Пятая Космическая

Шалыгин Вячеслав Владимирович

– Мы еще встретимся, мистер Ли. И оставьте намеки на отсутствие у меня здравомыслия. То, что я подозреваю вас в оккультных махинациях, – не паранойя, у меня есть на то основания! Но об этом мы еще поговорим, когда встретимся лично. Я заставлю вас выболтать все секреты! Вы расскажете мне всё о ваших странных машинах и о себе лично, мистер Ли! Я не допущу, чтобы вы перехватили мою миссию! Она моя и только моя!

– Вы начинаете заговариваться, Советник. – Ван Ли поморщился. – Заговариваться и приписывать свои недостатки другим. Всего хорошего.

– Да, пока вы ведете в счете, но скоро все изменится. Окончательно и бесповоротно!

– Эрг, избавься от него, – Ван Ли жестом подкрепил приказ оборвать связь. – Он безумнее,

чем я предполагал. Параноик в чистом виде.

– Просто на тебя не действует его гипноз, Выживший, вот он и сердится, – заметил Эрг. – Хотя с психикой у него действительно не все в порядке.

6. Июль 2290 г., орбита Юпитера – Марс.

В гавань, с берегами из пористого красноватого пластика, по ровной и зеленой, как бутылочное стекло, воде входили странные корабли. Их корпуса напоминали по форме сложенную лодочкой и повернутую ладонью вверх человеческую кисть. Мачты были свиты из кованых железных полос, а паруса сложены из разнокалиберных булыжников – так выкладывают обычно горки альпинария или основание решетчатого забора. На пирсе из чего-то воздушного, будто облако или вата, стояли строгие охранники в средневековых доспехах и с длинными пиками-баграми в руках. Вход на пирс сторожили два прикованных цепями к большому валуну дракона; по виду вполне грозных, но не огнедышащих и относительно миниатюрных – с корову, не больше. Драконы лежали поперек дороги к причалу и тяжело дышали, высунув длинные раздвоенные языки. Белое, с голубым отливом солнце было для них слишком жарким. На берегу прибытия кораблей ждали люди в черных клобуках. Они стояли в ряд, позади батареи противотанковых пушек образца середины двадцатого века, но почему-то держали наготове дымящиеся запальные фитили. Позади монахов-артиллеристов, затаив дыхание, стояли простые граждане портового города, а над ними высоко в воздухе висела неподвижная туча стрел, пущенных неизвестно кем, когда и из каких луков. Нацелены стрелы были на дальнюю оконечность колеблющегося пирса, как раз на то место, куда должны были причалить первые три корабля. Когда флагман входящей в бухту эскадры приблизился к пирсу, стали видны палубные надстройки и фигурки членов экипажа. Матросы суетились, бегая по палубе, но если присмотреться, становилось понятно, что они вовсе не суетятся. Они исполняли сложный, на грани авангардного балета танец. На фоне каменных парусов живого корабля поведение команды выглядело вполне уместным.

– Под сорок температура, – донесся мужской голос из дюралевого поднебесья, проклепанного, как крыло атмосферного самолета. – Судя по графику ментального мониторинга, он сейчас видит весьма необычные сны. Но это нормально для лихорадочного состояния.

– Инфекция? – спросил гулкий, но приятный женский голос. – Гангрены не будет? Или заражения крови?

– Нет, не будет, я установил вид инфекции и вколол ему антибиотики. Сутки постельного режима, и он встанет на ноги. Не волнуйтесь. И в ране я провел нанопластику. Почти все ткани уже в норме. Еще через сутки заработают нервные окончания, восстановится лимфоток, и он забудет о ранении, словно ничего и не было.

О чем они говорят? Какой-то бред, а не слова. Бессвязное бормотание. Антибиотики, пластика, лимфоток... Бред! Лучше бы взглянули на это великолепие. Паруса причаливших кораблей засияли. Ведь они были сложены вовсе не из булыжников. Это были самоцветы, просто до поры, до времени задрапированные тонкими серыми тканями. Теперь драпировка разом соскользнула на палубы кораблей, и паруса, засверкав в солнечных лучах всеми цветами радуги, отбросили на однотонный, пыльный берег и серую толпу миллионы бликов. Охранники схватили пики наперевес и попятились, толпа в испуге отшатнулась, а драконы вскочили и напружинили когтистые лапы, будто для прыжка. Монахи пригнулись и занесли фитили над казенными частями

пушек.

