё живы!»

— Николай сказывал, что за водоразделом вы нашли странную избушку с баней, — донёсся до меня голос эвенкийской знахарки. — Та избушка хозяина этой одежды, — показала она на лежащий перед ней медвежий костюм. Значит, он жил либо в Сыму, либо в Ярцево. Скорее всего, в среде старообрядцев-кержаков, — сделала она заключение.

— А почему жил? Вы считаете, что его уже нет, он умер? — спросил я.

— Пошто умер? Это мы ждём смерти, они — эндри, её не ждут. Он из этих мест уехал.

— С чего вы так решили? — не унимался я.

— В лабазе лежало письмо. Оно понятно каждому шаману, — продолжила свой рассказ бабушка.

— Никакого письма мы не нашли.

— Да оно не на бумаге, а в вещах, — улыбнулась моей наивности ведунья. — Лук лежал в направлении восход-закат. На закат смотрели и наконечники стрел. Так?

— Точно не помню, но, кажется, так, — сказал я.

— В берестяном туле десять стрел. Значит, уехал на запад на десять лет.

— А что означает кремневая винтовка?

— То, что он остаётся навсегда хозяином своего места силы.

— А наковальня, клещи и молоток?

— Здесь всё просто, — засмеялась шаманка, глядя на мой ошалелый вид. — Этими вещами он рассказал, чем будет заниматься после переезда. Очевидно, где-то далеко, в одном ему известном месте, по какой-то причине погиб такой же, как и он, хранитель выхода силы. И теперь надо за двадцать лет подготовить другого такого же шамана.