Путин. Путеводитель для неравнодушных

Соловьев Владимир Рудольфович

Трагедия России в том, что мы все живем в прошлом. Все существующие партии мы сравниваем с нашим историческим прошлым, которым мы недовольны. Но наше политическое будущее состоит из умения думать и изменять историческое прошлое.

Сложно делать выбор. Но необходимо. Не хочется отдавать свою страну тем людям, которых справедливо называют коррупционерами. Не хочу употреблять термин «чиновники». Чиновники бывают разные. Как сделать так, чтобы партия власти справилась с соблазном? Только представьте, какой это гигантский соблазн — ты входишь в самую могущественную политическую структуру в стране. С тобой в партии министры, мэры, губернаторы, которые хотят находиться в рядах соратников Президента, им там комфортно и удобно. И кажется, что это индульгенция. Ведь Президент не позволит находиться рядом с собой плохому человеку или недостойному профессионалу! Поэтому если я здесь, значит, я уже хорош — это очень льстит самолюбию, тщеславию. А остальные

соглашаются с той оценкой, которую дают себе эти министры, мэры, губернаторы и прочие граждане, которые отличаются от нас только тем, что на них возложены полномочия. Но на самом деле они такие же избиратели, как и мы: один человек — один голос.

Как сделать так, чтобы партия власти, которой многое дано и от которой многое требуют, избежала бюрократического, омерзительного, постсоветского прозябания? Как сделать так, чтобы партия власти остановилась в двух шагах от создания культа себя любимой и сказала: «Ребята, мы отвечаем за всю страну. Отвечаем за происходящее вокруг нас» ? У меня ответа нет. Боюсь, что нет ответа и у тех, кто работает в партии. Но самое важное, что по крайней мере в России теперь есть такая партия. Какая, спросите вы меня? А я отвечу: кто ж ее знает...

Как партии власти избежать того, чтобы бюрократические механизмы пожрали ее изнутри? Каким образом сохранить направленность не на себя, не на обеспечение своих частных интересов, а на жизнь людей? Как научиться слышать избирателя? Как сделать так, чтобы партия не превратилась в идола, чтобы не вернулись советские времена? Все это очень сложные вопросы. У меня на них нет ответа. Сейчас можно сказать четко, что партия стала хотя бы относительно самостоятельной. И многие решения, принимаемые внутри партии, не соответствуют напрямую решениям, которые принимаются внутри кремлевской администрации, как и должно быть. Внутри партии идут творческие дискуссии, там работают очень разные люди. Существует неприятие разнообразных точек зрения и открытые диалоги по этим позициям. Но как это не потерять, как не забронзоветь? Ведь наш исторический опыт показывает, что меньшевики и большевики когда-то были в одной партии. А что потом? И еще наш опыт показывает, что бюрократы всегда постепенно ухватывают цепкой рукой политическую власть за кадык и не хотят ее отпускать.

Как не допустить перерождения этой партии — партии власти — в партию функционеров? И здесь я не знаю ответа. И не уверен, что его знают люди, которые входят сейчас в партию власти. Но, тем не менее, хочется верить, что не будет повторения печального опыта советских времен.

«Высоколобые»

Несомненно, всегда приятно находиться рядом с властью. Чувствовать эту власть. Любить ее. Получать от нее знаки благодарности. И, конечно, все те, кто сейчас находится на правом фланге, в полной мере ощутили любовь власти — но не оправдали доверия. Не оправдали доверия не только и не столько властных структур, сколько нас с вами. Посмотрите, какие имена, какие яркие политики! Красивые, интересные. Немцов, Гайдар, Чубайс, Кириенко... Все эти люди ассоциировались с правым движением. Теперь появились новые. Может быть, не столь яркие, может быть, не столь хорошо известные — как Никита Белых. Новая поросль. Или Михаил Барщевский — замечательный, талантливый адвокат.

И вместе с этим складывается ощущение от общего положения на правом фланге, что их время еще не пришло или уже ушло. Каждый раз правые пытались ответить себе на вопрос: каково их отношение к власти? Где власть и где они? Они всегда говорят: мы никогда не были во власти, мы никогда не были большинством. Но как это можно объяснить, если Гайдар был исполняющим обязанности премьер-министра, Немцов был на высокой государственной должности, а Кириенко и Чубайс и сейчас находятся либо во властных структурах, либо в организациях, тесно аффилированных с властью. Поэтому слова о том, что правые — неинтегрированная система управления страной, не выглядят достоверными. Люди им и не верят, а главное, не понимают, что именно пытаются сказать правые всему народу. Что надо заниматься малым и средним бизнесом? Конечно. Только разве правые ему помогают? Разве Анатолий Чубайс на своем посту руководителя РАО ЕЭС хоть что-нибудь сделал, чтобы малому и среднему бизнесу стало хорошо? Думаю, любой человек, который занимается малым и средним бизнесом, невольно сжимает зубы при упоминании РАО ЕЭС.