Нет! Не надо! Это всего лишь отсветы! Такая красота, разве вы не видите?!

Туча стрел с громким свистом улетела вперед, но команда успела спрятаться на нижней палубе, а каменным парусам эти метательные снаряды были нипочем. Вот снаряды пушек – дело другое.

Фитили коснулись пушек, и те почти разом коротко тявкнули. Ни один снаряд не пропал зря, но лишь два из дюжины попали в корпус третьего из кораблей, все остальные взорвались в парусах, выбив из них фонтаны разноцветных осколков. Из зияющих пробоин на палубу, в бутылочную воду и на ватный причал закапала кровь: темная, вязкая, горячая. Над бухтой разлилась боль. А потом солнце вдруг померкло, и в бухту ворвался шторм. Он гнал впереди себя высокую стеклянную волну и обрушивал с металлических небес на пластмассовую землю горошины свинцового града, такого же, как тот, что прошел над Бьорном, когда марсиане начали штурм.

Когда марсиане начали штурм, который закончился тяжелым, звенящим взрывом и полоснувшей по груди болью.

Град сменился дождем, который вскоре превратился в сплошной, белый, пенящийся ливень. Он смыл с парусов кровь, а затем начал смывать в бурлящую воду и сами паруса. А вместе с ними и корабли, и пирс, и берег с людьми, пушками и драконами...

А после взрыва было тяжелое, холодное ничто и снова боль. Потом на короткое время сознание вернулось. Вокруг все было белым, как в лазарете. Да это и был лазарет, вернее – операционная.

А потом в бухту вошли корабли-ладони с каменными парусами.

Стоп, достаточно!

Преображенский приоткрыл один глаз. Рядом с койкой, гладя его по руке, сидела Яна. Было тихо, лишь в коридоре кто-то, подыгрывая себе на гитаре, негромко напевал нечто вроде старинной баллады. «...А в гавани паруса из цветных камней, и матросы в монашеских рясах пьют здоровье жены капитана...» [4] Вот откуда навеяло. Преображенский открыл глаза и слабо улыбнулся.

– Как еще увидишься на войне? – прошептал он. – Хорошо, что ты не оператор гиперсвязи где-нибудь в Генштабе или на дальней Колонии.

4

Б.Г.

– Молчите, господин подполковник. – Яна улыбнулась в ответ. – Поберегите силы.

– Разве меня еще не зашили?

– Зашили. – Яна поправила ему подушку. – Ты идешь на поправку.

– Зачем тогда беречь силы? Обычно так говорят тем, кого надо дотянуть до госпиталя. Или что, захотелось покомандовать старшим офицером?

– Очень надо! – Яна беззвучно рассмеялась.

– Правильно, не привыкай, – Преображенский приподнял голову и осмотрелся. – Палата на одного? А дверь изнутри запирается?

– Что это за пошлые намеки, господин раненый? – Яна сделала «страшные» глаза. – Запирается. Но я сменяюсь только в восемь. Так что, спите спокойно, ваша светлость. До утра вам женского общества не видать. Да и не боец вы пока.

– Хотя бы заглядывать будешь? – Павел взял ее за руку.

– Конечно. – Яна поцеловала его в щеку. – Отдыхай. Виктор Адамович сказал, что через сутки-двое будешь готов к новым подвигам, а через трое он тебя выпишет на реабилитацию, еще дня на три. И мне отпуск даст.

– Это здорово, конечно. – Преображенский с сомнением взглянул на комп Яны. – Только вряд ли мне позволят так долго бездельничать.

– Кто? Гордеев? Он сам приказал вылечить вас с Борисом Александровичем на все сто.

– Да некогда сейчас лечиться! – Преображенский едва не сел на койке.

– Успокойся. – Яна положила руки ему на плечи. – Ляг, успокойся. Все кончилось, Паша. Ну по крайней мере временно утихло. Марсиане остановили наступление.

– Остановили? Мы где?

– Мы на орбите Каллисто.