Пьяная Россия. Том второй
Шрифт:
По ночам она не спала, а сидела у окна, наблюдая за ночной жизнью улицы. Пару раз вызывала по сотовому телефону полицию на драки местных алконавтов, в обыкновении тусующихся возле скамеек, под липами. Один раз метнула пустым пузырьком из-под корвалола в голову насильника попытавшегося сделать свое черное дело с припозднившейся женщиной, явно пробирающейся домой с ночной заводской смены. Несколько раз спугивала мартовских котов, выливая на них холодной воды из графина.
Под утро, она уставала и отправлялась к дивану, что служил ей постелью. В обыкновении, диван всегда бывал, застелен
Ложась спать, она непременно раздевалась, снимая с себя всю одежду. Долго лежала без одеяла, давая возможность успокоиться ускорившемуся до ритма быстро несущегося по рельсам бешеного поезда, своего сердца. Под рукой, на табуретке, было полно лекарств, но все они уже не помогали, и Мария широко открыв глаза и глядя сквозь прозрачный тюль на восходящее солнце, ждала окончания своей жизни.
Но сердце, сделав судорожное движение, каждый раз выправлялось и, сбавляя темп, шумело уже потише, давая возможность уснуть.
Во сне Мария всегда попадала в одно место: серый коридор с длинной очередью печальных людей облаченных в белоснежные одежды.
Проходя вдоль очереди, Мария просыпалась, потому что в груди начинало грохотать сердце. Дрожа от страха перед тем, кто встречал каждого в очереди, она вставала, хватая ртом воздух.
Нет, она никогда его не видела, но знала – он впереди, дальше по коридору, стоило решиться чуть-чуть пройти.
Размышляя о предстоящем дне рождении, Мария ненадолго замирала и думала о том, как скоро она окажется в той очереди, ведь известно, тридцать три – любимое число Ангела Смерти.
Накануне своего дня рождения, Мария написала завещание, все свое движимое и недвижимое имущество она оставляла одной девчушке из детского дома.
Да, Мария специально ездила и даже какое-то время работала волонтером, хотя какой из нее работник и кто кому помогал, вот в чем вопрос, она сиротам или сироты ей.
Девчушку звали Иринкой. Тринадцати лет. Худенькая, серьезная, зеленоглазая, но не обучаемая, жаловались на нее педагоги. Совершенно не воспринимающая материал, но, кто из детей сейчас учится хорошо?! Зато, постоянный клиент библиотеки.
Мария приносила ей книги. Дома, у нее было в избытке книг Кира Булычева, братьев Стругацких, Александра Грина. Иринка увлекалась фантастикой и была бы самым обыкновенным ребенком, таких тысячи, но поглядев на Марию, всегда просила взять ее с собой.
– Я могу забирать тебя на выходные, – кивала Мария.
– Нет, не то, – сердилась Иринка, покусывая губы, – я домой хочу, на тот свет!
Мария пугалась, прижимала руку к сердцу и просила больше эту тему не возобновлять.
Иринка не обещала, замалчивая ответ, а после опять приставала со своей необычной просьбой.
Наконец, Мария сдалась и в один прекрасный день, спросила:
– Как ты себе это представляешь?
Иринка как ждала, бросилась к Марии, взяла за руки и, глядя в глаза, доверительно сообщила:
– Ты сможешь вернуться за мной, душа у тебя сильная,
– Что значит, твое дело? – прерывисто дыша, спросила Мария, с ужасом представляя самоубийство девочки.
– Нет, самоубийство ведет в клетки под геенну, – читая ее мысли, проговорила Иринка, – я просто потянусь к тебе и вышагну из тела. Ты только позови меня!
– Позвать? – глупо переспросила Мария.
– По имени! – кивнула девочка и громко, нараспев произнесла, – Ирина!
Мария пыталась спорить, приводя доводы в пользу беззаботных деньков детства, которых Иринка сама себя хочет лишить, но девочка смотрела на нее с упреком:
– Мне здесь не нравиться, – проговорила она и повела рукой вокруг, – я никому не нужна!
– Мне нужна! – умоляюще протянула Мария.
– Ты скоро умрешь! – безжалостно добила ее Иринка и отвернулась, непреклонная.
И вот наступил тридцать третий год рождения Марии. С утра, она занялась приготовлением праздничного обеда. В гости к ней должна была пожаловать Иринка и Мария, рассчитав свои силы и время приготовления любимых блюд девочки, неторопливо приступила к действу.
Изредка звонил сотовый телефон и до слуха Марии доносились поздравления. Звонили, в основном, волонтеры, с которыми она познакомилась в детском доме. Звонили дети-сироты, прекрасно понимающие и сочувствующие проблемам и одиночеству Марии. Звонили педагоги и воспитатели. Одним словом, поздравляли ее люди с прекрасными чувствительными душами. Друзья, подруги, родственники не звонили. Все они относились к прошлой жизни, когда, всего-то десять лет назад, Мария порхала со счастливой улыбкой по жизни, когда сердечная боль и аритмия только еще давали о себе знать, когда быстрый шаг еще был доступен.
Мария нахмурилась. В какой-то мере жизнь Иринки повторяла ее собственную. После гибели отца, а он погиб в автокатастрофе, мать начала пить и гулять. Приводя нового мужика, смотрела на дочь-подростка с вызовом, требуя называть неизвестного дядьку папой.
Она не желала, потому как папа – это родное, нечто светлое, потерянное навсегда.
Пьяная мать не хотела вникать в тонкости духовного мира дочери, а полосовала непокорную, ремнем. Закончилось тем, что очередной мужик попытался изнасиловать тринадцатилетнюю Марию, но она сумела вывернуться, проткнув острыми ножницами негодяю щеку.
В опорном участке милиции она осталась до утра, когда за ней пришла инспектор по делам несовершеннолетних и увела в детский дом.
Мать лишили родительских прав. После интерната, Мария пошла учиться в кулинарное училище, мечтая стать поваром.
Родное государство наделило ее однокомнатной квартирой, а позднее пенсией по инвалидности. Мария с трудом выкарабкивалась, денег не хватало, так как государства не стало. Как-то пережив дурдом девяностых, она подошла к рубежу двухтысячного года совсем больная, но полная надежды на выздоровление. Однако, после больниц и окончательного вердикта врачей, вернулась к детскому дому, где сама провела приличное количество времени, где нашла Ирину, повторившую ее историю точь-в-точь, за исключением заболевания сердца, но, кто знает, что ждет девочку впереди?..