Пять лет среди евреев и мидовцев
Шрифт:
В принципе я согласен с такими суждениями и оценками. В упоминавшемся уже материале, который напечатал «Коммерсант», мне хотелось подойти в вопросу о «русской мафии» с более широких позиций.
«В последнее время, — писал я, — эта самая «мафия» стала модным сюжетом. Не будем спорить о термине. Примем за рабочую гипотезу, что имеются в виду преступники и преступность, которые ныне не только заполонили Россию, но и служат важной статьей российского экспорта. Не удивительно, что страны, куда идут основные потоки криминального экспорта, пытаются в меру своих сил и возможностей бороться с ним. Но это только одна сторона проблемы. Другая сторона, на мой взгляд, заключается в том, что жупел «русской мафии» активно используется с целью борьбы против нарождающегося российского бизнеса.
Да, холодная война окончилась. Началась другая война и, возможно, более опасная для новой России.
Теперь об Израиле… Там тоже вовсю воюют против «русской мафии». Но там эта война имеет свою специфику. Там направление главного удара — не собственно российский бизнес, а в первую очередь «русские» бизнесмены, финансисты, политики, то есть люди, приехавшие из России и все активнее вторгающиеся в экономическую и политическую жизнь Израиля.
Наверное, среди таких людей есть и такие, которые нарушают закон. И с ними следует поступать по закону, на что, как известно, существует суд. Но в этой, тоже ведь цивилизованной стране предпочитают поступать по-другому. Действует презумпция виновности. Всякий неудобный для израильского истеблишмента «русский» зачисляется в разряд «русской мафии».
Причины понятны. Тех, кто давно имеет хороший кусок хлеба с маслом, кто привык видеть вокруг себя «своих», привык командовать парадом, пугает напор «русской» алии, напор энергичных, инициативных, знающих людей, быстро осваивающихся на своей «исторической родине». Вот почему годами жуется и пережевывается информация о списках «русской мафии», которые, окруженные облаком тайны и неопределенности, кочуют где-то между министерством внутренних дел и министерством внутренней безопасности. Удары, формально предназначенные «русской мафии», бьют по «русским» предпринимателям вообще, по «русским» членам кнессета и министрам, по «русским», занимающим высокие посты в государственном аппарате.
Казалось бы, все это исключительно внутреннее дело Израиля. Но не совсем так. Истерия вокруг «русской мафии» работает на дискредитацию тех, кто заинтересован в развитии экономического сотрудничества России и Израиля, на дискредитацию российских экономических и финансовых структур. В головы израильтян усердно вдалбливается мысль: если из России, ежели российское — тут что-то не так, тут ищи след «мафии»…
И последнее. Слово «война», которое неоднократно было употреблено выше, — это образ, метафора, чтобы резче, рельефнее обозначить мысль. Но эта метафора работает и на рыночной арене. Там, где есть конкуренция, нет сантиментов. Никакие проповеди не помогут прекратить словоблудие по поводу «русской мафии». Нужны не проповеди, а умение играть по этим жестким правилам. Причем, и это тоже одно из правил, власти «цивилизованных» стран активно (хотя и не всегда вслух) поддерживают своих бизнесменов. Возможно, я ошибаюсь, но иногда думается, что российские власти еще не усвоили это правило».
Следствие по делу Лернера тянулось долго. Полиция никак не могла собрать убедительные доказательства. Лернер упорно сопротивлялся. А потом что-то произошло. Что — мне трудно сказать, поскольку я был уже далек от израильских проблем. Лернер пошел на соглашение с обвинением. Частично признал свою вину и «принял» срок.
У меня остается ощущение фальши. Не знаю, хватит ли у Лернера сил на четвертый взлет.
Январь, как всегда, месяц сочинения политического отчета,
Опыт уже был. Каждый писал свой кусок, обсуждали их и «склеивали». Общая проходка — за мной.
И вдруг — при очередном обсуждении — как прорвало. «Мы тут пишем, а Израиль в грош нас не ставит. Россию третируют как коспонсора. Тянут резину с недвижимостью. Не информируют. Продолжают хамить в аэропорту. Уходят от крупных проектов». Такие вот примерно тезисы. Накипело и наболело.
Пошумели и разошлись. Но не зря пошумели. В отчете прибавилось чуть-чуть уксуса и немножечко перца. Так, чтобы нам полегчало, а начальство не заметило.
