Пять ликов богини

Свирин Александр

— Таких дохляков в космонавты не берут, — сказала она с присущей ей строгостью. — Космос не место для слабаков. Если и правда этого хочешь, то тебе придётся усердно трудиться.

— Дя! — радостно воскликнул Менке.

С этого дня в его жизни появились тренировки. До семи лет он не занимался ничем серьёзным — просто гимнастикой, бегом по утрам, да минимальной нормой отжиманий и подтягиваний. Вставал ещё до рассвета, чтобы пробежать два километра, позавтракать, позаниматься с мамой математикой, а затем пойти на тренировку до самого обеда. После обеда — домашние задания, а потом свободное время, которое он тратил на просмотр фильмов и виртуальные игры.

Чего Менке решительно не мог вспомнить, так это других людей.

Кроме него с Умой вокруг не находилось ни одной живой души, но это же нелепость! Он осознавал, что они жили не в городе, а скорее всего в деревне (хотя деревни исчезли почти триста лет назад), но даже так, почему не встретилось ни одного соседа в радиусе километра — предельного расстояния, на которое ему разрешали отходить от дома? Рядом со всеми капитанами из его фильмов плечом к плечу стояли друзья, верные соратники в приключениях, а Менке не знал никого, кроме мамы. В самом деле, не её же брать с собой в путешествие к звёздам! Всем мамам положено смиренно ждать дома возвращения главного героя, да ежечасно тревожиться за его судьбу.

Постепенно свободное время Менке улетучилось, как приятный аромат, унесённый внезапным сквозняком, — его заменила учёба. Ума совместно с роботами начала преподавать ему естествознание, русский и китайский языки, историю, географию, информатику, геометрию и музыку. Играть он учился на пианино старой модели.

А вскоре Менке познакомился с первым живым человеком, кроме мамы, — тренером по карате Гаджиевым-сенсеем. Широкоплечий коренастый мужчина с сухим сморщенным лицом, смуглой кожей и пышными чёрными усами вызывал страх и оторопь тяжёлым взглядом и скупой манерой общения. Мама наняла его, так как решила, что простой гимнастики уже недостаточно. Он приходил каждый вечер, тренировал Менке ровно два часа, а потом вновь уходил. Он никогда не оставался на ужин или хотя бы просто попить чаю, не разговаривал о личном, не задавал никаких вопросов. Менке сотню раз спрашивал тренера, где тот живёт, чем занимается, о чём мечтает, но тот на все расспросы отвечал одной единственной фразой: «Не имеет значения». Из-за этого Гаджиев-сенсей казался самым таинственным и загадочным человеком на свете. Если Менке приходил на тренировку вялым и уставшим, тренер заставлял его до изнеможения выполнять самые сложные приёмы и упражнения, а после вставал с ним в спарринг и нещадно мутузил, не делая никаких скидок на то, что его ученик всего лишь ребёнок.

Именно с первым таким случаем связано третье яркое воспоминание из детства. Восьмилетний Менке полночи играл в виртуальные игры, а потому не выспался и утром чувствовал себя, как сильно пожёванная тряпка. Бежал он медленно, большую часть дороги полз, как улитка, да и на уроках с мамой постоянно зевал и отвлекался на навязчивые сюрреалистические мысли. Таким же стухшим он пришёл и на тренировку Гаджиева-сенсея. Тот сходу оценил состояние ученика и поставил его отрабатывать удар Маваши Отоши Гери, а за каждый косяк или недостаточно хорошее исполнение стегал по спине бамбуковым прутом. Уже через пятнадцать минут Менке почти плакал от боли, но сенсей, не обращая на это никакого внимания, велел ему вытереть сопли и приготовиться к бою. Тот окончательно разревелся и решительно побежал в сторону дома, на ходу утирая мокрые глаза рукавом. Но куда восьмилетнему мальчику тягаться в беге со взрослым мужчиной? Тренер настиг ученика за несколько секунд и уверенной подсечкой свалил того с ног.

— Вставай, — велел Гаджиев-сенсей. — И прими бой.

— Не хочу! — кричал в слезах Менке. — Я устал! Я хочу домой!

— Сейчас я — твой враг. Я хочу уничтожить тебя. Ты облегчаешь мне задачу. Ты готов умереть без сопротивления? Или, несмотря ни на что, будешь биться до последнего?

