Пять причин улыбнуться
Шрифт:
Алька залпом выпила коньяк, поморщилась и закусила предложенной Сергеем шоколадкой.
— Кто ж так пьет? — улыбнулся он. — Это не водка. Его нужно пить маленькими глотками…
— В следующий раз, — выдохнула Алька. — Что-то мне не до тонкостей… И вообще я не пью. Напилась раз в жизни — зато какие последствия…
— Это ты про мужа?
Алька сморщилась сильнее, чем после коньяка.
— Не называй его так. Он только по закону муж, а так… Даже не знаю, как его назвать…
— Никак не называй. И вообще забудь о нем. Это перевернутый лист в книге, которую не стоит перечитывать. Потому что она оказалась глупой и злой…
Алька и сама понимала, что прошлому не место в ее новой жизни. Но это
— Но ты-то не перевернул свой лист, — укоризненно покачала головой Алька. — А мне советуешь…
— У меня была другая книга. Сказка. Которую мне, как ребенку, хотелось читать еще и еще…
— Хотелось? Сейчас не хочется?
— Не знаю, — подумав, ответил Сергей. — Уже не знаю… — Он приподнялся и наполнил рюмки коньяком. — Все изменилось. Жизнь изменилась, и сказка стала другой… Может, не такой странной, но светлой и доброй… Ты знаешь, я… — Сергей отпил немного коньяка — его слишком волновало то, о чем он говорил Альке. Он даже не был уверен, понимает ли она его. Но, глядя в ее задумчивые, внимательные глаза, Сергей чувствовал, что хотя бы часть его туманных сравнений попадает в цель. — Я научился тому, чего никогда не умел. Научился радоваться мелочам, которых раньше не замечал. Научился видеть — еще неясно и нечетко, — но все-таки видеть людей, обстоятельства и предметы в другом свете, ярком, фееричном… В том, в каком их видишь ты… Да, это правда — меня потрясло то, что, несмотря на скверные обстоятельства, ты не изменила себе, не разучилась радоваться, не разучилась быть открытой и доброй. А этим могут похвастаться немногие… Я даже на твои пять причин улыбнуться посмотрел совсем другими глазами. Радоваться тому, что ты дышишь, тому, что живешь, тому, что вокруг тебя, улыбаться для тех, кто, возможно, даже не видит тебя, — это подвиг, Алька. Это настоящий подвиг в наше время, когда каждый занят своими делами и не обращает внимания на то, что происходит вокруг него, с другими людьми… Именно это качество отличает тебя от остальных. Это делает тебя личностью. Когда-то я считал личностями людей, которым свойственно копание, самобичевание, «духовный стриптиз»… Но теперь я понимаю, что главное — не зарыться в себя по самые ушки, а жить здесь, в этой паскудной реальности, и при этом считать ее лучшей реальностью на свете. И это — не заблуждение, не наивность…
— «На земле гораздо больше Блаженств, чем предполагают. Но большая часть людей не умеет их отыскивать», — улыбаясь, произнесла Алька.
Сергей улыбнулся в ответ. В его улыбке сквозила гордость.
— Я смотрю, мои уроки не прошли даром. Ты уже вовсю цитируешь Метерлинка… Кстати, ты не думала куда-нибудь поступить? В этом году уже поздно, но в следующем…
— Думала, — созналась Алька. — Но это слишком дорого. Во всяком случае, пока. И потом, я не уверена, что останусь в Москве…
— Ты хочешь вернуться в Сосновку? — испугался Сергей.
— Уж точно не туда, — успокоила его Алька. — Слишком много воспоминаний… Я хотела бы жить в Подмосковье. В каком-нибудь из областных городков… Москва — не мой город. Слишком уж много здесь шума и суеты.
Сергей понимающе кивнул.
— Это так… — вздохнул он. — Я тоже подумываю продать квартиру и переселиться куда-нибудь подальше отсюда. Туда, где нет ни шумных дорог, ни толпы, ни этого ада, который называют метро…
— Я думала, что привыкну к нему, — пожаловалась Алька. — Да так и жду поезда с закрытыми глазами. А Маришке понравилось. Она вообще здесь как рыба в воде.
— Бойкая она, твоя Маришка, — улыбнулся Сергей.
— Ага. Не то что я…
— Ты тоже не из робких. От мужа сбежала, приехала в незнакомый город. И даже смогла в нем устроиться.
