Пятая авеню, дом один
Шрифт:
– Значит, ничто не изменилось?
– Нисколько, – отозвалась Инид. – В этом-то и вся прелесть. Зато ты изменилась. С возвращением, дорогая.
Через несколько дней Минди сидела в своем домашнем кабинете, просматривая бумаги супругов Райс. Один из плюсов должности председателя домового комитета – доступ к финансовой истории всех жильцов, вселившихся за последние десять лет. По правилам полагалось оплатить пятьдесят процентов наличными, причем у кандидата должно было остаться минимум столько же на текущем и пенсионном счетах, в акциях и прочих активах, то есть полагалось изначально иметь всю сумму целиком. Когда сюда переезжали
– О доме судят по жильцам, – сказала Минди в своем историческом обращении к домовому комитету. – Если у нашего дома будет плохая репутация, в первую очередь пострадаем мы, потеряв в ценах на квартиры. Никто не захочет селиться в доме, где у входа постоянно дежурят полицейские машины или «скорая».
– Но наши жильцы – творческие личности с интересной биографией, – возразила Инид.
– В этом доме, между прочим, и дети живут, – перебила Минди, бросив на старую леди испепеляющий взгляд. – Они не должны расти в обстановке передозировок и самоубийств.
– Так, может, вам лучше перебраться на Верхний Ист-Сайд? – невозмутимо предложила Инид. – Там живут врачи, юристы и менеджеры банков. По слухам, они вообще не умирают.
Но в конце концов предложение Минди было принято большинством в пять голосов против одного.
– По-моему, у нас с вами совершенно разные жизненные ценности, – заявила Минди.
– Несомненно, – кивнула Инид.
Инид Мерль была почти на сорок лет старше Минди, но всякий раз, общаясь с ней, Минди Гуч чувствовала себя пережитком прошлого.
Вскоре Инид ушла из домового комитета. На ее место Минди назначила Марка Вейли, приятного во всех отношениях гея со Среднего Запада, художника-декоратора, пятнадцать лет жившего с постоянным другом и удочеренной в Техасе прелестной испанской девочкой. Все жильцы единодушно согласились, что Марк просто душка, но, что важнее, он всегда смотрел Минди в рот.
На встречу с Райсами Минди решила взять Марка Вейли и Грейс Уэггинс, члена комитета с двадцатилетним стажем, которая работала в Нью-Йоркской публичной библиотеке и тихо жила в двухкомнатной квартире с двумя той-пуделями. Грейс была из тех женщин, которых жизнь совершенно не меняет (если не считать возрастных изменений), поэтому от нее можно было не ожидать всплеска амбиций; все, чего ей хотелось, – чтобы жизнь текла по-прежнему.
В семь часов Марк и Грейс пришли к Минди для получения предварительных указаний.
– Главное, они платят наличными, – говорила Минди. – Финансово благополучная пара, стоят около сорока миллионов долларов...
– А возраст? – спросила Грейс.
– Молодые, обоим
– О, а я так надеялась, что квартиру купит Джулия Робертс... Вот бы Джулия жила у нас!
– Даже у Джулии Робертс, наверное, не найдется двадцати миллионов долларов наличными, – сказал Марк.
– Жалко, правда?
– Актрисы – плохие жилички, – фыркнула Минди. – Взять хоть Шиффер Даймонд. Ее квартира пустует годами, а как прикажете травить в доме мышей? Нет, – покачала она головой. – Нам нужна приличная, стабильная семья, которая будет жить здесь лет двадцать. Хватит с нас актеров, тусовщиков и прочих выскочек, которым только бы привлечь к себе внимание. Вы только вспомните, сколько неудобств вызвала смерть миссис Хотон! Меньше всего нам нужно, чтобы папарацци постоянно дежурили у входа. У нас для этого швейцары есть.
Райсы приехали в полвосьмого. Минди провела их в гостиную, где на диване чопорно сидели Марк и Грейс, и указала гостям на два деревянных стула. Пол Райс оказался гораздо красивее, чем ожидала Минди Гуч, – сексуальный, с темными вьющимися волосами, при взгляде на которые ей вспомнился молодой Кэт Стивенс. Минди раздала всем маленькие бутылочки с минеральной водой и уселась между Марком и Грейс.
– Ну что ж, начнем, – официально сказала она.
Аннализа взяла Пола за руку. Они несколько раз смотрели все три уровня с риелтором Брендой Лиш. Пол Райс был очарован триплексом не меньше супруги. Их будущее было в руках троих странных людей с ничего не выражавшими, слегка неприязненными лицами, однако Аннализа не волновалась. Ей приходилось выдерживать серьезные собеседования, участвовать в теледебатах и даже лично встречаться с президентом.
– Как проходит ваш обычный день? – спросила Минди.
Взглянув на Пола, Аннализа улыбнулась:
– Пол встает рано и уходит на работу. Мы решили завести детей, так что скоро, надеюсь, я буду заниматься малышом.
– А вдруг ребенок станет кричать ночи напролет? – вмешалась Грейс. У нее не было детей, и хотя она обожала чужих прелестных крошек, перспектива жить бок о бок с младенцем заставляла ее нервничать.
– Надеюсь, он – или она – будет вести себя хорошо, – сказала Аннализа, стараясь обратить вопрос в шутку. – Но мы наймем няню. Сперва кормилицу.
– В квартире, безусловно, найдется комната для кормилицы, – одобрительно закивала Грейс.
– Конечно, Полу ведь тоже необходимо высыпаться.
– А что вы делаете по вечерам? – спросила Минди.
– О, вечера мы проводим тихо. Пол приходит часов в девять, и мы или идем в ресторан, или ужинаем дома и ложимся спать – ему вставать в шесть утра.
– У вас много друзей? – уточнил Марк.
– Нет, – ответил Пол, едва не сказав «мы не любим толпы», но Аннализа вовремя сжала его руку. – Мы не очень жалуем компании, разве что по выходным. Иногда уезжаем на уик-энды.
– Конечно, нужно выбираться из города, – понимающе кивнул Марк.
– Есть ли у вас хобби, о которых нам следует знать? – задала очередной вопрос Грейс. – Игра на музыкальных инструментах, например? В нашем доме правило – никакой музыки после одиннадцати вечера.
Аннализа улыбнулась:
– Это правило актуально скорее для эпохи джаза, а дом был простроен незадолго до ее конца – кажется, в 1927 году? По проекту архитектора... – Она задумалась, словно вспоминая автора проекта, хотя знала ответ наизусть. – Харви Уайли Корбетта, который спроектировал большую часть Рокфеллеровского центра. Корбетта считали пророком от архитектуры, хотя его план сделать высокие тротуары в центре города так и не был осуществлен.