Пятая авеню
Шрифт:
– Надо торопиться, – сказал Джек, едва войдя внутрь. – У меня двадцать минут, по истечении которых я должен доставить свою задницу на борт самолета. Так что шевелись!
В большом туалете было чисто и пусто. Они вошли в две последние смежные кабины и начали раздеваться.
– Хвоста за тобой не было? – спросил Джек.
Первый пилот перебросил снятую с себя одежду через перегородку.
– Нет, – ответил он. – Никто за мной не шел. – Он замолчал, забирая форменную одежду, которую Джек просунул в зазор между стеной и серой металлической штангой, удерживающей перегородку. – Прежде чем войти на
– Исключено, – сразу прервал его Джек. – Его телефон может быть на прослушке.
– Тогда сразу звони в полицию. Тебе лететь семь часов, а Райан за это время может натворить невесть что.
Джек вышел из кабинки, подошел к зеркалу во весь рост. Только что надетая одежда была ему велика, но не слишком. Зато кепка-бейсболка скрывала рыжие волосы.
– Об этом тоже не может быть и речи, – возразил он. – У Луиса Райана наверняка есть свои люди в полиции.
Первый пилот, выйдя из кабины, встал рядом с Джеком. Глаза их встретились.
– Понимаешь, – продолжил Джек, – к тому времени, когда мы прилетим, Райан может быть на приеме по случаю открытия его нового отеля. Праздник будет в самом разгаре. Нам известно, что он задумал нечто очень значительное, но случится это никак не во время приема.
– Тут я с тобой не согласен. По-моему, именно там он и решил поставить жирную точку в своем плане.
– Не думаю, – возразил Джек. – У меня предчувствие, что все произойдет не там.
Он направился к двери, но остановился и посмотрел на первого пилота.
– Покупай подарок дочке. Они будут за этим следить.
Глава 53
Стоило Элизабет посмотреть на него, и она сразу поняла – что-то не так и это что-то связано с конвертом, который только что доставил курьер. Он бросил на жену быстрый и какой-то непривычный для нее взгляд, но ей все же удалось разглядеть ужас, промелькнувший в его глазах.
Закрыв за собой дверь кабинета мужа, Элизабет остановилась, немного не дойдя до него и его письменного стола. Она наблюдала за тем, как черты его лица становились прежними, как он сложил пополам письмо и сунул его в карман пиджака. На какой-то момент Джордж застыл, не отрывая пристального взгляда от стоящей на его столе фотографии Лианы, а потом вздохнул и перевел взгляд на жену. Прожитые им годы никогда не оставляли отпечатков на лице, а тут вдруг его лицо стало соответствовать возрасту.
Элизабет, находившаяся в тени, сделала шаг вперед и оказалась на залитой светом части комнаты.
– В чем дело? – спросила она. – Это связано с Селиной?
Джордж не ответил. Он с усилием встал со стула и подошел к бару. Взяв стакан с золотым ободком для виски с содовой и льдом, он наполнил его скотчем и выпил.
Наблюдая за Джорджем, чувствуя обуявший его страх так же ясно, как и внезапно возникшую между ними напряженность, Элизабет поняла, что ничем не может помочь ему.
Она подошла ближе и встала рядом с ним.
Джордж поставил пустой стакан на стойку бара и снова его наполнил. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снова заговорил.
– Нет, – вздохнув, произнес он. – Это не связано с Селиной.
– А тогда что это?
– Этого я сказать тебе не могу, – ответил Редман. – По крайней мере,
Элизабет смотрела, как он идет к двери.
В другом конце притихшей комнаты за длинными полосами света и тени к стене было прикреплено вставленное в золотую раму помутненное, фальцованное по контуру стекло громадного зеркала XVIII века. Джордж на мгновение задержался перед ним и выпрямил спину. Обрамленное золотом рамы и отягощенное прожитыми годами, его бледное лицо казалось в сумрачном свете какой-то странной далекой луной. Он внимательно посмотрел на себя, и ему показалось, что он не узнает того, кто сейчас смотрит на него с зеркальной поверхности.
Элизабет подошла к Джорджу.
Обхватив мужа руками, она прижалась к нему. Ей очень хотелось узнать, куда он идет, но она не спрашивала его об этом, потому что верила ему настолько, что вместо расспросов встала рядом и приникла к нему, чувствуя, как его тело при этом хоть немного расслабляется.
– Мне надо идти, – повторил он.
– Понимаю.
– Я хочу, чтобы ты осталась дома.
– Не могу.
Он повернулся к ней и поцеловал в губы. Они долго смотрели друг на друга, а затем Джордж высвободился из объятий Элизабет. Сделав над собой усилие, он улыбнулся жене.
– Я могу задержаться, – сказал он. – Не жди меня. Хорошо?
Внезапно Элизабет стало плохо. Отступив на шаг, она смотрела, как он оглядывает свой кабинет. У него был такой вид, словно он видит его в первый, а может быть, в последний раз.
Превозмогая себя, она смотрела, как он приближается к двустворчатой двери из красного дерева и выходит в холл.
Она пошла за ним.
– Пойми, я совсем не чувствую усталости, – сказала она ему вслед. – Я уверена, что не засну.
Длинный коридор был погружен в полумрак, как будто вместо электричества он освещался газовыми светильниками. Семейная любимица Изадора вышла из библиотеки и потрусила за Джорджем, подняв свой длинный и пышный хвост. Их тени соединились на потолке таким образом, словно существа, отбрасывающие их, слились в нежном объятии.
– Мы поговорим, когда ты вернешься, – просящим тоном произнесла Элизабет. – Хорошо? – И немного погодя добавила ему вслед: – Я люблю тебя.
Джордж, отвечая ей, поднял руку. Он завернул за угол и пропал из виду.
Спустя десять минут, когда он прошел через вращающуюся стеклянную дверь здания «Редман Интернэйшнл», Джордж, секунду поколебавшись, спустился по ступенькам и подошел к черному «Мерседесу», ожидавшему его у бордюра.
Водительская дверь была приоткрыта, из нее выглядывал Винсент Спокатти.
– Мистер Редман, – обратился он к Джорджу, слегка склонив голову в поклоне. – Я рад, что вы согласились принять приглашение.
Джордж посмотрел на этого человека, поискал его лицо в своей памяти и ничего не сказал в ответ. Он сел в салон машины и оказался лицом к лицу с какой-то женщиной. Она была обворожительна. Одетая во все черное, с длинными черными волосами, обрамляющими лицо. Ее губы чуть вытянулись в легкой улыбке, когда он сел рядом.
В салоне машины был еще кто-то. Он сидел рядом с женщиной, лицо его было похоже на посмертную маску. Это был Майкл Арчер.