Путька
Шрифт:
— На речке Луне, — говорит мама. — Понятно? Вот этот дядя и будет город строить.
— Один? — говорю я.
Мне жалко этого дядю. Он улыбается, а ему город строить. Дом и то как долго строить. А тут целый город! Он, значит, всю жизнь на Луне будет жить.
— Зачем — один? — говорит мама. — Там много народу. Там от народу отбою нет. Там стройка! Они быстро город построят.
Вот он почему улыбается!
— У меня Димка — друг, — говорю я.
— Конечно, вы с Митей дружно живёте, — говорит мама, — но человек с Луны тебе очень понравится. Вот увидишь!
Откуда мама знает, если я его никогда не видала? У меня Путька есть. Мы всегда втроём будем жить — мама, Путька и я. Пусть он на Луне строит!
— Мы с ним в школе учились, — говорит мама. — А потом жизнь так сложилась, что мы потерялись.
Интересно, как они потерялись? Я один раз в «Детском мире» потерялась! Про меня даже по радио объявили: «Девочка Тата, четырёх лет, в пуховой шапочке и красном пальто, отстала от своей мамы в отделе мягкой игрушки». На весь магазин передавали! Мама сразу прибежала и так плакала. А сама ещё говорит, что плакать не любит.
— А почему он на меня щурится? — говорю я.
— Что ты? — говорит мама. — Такое открытое лицо…
Мне вдруг грустно стало. Чего мама его защищает? Я же ничего не сказала! Пускай он свой город строит, пускай на реке…
И приёмник вдруг как запоёт:
Издалека долго
Течёт река Волга… У меня в носу немножко защипало. Так приёмник грустно поёт, прямо каждое слово тянет — «дооол-гаа…». Как будто ему не хочется, чтобы эта Волга текла. А она всё равно течёт.
Из-да-ле-кааа дооол-гаа…
«Ввву-ву-ву-ввуу-вваааа-ва!» — подпевает Путька приёмнику.
Где приёмник — долго, там и Путька — долго. А когда приёмник коротко, так Путька просто — «ва!» — и всё. Он нос кверху поднял и слушает. На носу у него белое пятнышко. Путька брови морщит — так слушает.
«Вв-ааааа-ва!» — поёт Путька.
— Перестань, — говорит мама, — а то я тебя в театр отдам!
Путька не перестаёт. Он маму теперь ни капельки не боится. Она добрая. Он даже меня больше боится. Я с ним иногда так строго разговариваю! Иначе ведь с ним не справишься.
— Ты зачем передразниваешь? — строго говорю я.
Я наклонилась к нему — хотела поругать немножко, чтобы замолчал. Вдруг вижу — у него глаза круглые, жёлтые. Совсем мокрые! И ресницы дрожат. Это он так плачет! А я и не поняла. Он же плачет!
— Пууутька, — говорю я и вот-вот сама заплачу. У меня глаза такие тяжёлые стали, сами закрываются. И ресницы щиплет.
— Вот тебе раз! — говорит мама. — Что случилось?
— Ничегооо, — говорю я. — Выключи его, пожалуйста, — говорю я. — А то Путька плачет. И карточку, пожалуйста, убери, ладно?
— Конечно, уберу, — говорит мама. — Я же вам просто так показала. Какие вы смешные!
ПУТЬКА
Мама приёмник выключила, и мы с Путькой сразу успокоились.
Мама молчит и смотрит в окно. У нас теперь всё в окно видно! Крыльцо. Озеро. Как деревья шумят. Кто куда идёт. У сирени все листья облетели, одни пруты остались. Прутья нам не мешают смотреть.
— А я что вижу! — говорит мама. — Она весело говорит, но голос у неё почему-то грустный. — Снег идёт!
— Где? Где? — говорю я.
— Идите скорей! — говорит мама. — Путька же никогда ещё снега не видел!
И мы сразу на улицу побежали. Так интересно — первый снег! Он сначала только чуть-чуть падал. Я его прямо в руки ловила. А потом как повалил! Такой мохнатый, крупный. Земля чёрная, а снег белый!
Путька сначала немножко испугался. Он думал — что это такое прямо на нос сыплется? Мокрое такое? А это снег! Он же приятный.
Мы стали бегать по снегу. Никаких следов ещё не было, наши — самые первые. Путька снег себе на нос кинет и морщится. Это он от удовольствия морщится. Снег у него на носу тает, ему щекотно.
Я бегаю и кричу. А Путька лает. Очень весело.
Люди идут и тоже руками машут. Даже старые. И шапки прямо на улице снимают. Им хочется, чтобы снег на волосы падал. Жалко, чтобы такой снег зря пропадал, на шапках. Это же первый снег!
Я свою шапку тоже сняла и бегаю. А Путька лает.
Димкин папа как раз мимо идёт. У него пальто расстёгнуто, чтобы больше снега поймать. Он нам говорит:
— Поздравляю с первым снегом!
И домой торопится. Вдруг тётя Клава и Димка ещё ничего не знают. А на улице — снег!
Потом вдруг баба Рита идёт. Почему-то в платке.
— Поздравляю с первым снегом! — говорю я.
— Тьфу, с мысли сбиваешь! — говорит баба Рита. — Какой ещё снег? У меня ваш Димка корову заморил!
Вот это да!.. У неё Димка корову заморил. Она идёт тёте Клаве жаловаться. Она даже никакого снега не видит. А Димке, наверное, попадёт за корову. Может, и не очень попадёт, если я пойду.
А Путька не хочет уходить. Он боится: вдруг снега потом не будет? Ведь его раньше не было.
— Снег теперь доо-олго будет, — объясняю я Путьке. — Всю зиму.
Но Путька мне не верит. Путька даже ко мне не подходит. Он со мной издалека разговаривает. Никак не соглашается.
Я тогда решила одна идти. А Путька пусть побегает. Я только послушаю, как Димка корову заморил. И зачем он её заморил?
Баба Рита у Димки в комнате всё рассказывает.
Корова стала меньше молока давать. Даже есть перестала. Такими грустными глазами на бабу Риту смотрела. У бабы Риты сердце кровью обливалось. Корова же у неё — кормилица.
— А тут, на беду, мальчик ваш подвернулся, — говорит баба Рита. — Давай, мол, бабушка, я твоей корове таблеток дам: она сразу на ноги вскочит. У меня папа доктор, я всё знаю.