Пьяный корабль. Cтихотворения
Шрифт:
Медовый месяц и подружка-ночь,
Завесьте небо медною кулисой,
С улыбкой помогите превозмочь
Дурной навет, что вброшен злобной
крысой.
О выстрел сумасбродный, не звучи —
Знак покаянья и ревнивой злости.
Вы, старцы вифлеемские, в ночи
Святой покров скорей на окна бросьте.
Брюссель
Амарантовые
До приятного Зевесова дворца.
– Знаю, – это Ты в зеленый плющ
Примешал сахарскую голубизну!
Как на солнце ель и кущи роз
И лиана растворили здесь свою игру,
Клетка маленькой вдовы!.. Какие
Стаи птиц, о йа, ио, иа, ио!..
– Страсти старые, домашний сон!
В баловницу из киоска кто влюблен,
За спиною роз внизу балкон,
Тенистый балкон Джульетты.
– Ах, Джульетта, – вроде Генриетты,
Чары милых станций на путях,
В глуби холмов, как в плодовых садах,
Где черти голубые в облаках!
Вот холм, где бурным майским веткам
Гитара вторила у девушки ирландской,
Затем в столовой гинеянской
Щебет детский и по птичьим клеткам.
Окно князей внушит воспоминанье
Об яде слизняков и хризантем,
Здесь дремлющих на солнце. И затем
Чудесно слишком! Сохраним молчанье.
Бульвар без шума, без торговли;
Немой, комедий, драм сплетенье,
Сцен бесконечное соединенье,
Тебя узнав, любуюся в молчанье.
«Алмея ли она? На голубом рассвете…»
Алмея ли она? На голубом рассвете
Исчезнет ли она, как мертвый цвет в расцвете?
Пред этой шириной, в безмерном процветанье
Роскошных городов, в их зыблемом дыханье!
Избыток красоты? Но это только плата
За дочку рыбака, за песенку пирата,
И чтобы поздние могли поверить маски,
Что в море чистом есть торжественные краски!
Разгул голода
О, голод мой, Анна, Анна! —
Горящая рана.
Растет аппетит могучий,
Чтоб горы глотать и тучи.
Нет удержу! Буду лопать
Железо, уголь и копоть.
Мой
Мыча с тоски,
Пасись на лугу созвучий,
Топча вьюнки!
Вокруг – еда дармовая:
Каменоломен харчевни,
И валунов караваи,
И плиты соборов древних.
Мой голод! В просветах дымных
Лазурный бред.
О, как он грызет кишки мне,
Спасенья нет!
На грядках зелень ершится:
Вопьюсь в хрустящие листья,
Сжую на корню душицу,
Укроп и хрен буду грызть я.
О, голод мой, Анна, Анна! —
Горящая рана…
«Как волк хрипит под кустом …»
Как волк хрипит под кустом,
Добычи пестрые перья
Отрыгивая с трудом, —
Так сам себя жру теперь я.
Земли плодородный тук
Тугие плоды рождает;
Но житель плетня – паук
Фиалки одни снедает.
Уснуть бы! Вскипеть ключом
На жертвеннике Соломона!
Пускай моя кровь стечет
В холодную зыбь Кедрона.
«Послушай, как громко трубит у дорог…»
Послушай, как громко
трубит у дорог
в апрельских потемках
зеленый горох!
В потоке видений,
в высотах ночных
колышутся тени
почивших святых.
На мертвенных лицах
тоска забытья
и жажда – напиться
земного питья…
Ни трюк балаганный,
ни звездный обман —
мираж этот странный,
полночный туман.
И смотрят, и брезжат
– Сицилия, Рим —
сквозь лунные мрежи,
сквозь морок и дым!
«О, времена, о, города…»
О, времена, о, города,
Какая же душа тверда?
О, времена, о, города!
Меня волшебство научает счастью,
Что ничьему не властно безучастью.
Петух наш галльский воздает
Ему хвалу, когда поет.
Теперь мое желанье дремлет, —