— Если бы не ты…
— Да ладно… — махнул рукой Сергей. — Уверен, ты как-нибудь выкрутилась бы. У тебя был такой взгляд, что наверняка
— Какой? — лукаво поинтересовалась Алька. Время прошло, и она уже забыла о том страхе, который испытывала тогда, глядя на сгрудившуюся вокруг нее толпу.
— Васильковый. Такой глубокий и отчаянный, что невозможно было пройти мимо девушки, которая так на тебя смотрит.
— А я вовсе и не на тебя смотрела. Даже лица не разглядела, когда ты подошел. Только пальто. Длинное и черное. Прямо как чувствовала, что это. пальто мне поможет…
— Слава богу, я успел догнать тебя утром. Если бы ты ушла… моя жизнь так и осталась бы нераскрашенным холстом…
Сергей не хотел этого говорить, но слова сами сорвались с языка. Он смолк и посмотрел на Альку. Ее лицо выражало не то радость, не то испуг. Синие глаза округлились, как тот шарик, который она постоянно носила с собой. Что она чувствует? Удивление? Замешательство? Радость?
— Ты серьезно? — спросила Алька. — Или это снова твои театральные штучки?
— Нет, не серьезно! — обиделся Сергей. — Конечно, играю, чтобы соблазнить бедную девочку.
— Можешь не стараться, — улыбнулась Алька, — соблазнилась уже.
Сергей растерялся. Он не знал, как реагировать. Счастье само плыло к нему в руки, и ему даже не нужно говорить лишних слов, убеждать, доказывать. Алька сидела раскрасневшаяся от коньяка и от всех этих признаний. Сергею хотелось вскочить со стула, броситься к ней и расцеловать ее розовое, смеющееся лицо, а потом глаза — два синих бездонных колодца. Но он продолжал сидеть, как языческий божок, с мертвым лицом, в окаменевшей позе.
В воздухе повисла пауза. Эта тишина, нарушаемая стуком неутомимого дождя за окном, мешала Сергею дышать. Он задыхался, он чувствовал, что больше не может просто сидеть и смотреть на Альку. А ведь это так легко — встать и сделать несколько шагов. Всего несколько шагов в сторону еще одной радости. Радости любить…
Алька устала ждать. Она встала из-за стола и подошла к Сергею. Его губы были плотно сжаты, но глаза улыбались. Он не шевельнулся, но Алька чувствовала, что его желания полностью совпадают с тем, чего хочет она. А ей больше всего на свете хотелось прижаться губами к этим твердым губам и глазам, серым, как осеннее небо.
Алька наклонилась и поцеловала Сергея в губы. Они разомкнулись и ответили ей тем же. Внутри стало горячо-горячо, как будто в кровь добавили красный перец…
Не прерывая поцелуя, Сергей обнял Альку и посадил к себе на колени. Она таяла в его руках, как свечка, опаленная дыханием огня. Ее тело было горячим, гибким и податливым. Сергей не помнил, когда в последний раз хотел так сильно, что не осталось сил сдерживать себя.
Через несколько минут они оказались в постели. А позже оба не помнили, как это произошло. Словно некая фантастическая сила перенесла их из кухни и бросила в мягкие объятия кровати. Алька не сопротивлялась, не жеманилась. Она хотела этого так же сильно, как Сергей, и не пыталась скрыть свою страсть. Даже сейчас она оставалась сильной. Сильной и честной, такой, какой была всегда…
Он, сдерживая нетерпение, осторожно снял с нее одежду и чуть не обжег язык, коснувшись поверхности ее кожи, горячей, как раскаленная крыша. Нежной и вкусной, как сладковатые лепесточки клевера. Сергей изо всех сил старался сдерживаться, но не мог. Желание оказалось слишком сильным, чтобы подождать хотя бы несколько минут.
— Я хочу тебя… — зашептала Алька в самое ухо. — Ужасно хочу.
Сергей улыбнулся, и в темноте она заметила его улыбку. Она была нежной и такой ласковой, что защемило сердце. Алька потянулась к нему, прикоснулась губами к глазам, к губам и снова зашептала, но, что именно, Сергей уже не слышал. Он уже погрузился в темный, странный лабиринт желания, лишь в конце пути освещенный яркой вспышкой света…