Кириенко ушел работать в правительство и забыл о своей правой идее. Барщевский работает в правительстве и воюет, по большому счету, за те же самые голоса на том же самом поле, говоря: мы другие, мы умные. Так и те были умные, и тоже вроде другие. Какие идеи стоят за правыми? Раньше все понимали — они антикоммунисты. Но даже когда мы говорим об антикоммунистах, то самым ярким из них является уж точно не правый, не левый, а стоящий сам по себе и неизвестно где Владимир Вольфович Жириновский, человек-театр, человек-оркестр, человек — море эмоций, океан, буря. Который ненавидит

все, что ассоциируется с коммунистами, и ненавидит правых, ненавидит всех. Последний политик уходящей эпохи. Яркий, мощный. Правые любят сходиться с ним в дуэлях и в последнее время стали его побеждать. О чем это свидетельствует? О том, что некая усталость наступила и от Жириновского, и от его риторики. Это все не удивительно. Это очень точно соответствует психологическому портрету избирателя. Избиратель хочет понимать, чем одна партия отличается от другой. Чем, например, партия Барщевского отличается от СПС. Или почему они все вместе не объединились и не взяли к себе «Яблоко»? Да, конечно, потому что там разные люди, потому что Явлинский ненавидит Чубайса, Немцов сложно относится к Барщевскому, Хакамаду они просто забыли. А идеология тут при чем? Нам говорят: «Мы за свободу». Да все за свободу! За какие вы свободы и ценой чего? У правых всегда было хорошо с деньгами, пока их любила власть, пока им разрешали быть рядом с властью. И до сих пор многие из правых возглавляют институты и поставляют власти идеи. Не случайно сейчас правые стали заявлять: все изменения в стране, которые идут в плюс, — это результат наших реформ. Что ж, можно говорить все что угодно. В то же самое время они говорят: все улучшения в стране связаны с высокими ценами на нефть. Так вы уж между собой разберитесь, что это — цены на нефть или результат ваших реформ? И вообще, кто вы? Хорошо одетые, запутавшиеся в личных семейных связях, приводящие в политику собственных детей. Правые, вы кто? Ведь нет большей трагедии для любого демократа, чем изменение смысла фамилии Собчак — от Анатолия к Ксении.

Дальше говорить уже не о чем. В этом весь крах либеральной правой идеи. От отцов к детям. Сейчас отцы стали приводить в политику детей. У нас появились юные Гайдары, юные Немцовы. И что, за них хочется голосовать? Начинаешь понимать, что политика дело семейное. Вот у Владимира Вольфовича Жириновского тоже сын в политике. И разве хорошо? Правильно? Разве это ответ на вопрос, что такое партия? Нет, это маленький семейный бизнес. Так почему правые так неразборчивы в своих связях? Почему у них появляются представители олигархических колхозов, которые раньше давали им деньги и кандидатов, а теперь уже не дают ни того, ни другого? Потому что власть сказала: все, правых больше не любить. И выяснилось, что собственных сторонников, которые способны за их идеи дать денег, у правых недостаточно, и правые начали искать людей, которые им верят, на левом фланге.

И вот уже появился безобразный с точки зрения русского языка термин «достройка», звучащий как название непонятной детской игры и вызывающий какие-то дикие ассоциации: «доворуй-ка», «нагрей-ка», «отними-ка». Ужасно с позиции русского языка, но еще хуже с позиции идеи, которую придумал господин Баков, до этого прошедший через все возможные партии от левых до «Единой России» и теперь упавший к правым. Правые дошли уже до того, что начали говорить вещи, в принципе не укладывающиеся в сознании: если выборы пройдут удачно и правые наберут много голосов хотя бы в региональной Думе, то они тут же изменят все законы. Что это? Кому вы это рассказываете? Кто в это поверит? Хотя кто-то, конечно, верит. Технологии, которыми стали пользоваться правые, абсолютно объединили их с левыми.

И действительно, какие же они правые, когда они неотличимы по своим заигрываниям от левых? Им просто очень хочется в Думу. Но неужели есть хоть какой-то шанс, что правые, даже если они все сейчас объединятся, наберут заветные семь процентов — даже в Москве и Санкт-Петербурге, где живут люди, на которых ориентированы правые по своей идее? Даже эти люди — бывшие советские интеллигенты, выросшие на кухонных разговорах, в неприятии вечного вранья и пошлости позднего социалистического строя, — больше не могут за них голосовать, потому что не могут найти созвучные себе идеи. Те, кто раньше голосовал, в частности, и за Немцова, изаХакамаду, и за Гайдара, не проголосуют за новые идеи, которые принесли в правое движение Антон Баков и Никита Белых.

Я сейчас вспоминаю ужасающий момент передачи «К барьеру», когда человек, долгие годы воплощавший для многих россиян интеллектуальную элиту, господин Бялко, «знаток», вдруг спросил Жириновского о его связи с Израилем и стал с упреком говорить о его национальности, о его этнических корнях. Я пришел тогда в состояние не растерянности, а негодования и задал господину Бялко прямой вопрос. И он громко на всю страну заявил: «Я — член Союза Правых Сил». При этом Бялко из партии не исключили, а во всем обвинили журналиста Соловьева — дескать, это он, как всегда, спровоцировал националистические высказывания. Что же случилось с правыми? Где на этом долгом пути к политическому Олимпу они потеряли себя? Борис Немцов сегодня воспринимается скорее как герой-любовник, как мощный плейбой, но ни в коей мере, к сожалению, не как политик. Сейчас он выступает в залах, куда приходят пенсионеры, и рассказывает им, какая у пенсионеров тяжелая жизнь. Я рад, что Немцов узнал о том, какая жизнь у пенсионеров. Но как он ее собирается изменить?