Пять праведных преступников
Шрифт:
Он заявил, что с ходу влюбился в это место и хочет его купить.
Так он и сделал - купил, и жил тут, и скрыл свое преступление. Понимаете, когда медик ушел вперед, к дороге, он нанес Морсу удар и бросил тело в дупло. Место было тогда пустынное, и никто их не видел. Но вечером, накануне, один прохожий заметил, что Уиндраш сидит и смотрит на дерево, явно обдумывая свой план. Любопытная деталь: прохожему показалось, что он похож на Каина, а лужи в красном свете заката похожи на кровь.
Потом все пошло как по маслу. Он притворился ненормальным и избежал подозрения в убийстве.
– Я полагаю, - сказал Джадсон, - что Харрингтон, или Уилмот, или как вы его еще зовете, сообщил вам, что Уолтер Уиндраш левша, точнее - и левша, и правша одновременно.
– Конечно, - ответил инспектор.– Ну, доктор, я вашу просьбу выполнил. Может, вы знаете что-нибудь еще? Не обессудьте, напомню - теперь ваша очередь. Это серьезное дело, речь идет о жизни и смерти.
– Нет, - медленно сказал Джадсон.– Не о смерти.– Инспектор удивленно воззрился на него, и он прибавил: - Вы не повесите Уолтера Уиндраша.
– Что вы имеете в виду?– спросил инспектор новым, резким тоном.
– Дело в том, - отвечал доктор, любезно улыбаясь, - что Уиндраш сидит в сумасшедшем доме. Он признан невменяемым по всей форме, - продолжал он так спокойно, словно все это случилось сто лет назад.– Дун и я освидетельствовали его и обнаружили симптомы дуодиапсихоза и некоторую переразвитость левой руки.
Ошеломленный инспектор не отрывал взгляда от мило улыбающегося врача, а тот направился к выходу. Но в дверях стоял человек, и доктор снова увидел длинноватые волосы и длинное, ехидное лицо того, кто так раздражал его под именем Уилмота.
– Вот и я, - сказал Уилмот, он же Харрингтон, и широко улыбнулся. Кажется, вовремя.
Инспектор вскочил и спросил:
– Что-нибудь не так?
– Нет, - отвечал сыщик, - все так, только убийца не тот.
Он удобно уселся в кресло и улыбнулся инспектору; но, обернувшись к доктору, стал серьезен и деловит.
– Доктор, - начал он, - вы человек науки и понимаете, что такое гипотеза. Вам приходилось, наверное, создавать очень разработанную, очень связную и убедительную концепцию.
– Бывало, - угрюмо улыбнулся Джадсон.– Что-что, а такую концепцию мне довелось создать.
– И тем не менее, - серьезно продолжал сыщик, - вы, как настоящий ученый, допускали - пусть с чрезвычайно малой вероятностью, - что ваша концепция может оказаться неверной.
– И это бывало, - сказал Джадсон, улыбаясь еще угрюмей.
– Ну вот. Каюсь, моя концепция неожиданно рухнула, - сказал сыщик и улыбнулся еще приятней.– Инспектор не виноват. Это я выдумал поэта-преступника и его гениальный план. Не мне говорить, конечно, но великолепная мысль! Не придерешься. Одно плохо: на самом деле все было не так. Да, нет на свете совершенства...
– Почему же не так?– спросил Брэндон.
– Потому, - отвечал его шеф, - что я обнаружил
Его собеседники молчали, а он продолжал мечтательно, словно рассуждал на отвлеченные темы:
– Наше гениальное, смелое убийство, как многие шедевры, слишком прекрасно для этого мира. Быть может, в раю или в утопии убивают так талантливо. Но тут, у нас, все делается проще. Я занялся вторым студентом, Брэндон.
Конечно, вы знаете о нем еще меньше, чем о первом.
– Простите, - обиделся инспектор, - мы проследили дальнейшие действия всех, кто замешан в этом деле. Он уехал в Лондон, потом в Нью-Йорк, а оттуда в Аргентину.
Дальше его следы теряются.
– Вот именно, - сказал Харрингтон.– Он сделал именно ту необходимую, скучную вещь, которую делают преступники. Он удрал.
Кажется, только теперь к Джадсону вернулся дар речи.
– Вы совершенно уверены, - спросил он, - что Уиндраш невиновен?
– Совершенно,- серьезно ответил сыщик.– Это не гипотеза, а факт. Сошлись десятки деталей. Я приведу вам несколько на выбор. Удар нанесен очень редким хирургическим инструментом. Место выбрано исключительно точно - так не выберешь без специальных знаний. Человек по имени Дувин, несомненно, был в тот день с убитым. Мотивы у него посильней, чем у поэта, - он тогда завяз в долгах. Наконец, он - медик, искусный хирург. Кроме того, он левша.
– Если вы уверены, сэр, дело кончено, - не без грусти сказал инспектор.– Правда, доктор мне объяснил, что Уиндраш тоже левша. Это входит в его болезнь, как она там называется...
– Согласитесь, - сказал Харрингтон, - что я никогда не был твердо уверен в виновности Уиндраша. А сейчас я убежден в его невиновности.
– Доктор Джадсон говорит...– начал инспектор.
– Доктор Джадсон говорит, - сказал доктор Джадсон и вскочил, как на пружинах, - что все его слова за последние двое суток - чистое вранье. Уиндраш не безумней нас с вами. Прошу вас, сообщите всем, что знаменитый древесный атавизм - зверская чушь, ею и ребенка не купишь. Дуодиапсихоз! Ну, знаете!– И он трубно, вызывающе фыркнул.
– Все это очень странно, - сказал инспектор.
– Еще бы, - сказал врач.– Мы все, кажется, наделали глупостей от лишнего ума, но я - на первом месте. Надо немедленно его вытащить! Мисс Уиндраш и так совсем измучилась. Я сейчас напишу, что он выздоровел, или что я ошибся, или еще что-нибудь.
– Насколько я понял, - сказал сыщик, - такой авторитет, как Дун, тоже подписал заключение.
– Дун!– закричал Джадсон, и голос его зазвенел неописуемым презрением.– Дун подпишет что угодно. Дун скажет что хотите. Дун давно выжил из ума. Он написал одну книгу, когда я ходил в школу, о ней растрезвонили, и с тех пор он не прочитал ни строчки. Я видел у него кипы книг - все не разрезаны. Его болтовня о доисторическом человеке допотопней мамонта. Да ни один ученый теперь не верит в его древесных людей! Господи, Дун! Это мне было раз плюнуть. Польстил ему, приплел его теорию и стал говорить непонятно - спросить он не смел. Очень интересный метод. Поновей психоанализа.