Пять дней и утро следующего
Шрифт:
— Я здесь на квартире, — ответила Берзарина на немой вопрос. — Хозяин в больнице, а я вот…
На письменном столе лежал учебник итальянского языка.
— Хочу перейти в Бюро международных туристских перевозок, — пояснила Берзарина, перехватив взгляд Денисова.
— В загранку?
— Да, в поезд Москва — Рим… Да вы садитесь, — предложила девушка.
Денисов сел в кресло на колесиках, оно сдвинулось в сторону. Проводница устроилась на тахте у окна.
— Неприятность у нас… — начал он.
Денисов рассказал об Анкудиновой, о Компании, потом
Берзарина внимательно слушала.
— Мужчины, которые ехали с гитарой, нас очень интересуют…
— Я видела их. — Берзарина тряхнула челкой. — И девочку эту.
— Когда ехали туда?
— И обратно тоже.
— С теми, у которых гитара?
— С одним из них. — Берзарина поправила стереонаушники на столе. — Мужчина этот лет двадцати восьми, красивый, в красном свитере. Женщины в вагоне на него заглядывались. Потом с нею стоял парнишка из ее компании. Он был возбужден, лицо совсем белое… злое.
— Парнишку помните?
— В лыжном костюме, шапка голубая с красным. Веснушчатый…
«Горяинов, — подумал Денисов, — его одежда и приметы тоже».
Берзарина снова поправила стереонаушники, отодвинула на край стола фломастеры. Денисов помолчал.
— Боковая дверь вагона была закрыта? Не помните?
Проводница вздохнула.
— По инструкции мы должны держать ее закрытой. Но практически… — она безотчетно потянулась к столу, чтобы что-нибудь переложить или поправить, — практически закрыта она была только на верхнюю задвижку…
Бахметьева в кабинете не оказалось. Несколько секунд Денисов вслушивался в тягучие гудки, потом позвонил Колыхаловой.
— Я говорил с Берзариной. Сейчас она подъедет в отдел к следователю. Встречай.
— Что-нибудь интересное?
— Горяинов-старший прав: его сын любил Анкудинову и ревновал.
— Где ты сейчас? — спросила Колыхалова.
— На Профсоюзной.
— Зайдешь к Верховскому?
— Пожалуй, нет. — Визит, который Денисов сам предложил накануне, теперь, после случайной встречи с Бабичевым, представлялся рискованным. — Я должен кое-что проверить. В общем, скоро буду.
Он подошел к той же остановке троллейбуса, где поздно ночью в день гибели Анкудиновой узнал о краже с дачи Горяиновых.
«Какие шаги может предпринять Компания, чтобы встретиться с Дмитрием Горяиновым? — подумал он. — Что на уме у Бабичева? Бахметьев, наверное, уже направил телеграмму в Инту о Турандине и его спутнике… — Он продолжал без особого отбора, как это часто случалось, анализировать увиденное и услышанное. — Как сочетается в инструкторе Коношевском его панибратское отношение к известным категориям с мелочной психологией, равнодушием к подросткам, находившимся временнно под его опекой?»
От остановки Денисову был виден двор, где обитало большинство членов Компании. От угла к зданию с лентой Мебиуса на фасаде шло несколько молодых людей с собакой. Денисову показалось, среди них возвышалась Ольга Горяинова.
«Инспектор из Крестов ничего не сказал о человеке, который приходил с собакой на дачу Горяинова в день
Внимание его вновь привлекла лента Мебиуса на фасаде — перекрученное кольцо наводило на мысль о неисчерпаемости процесса познания, диалектической связи противоположностей.
Троллейбуса все не было. Несколько его будущих пассажиров, не проявляя нетерпения, без любопытства поглядывали по сторонам. Немолодой мужчина впереди Денисова, считая, что никто не видит, поцеловал спутницу.
«Весна, за которой скорее всего не последует лето», — подумал о нем Денисов.
Наконец на кругу тягуче загудел троллейбус, вернее, два сразу. Троллейбусы этого маршрута чаще выходили в рейс попарно, словно опасались встретиться в одиночку со стихийными силами природы.
Денисов посмотрел на часы. До улицы Болотникова ехать было недолго. Оттуда через пятнадцать минут на электропоезде он мог доехать до вокзала.
Троллейбус потряхивало. Мужчина и женщина, целовавшиеся на остановке, предпочли заднюю площадку. Их бросало друг к другу. Это их устраивало.
Денисов вынул из блокнота билет, выпавший из кармана у Бабичева, посмотрел. Дата отпечаталась неясно.
«Туда и обратно. Девятая зона. 1 рубль 70 копеек».
Денисов пригляделся получше и прочитал: «10 февраля». Вчера? Это же очень важно!.. Почему важно, Денисов не мог еще объяснить. Но, зацепившись за эту промелькнувшую мысль, стал перечитывать записи в блокноте, отыскивая «стройматериал» для логических построений.
«Путем опроса лиц, обнаруживших труп, следует выяснить, не перемещал ли кто-нибудь труп, не изменял ли его позу или положение одежды…» Не то! Он перевернул несколько страниц:
«Если я простужусь, вымокнув до нитки под вчерашним ливнем, — писал Горяинов на клочке бумаге, — значит, моя любовь ничего не стоит. На фронте не болели…»
«К утру все прошло и совсем непонятно, отчего с вечера этот бессмысленный приступ ревности, тоски и слезы…»
«Все не то…» — вздохнул Денисов.
Вмятина за контактной мачтой на полотне, метрах в четырехстах от трупа. Словно кто-то лежал там до снегопада. Как она образовалась? И эта бутылка «Бiле» в кювете… Девять проклятых вопросов: «Имеется ли убийство?», «Какие следы оставил преступник на трупе и какие могли остаться на преступнике?» А вот и не объясненное пока: «…В воскресенье для меня все кончится!..» — писал Горяинов.
— Болотниковская улица, — объявил водитель. — Метро «Варшавская», платформа «Коломенское» Московской железной дороги…
Денисов вышел, обдумывая внезапно пришедшую мысль. Он миновал управляемый не менее десятком светофоров перекресток, проходом между невыразительными корпусами обогнул здание военкомата. За военкоматом открылась поднятая метра на полтора над путями, пустая в этот час платформа «Коломенское», отрезанная с обеих сторон рельсами. От Москвы, изгибаясь, словно крупная мохнатая гусеница, шевеля щетиночками пантографов на крышах, неслышно приближалась электричка.