Пьяная вишня

Лазорева Ольга

– Знакомьтесь, – сказал он и пошел обратно к машине.

– Михаил Игнатьевич, – представился мужчина, приветливо на меня глядя. – А вас, дамочка, как звать-величать?

– Ольга Николаевна, – ответила я. – Наслышана о вашей кузнице.

– Да, мы настоящие художники, – немного хвастливо сказал Михаил Игнатьевич. – А ведь сейчас что? Все уже досыта наелись штамповкой, всем подавай эксклюзив! И это правильно! То, что с душой сделано, что в единичном экземпляре, имеет ни с чем не сравнимую ценность. И у нас заказов хоть отбавляй. А вы откуда, Оленька? – неожиданно ласково поинтересовался он.

– Из Москвы, – ответила я и улыбнулась.

– Далёконько, –

вздохнул он. – С дороги-то, поди, голова тяжелая? Вы пока тут походите, подышите, разомнитесь, посмотрите, что есть, а потом побеседуем. Готовые вещи вон в той деревянной пристроечке с коньком на крыше. Там у нас что-то типа выставочного зала. В день-то не по одному приезжают, думали уже, что в деревне целесообразно свой магазинчик открыть. Да маета одна это! Помещение нужно, разрешение, ставку продавца, сами понимаете! Так что подторговываем прямо здесь, в кузне. Негласно, сами понимаете, Оленька, – добавил он и остро на меня глянул.

– Не волнуйтесь, Михаил Игнатьевич, я все поняла, – с улыбкой проговорила я. – Я частное лицо и хочу приобрести что-нибудь лично для себя.

– Вот и славненько, – обрадовался он и расплылся в улыбке.

Лучики морщин побежали от уголков его глаз. Зубы были крепкими и белыми.

«Сколько ему может быть лет? – машинально подумала я, глядя в его темно-карие блестящие глаза. – Тоже мне «дед Михей»!».

– А вот и наш подручный, – сказал он в этот момент. – Он вам все и покажет. Никитка! – громко позвал он. – Покажи наш товар приезжей дамочке.

Я обернулась и обмерла. К нам шел Ник. Я сразу узнала его, хотя это было довольно трудно. Черная курчавая бородка и усы неузнаваемо изменили его юношеское лицо. Волосы, обычно гладко зачесанные назад и блестящие от геля, выглядели спутанными. Их непослушные завитки падали ему на плечи, топорщились в разные стороны и напоминали львиную гриву. Ник был одет в старые кое-где порванные и прожженные брюки черно-серого цвета, стоптанные кирзовые сапоги и плотную черную футболку с длинным рукавом. На его шее болталась красная ситцевая косынка. В руках он держал брезентовые рукавицы.

Странно, что я не потеряла сознание и даже пыталась улыбаться. Ник смотрел в упор, словно не веря своим глазам. Я видела, что он начал кусать губы, с трудом справляясь с волнением.

– Никита, я пошел к малому горну, – сказал в этот момент Михаил Игнатьевич. – Ты тут сам разберешься. До свиданья, Оленька, – повернулся он ко мне.

– Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника.

Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку.

Скоро мы оказались за кузницей. Там было

что-то типа свалки. Множество проржавевших насквозь листов железа, мотки проволоки, куски труб и прочий металлический хлам были навалены кучей возле задней стены кузницы. Мы прошли мимо, миновали группу невысоких пушистых сосенок и оказались возле кованой беседки. Как я поняла, это было место отдыха. Несколько деревянных скамеек с красивыми коваными спинками, имитирующими виноградную лозу, стояли полукругом возле беседки. Ник сел на одну из них и, наконец отпустив мою руку, достал из кармана брюк мятую пачку сигарет. Он закурил не с первого раза, потому что его пальцы все еще тряслись. Я села рядом и не сводила глаз с его лица. Любовь, которую я так тщательно убивала в себе, нахлынула с такой силой, что я с трудом сдерживала слезы. Его лицо, даже с этой незнакомой мне бородкой, было настолько родным, я так истосковалась по нему, что сердце щемило от невысказанных чувств. Мне хотелось только одного – прижаться, слиться, ощутить его, перестать быть лишь половиной и вновь почувствовать себя полноценным существом.

Ник выкурил сигарету, повернулся ко мне и глубоко заглянул в глаза. Его вопрос был ожидаемым и вполне закономерным.

– Зачем ты сюда приехала, Оля? – глухо спросил он и опустил ресницы.

– Сама не знаю, – честно призналась я. – Но ты мог бы позвонить.

– Не мог, – сказал он, все еще не поднимая глаз. – На семейном совете решили, что отец будет делать мне военный билет, а я пока тут пережду. И кому-то знать, где я скрываюсь, совершенно необязательно. Решили, что как только отец сделает билет, так я сразу вернусь в Москву.

– Как видишь, я узнала, – тихо проговорила я, видя, что он молчит.

– Догадываюсь, кто источник информации, – ответил Ник и посмотрел мне в глаза.

Я вздрогнула от вполне отчетливого желания. И дело было даже не в длительном воздержании. Просто мне хотелось при помощи секса вновь слиться с ним и стать хоть ненадолго одним существом, как это бывало всякий раз. Я буквально сгорала от желания ощутить его в себе, увидеть его горящие от страсти глаза, припасть к его горячим и таким по-юношески нежным губам. Ник, видимо, тоже чувствовал это, так как отодвинулся и скрестил руки на груди. Он явно защищался от меня.

– Я узнала только вчера, где ты, – после паузы охрипшим от волнения голосом сказала я. – И утром села в электричку до Рязани. Но почему ты в кузне?

– Мне нравится, – ответил он неопределенным тоном.

Потом наклонился, сорвал длинную травинку и начал ее грызть.

– Понимаешь, это изумительная профессия, – продолжил Ник более оживленно, – работать с раскаленным металлом, придавать ему нужную форму, видеть, как он застывает и становится произведением. Ты же знаешь, что я всегда увлекался холодным оружием. А тут я могу познать все секреты его ковки. Дед Михей, то бишь Михаил Игнатьевич, между прочим, мастер художественной ковки. Он даже какие-то награды имеет. И я хочу стать настоящим мастером.

– И в ближайшее время ты в Москву возвращаться не собираешься? – уточнила я, чувствуя, как сильно колотится сердце.

– А зачем? – усмехнулся Ник.

«Но ведь ты клялся мне в вечной любви и верности, – рвались с моих губ слова, но я сдерживала себя. – Ты обещал, что мы всегда будем вместе!»

– Так что можешь считать себя свободной, – добавил он после паузы и искоса на меня глянул, тут же отводя глаза.

– А я и так всегда свободна, – с вызовом проговорила я и вздернула подбородок. – Чего и тебе желаю!