Пять к двенадцати
Шрифт:
Дайон установил винтовку на максимальную мощность, приложил щеку к ложу и снова посмотрел через оптический прицел. Сверкающие глаза на кирасах дворцовой кавалерии танцевали в гипнотическом танце. Черт побери, откуда взялась здесь эта радуга? Черт побери, должно быть, идет дождь. Черт побери, никакого дождя нет. Черт побери, да это же плачет он сам.
Дайон попробовал нажать на спусковой крючок, но его указательный палец застыл, как окаменевший вопросительный знак.
Сто пятьдесят ярдов. Улыбка Виктории была улыбкой сфинкса. Всякий, если он
Выстроившиеся вдоль пути следования королевского кортежа нанятые жиганы и инфры, предвкушая близкую выпивку, принялись выкрикивать приветствия, хриплые и нестройные. Многочисленные слабоумные доминанты бросали пригоршни пластиковых розовых лепестков. Телевизионные камеры парили, подобно рою гигантских мух.
Дайон снова попытался нажать на спусковой крючок и снова у него ничего не получилось.
Это смешно.
Смешно - взрослый мужчина, против своей воли вытолкнутый в счастливый только для доминант мир, не может казнить взрослую женщину, являющуюся символом женской власти в этом мире.
Сто ярдов. Дайон вытер слезы и попытался возненавидеть Викторию.
Это не сработало. Сделав огромное умственное усилие, он представил лицо Джуно на месте лица Виктории. И даже это не сработало. Его палец будто свело. Вопросительный знак не думал распрямляться.
И тогда Дайон вдруг вспомнил свою мать, которая умерла от закупорки сосудов после семнадцати беременностей. Которая убила себя ради того, чтобы купить ему образование и дать немного средств к существованию. И он почувствовал, что наливается праведным гневом.
Виктория Вторая, королева Англии, была символом общества, которое делало такие жертвоприношения необходимыми. И теперь настало время ей получить все сполна. За себя и за всех доминант, которых она представляла.
Дайон поднялся во весь рост на вершине Мемориала. Мемориала, который был памятником десяти миллионам павших мужчин. Они умерли не ради чьей-нибудь славы, что бы там ни говорили историки. Но, конечно, они умерли и не ради того, чтобы вырождающаяся порода женщин унаследовала Землю.
Дайон почувствовал, что все они поднялись вместе с ним. И это был приговор большинства.
Он смахнул слезы и приник к прицелу. Его разум был холоден, и вопросительный знак на кончиках пальцев сделался гибким. Виктория все еще улыбалась.
Вопросительный знак сжался, и улыбка испарилась. Страшно заржали лошади. Несколько латников с оглушительным лязгом свалились на дорогу. Казалось, приветственные крики перешли в бурю. В десяти световых годах от Дайона, на крыше расположенного напротив здания, Леандер Смит открыл огонь из лазерного пистолета, безуспешно пытаясь разметать строй офицеров порядка, уже слетавшихся по направлению к вершине Мемориала.
Дайон не двигался. Он даже не хотел двигаться. Он уронил лазерную винтовку и просто стоял, ожидая, что будет.
Ему пришлось ждать не долго.
В продолжение тридцати секунд он был
В эти же тридцать секунд Леандер, Смит понял, что Дайон больше не имеет ни малейшего намерения лететь на рандеву на высоте десяти тысяч футов. Но к этому времени он и сам упустил шанс на спасение. Как только Леандер стал подниматься в воздух, какая-то проворная доминанта удачным выстрелом с расстояния в четыре сотни футов сожгла его реактивный ранец. Леандер упал обратно на крышу и сломал лодыжку.
Так он и остался сидеть там, в ожидании прибытия офицеров порядка, совершенно истерически смеясь над своей убийственной шуткой и неминуемой перспективой анализа первой степени.
18
Комната была маленькой, белой и пустой. Окна отсутствовали. Искусственный, с зеленоватым оттенком свет исходил от какого-то источника, расположенного позади круглой металлической решетки, вделанной в потолок. Металлическая дверь запиралась на магнитный замок. Два тяжелых стула были закреплены на полу тоже при помощи магнитов. Дайон Кэрн, на скорую руку приведенный в порядок после избиения, сидел на одном из них. Леандер Смит, бережно нянчивший на сломанной ноге плотно наложенную шину, расположился на другом.
Сквозь туман боли и головокружения Дайон пытался восстановить в памяти утренние события.
– Надеюсь, я убил ее?
– спросил он после продолжительного молчания.
Леандер скривился и передвинул ногу.
– Именно это ты и сделал, сын мой. И совершенно навсегда. Это единственное маленькое утешение в нашем общем горе. Почему, Стоупс ради, ты не взлетел?
– Не знаю, - сказал Дайон и добавил, подумав: - Может быть, потому, что понял, что убил ее.
– Неожиданно он впал в ярость: - Почему твой вшивый Потерянный Легион не нашел более подходящего убийцы? Более вам преданного? И в любом случае это не работа для таких трясущихся типов, как мы с тобой.
– Интересно, - сказал задумчиво Леандер, - у тебя тенденция выражаться высоким слогом в момент стресса.
– К черту высокий слог. Теперь, когда с нами все кончено, твой дурацкий Потерянный Легион должен из-под земли достать других зомби, которые выполняли бы его трусливые планы. Это, по крайней мере, позволяет нам хоть частично утешиться.
– Никакого Потерянного Легиона больше нет, - сказал Леандер мрачно, он капитулировал сегодня утром.
Дайон открыл рот, но прошло довольно много времени, прежде чем он сказал:
– А как же революционная армия? Верховное командование?
Леандер улыбнулся:
– Малыш, верховным командованием был я. А ты составлял всю мою армию, включая кавалерию и специальные части.
Снова последовало молчание, во время которого Дайон проглатывал и усваивал услышанное.
– Так, выходит, это ты встроил бомбу в мое искусственное сердце?
– Никакой бомбы в твоем искусственном сердце не было.
– А как насчет приводного устройства?
– Не было никакого приводного устройства.