После этих слов Гаджиев-сенсей пнул Менке в бок.

— Вставай!

Мальчик поднялся и, всё ещё не переставая плакать, встал в стойку и честно пытался хоть как-то

противостоять мощи своего учителя, но, разумеется, бесполезно. Менке уже не помнил, что на самом деле чувствовал, получая тумаки. Это воспоминание воспринималось, как сцена из давно виденного фильма. Помнил лишь одно — больше всего на него подействовали именно слова тренера.

В историях про космических путешественников герои постоянно бились с инопланетными противниками, многие из которых зачастую превосходили в силе. Отважные земные капитаны попадали в смертельные ловушки и вступали в неравные схватки, но никогда не сдавались и не отступали. Благодаря воле и решимости они побеждали во всех битвах. В тот день Менке впервые столкнулся с по-настоящему некомфортной ситуацией и с противником, который во много раз превосходил его самого. И как он отреагировал? Расплакался и убежал. Разве так поступают храбрые космические воины?

Слова Гаджиева-сенсея привели его в чувство и напомнили, что победы куются в первую очередь волей. Больше всего на свете Менке не хотел прослыть слабаком. Но сила бывает не только физической.

Когда спарринг закончился и побитый обессиленный Менке валялся на земле, Гаджиев-сенсей протянул ему руку.

— Молодец, — сказал он, подняв ученика на ноги. — Ты проиграл, но не сдался.

С тех пор Менке никогда больше не плакал при учителе, не убегал от него, не ныл, а исполнял все указания, какими бы трудными те ни казались. Отныне он знал, что нарушение режима сна ведёт к дневной слабости, умственной и физической. Понял, что сенсей не станет давать ему поблажек или отгулов. Строгая дисциплина — это не утомительная необходимость, сковывающая свободу, а инструмент тренировки духа.

Последнее, четвёртое яркое воспоминание из детства — это день перед Расколом.

В свободное время Менке нарисовал простым карандашом на обычной бумаге мамин портрет, причём, как ему думалось, великолепный для одиннадцатилетнего ребёнка. Он прибежал показать его ей в надежде сделать небольшой подарок и тем выразить свою любовь. Ума долго всматривалась в рисунок, и в её взгляде Менке увидел не ожидаемую теплоту, а ужас, да такой, что казалось лишь усилие воли не позволило вырваться наружу крику, вспыхнувшему где-то в её груди. Она сидела на стуле, но вдруг вскочила, ушла в ванную и заперлась там на несколько минут. А когда вернулась, уставилась на него красными и чуть припухшими глазами. Прямо при Менке она порвала рисунок и сказала:

— Плохо вышло. У тебя совсем нет таланта к рисованию.

Обрывки она забрала с собой, а Менке ещё долго стоял на одном месте, как вкопанный, сжимал кулаки и глотал слюну, пытаясь подавить появившуюся в горле горечь. Ему хотелось бить и ломать всё вокруг, орать во всю глотку, лишь бы мама заметила, успокоила, проявила хоть немного любви и тепла. Но он сдержался, подавил в себе этот позыв и забил куда-то глубоко внутрь, оставив там разлагаться и постепенно исчезать.

А назавтра случился Раскол — событие, уничтожившее детство Менке Рамаяна.

В тот день он прогуливался в лесу недалеко от дома. Занятия с мамой остались позади, а Гаджиева-сенсея ждали только через час, и Менке наслаждался свободным временем. Тёплый августовский ветер колыхал листья, шуршал травой и подгонял мальчика в спину. Менке добрёл до вершины одного из холмов. Другая его сторона оканчивалась резким обрывом, который через пять метров переходил в крутой десятиметровый склон. Это место они с мамой именовали Песочным Холмом, потому что песок толстым слоем устилал всю эту сторону. Иногда Менке стоял на краю обрыва, смотрел вниз и раздумывал над тем, чтобы прыгнуть. Его манила эта песочная перина — казалось, она примет его ласково и не даст разбиться, но от последнего шага его всегда останавливал страх ошибиться. Вот и сейчас Менке некоторое время смотрел на склон в нерешительности, но, в конце концов, всё же вновь раздумал прыгать.