ФЕВРАЛЬ-96
Сражение за недвижимость: второй и последний этап — Письмо Примакову — Стихи Примакову
Февраль
Начало этой эпопеи уже излагалось (см. «Февраль-1993»). Напомню, что израильтяне обещали завершить все дела к 1 сентября 1995 года. Но не завершили, передвинули перерегистрацию на 23 января 1996 года.
В этот день, 23 января, я посетил Переса и напомнил ему, что «последний срок» истекает именно сегодня. Премьер-министр удивился, сказав: «Я был уверен, что все давно решено». Обещал, — в который уж раз! — разобраться, В связи с этим посольство сообщило в МИД, что настало время пустить в ход «орудия главного калибра» (имелось в виду письмо Ельцина или Черномырдина Пересу).
Орудия (правда, не главного калибра) ударили, но по посольству. Мы получили указание Посувалюка действовать «наступательно», «выражать озабоченность», подчеркивать, что для «дальнейших проволочек не существует разумного объяснения». Я ответил, что именно так мы и действуем. Однако нам (и посольству, и МИДу) следовало бы учитывать различие между политическими и юридическими аспектами проблемы. Напомнил историю с Эль Бирке. Арафату не стоило большого труда принять «политическое решение». Но даже он не мог игнорировать юридические барьеры, хотя ему «напоминали» и Козырев, и Посувалюк. Лично мне, писал я начальству, было стыдно, неловко говорить с Арафатом на эту тему. Он, наш «дорогой друг», только-только обрел свою территорию. И с чего же начинаем мы? Неужели мы не понимаем, о чем думали Арафат и его окружение, выслушивая наши настояния?
После этого лирического отступления я отметил, что в Израиле политика не может абстрагироваться от права, от закона. Все юридические аргументы посольство уже использовало. И чтобы заставить Переса сделать «ход конем», то есть, закрыв глаза на юридические «за» и «против», завершить дело на политическом уровне, необходимо более мощное политическое давление, чем в случае с Арафатом. Если предстоящая беседа с Вейцманом и письмо Пересу не дадут результата, то чтобы ускорить события, надо использовать «крупный калибр».
На мой взгляд, наше требование перерегистрации пока имеет характер «самодеятельности», поскольку нет специального, обладающего юридической силой, обращения правительства России к правительству Израиля.
Ответ поступил незамедлительно. Калибр был увеличен. Писал первый заместитель министра Иванов. Он решительно не соглашался с «самодеятельностью». Основа переговоров — Указ президента России от 8 февраля 1993 года «О государственной собственности бывшего СССР за рубежом» и распоряжения правительства, коими МИДу поручалось вести переговоры с Израилем. Израильтяне согласились вести переговоры, они уже давно ведутся, — так какая же «самодеятельность»?
Далее Иванов упрекал посольство в том, что оно попалось в «примитивную юридическую ловушку»: Израиль эксплуатирует претензии Украины для затягивания практического решения вопроса. «Мириться с такой ситуацией вряд ли допустимо».
Мой ответ звучал примерно так.
1. Указ президента России выражает отношение президента к собственности бывшего СССР, находящейся за рубежом, и не создает никаких юридических фактов для властей иных государств. Что же касается упомянутых постановлений правительства, то они оставляют за бортом главный объект нынешней стадии переговоров — земельный участок на улице Кинг Джордж.
До сих пор нет официального, составленного по всем правилам канцелярской науки документа, в котором правительство России ставило бы перед правительством Государства Израиль вопрос о перерегистрации недвижимости. В нынешних условиях такой документ имел бы не только юридическое значение, но и служил бы важным рычагом политического давления на Израиль.
2. Израильтяне с самого начала переговоров поставили перерегистрацию в зависимость от урегулирования имущественных отношений между Россией и другими странами СНГ. Именно поэтому мы предоставили Рубинштейну копии всех соглашений между Россией и соответствующими странами вместе с документами, подтверждающими вступление этих соглашений в законную силу. Вот тут-то и всплыл «украинский фактор»
В конце добавил: тональность послания Иванова оставляю на совести автора.
8 февраля посетил президента. Разговор завершился таким образом:
— Что сделает Киев, если мы пойдем навстречу вам?
— Во всяком случае будет недоволен вами.
— Значит перед нами выбор: рассердить Киев или рассердить Москву.
— Вот именно.
Президент обещал «лично влезть» в это дело.
Насколько я осведомлен, Вейцман действительно лично изучил все бумаги. Кажется, говорил с Пересом. Но, видимо, согласился не смешивать политику с правом. В последующих беседах со мной он эту тему не поднимал. Я — тоже.