Пятая пробирка

Палмер Майкл

— Доктор Ренфро, я... м... думаю, что, может быть, мне стоит вместе с вами...

— Нет необходимости. Когда закончите, выпишите ему рецепт на какой-нибудь антибиотик — любой, а я подпишу.

Ординатор повернулся и исчез, прежде чем Натали успела что-нибудь ответить. Ее подруга Вероника Келли, которая уже прошла хирургическую практику в больнице Метрополитен, говорила, что в будущем году Ренфро зай­мет должность главного хирурга-ортопеда в Уайт Мемо­риал, одной из ведущих клиник, где проходят стажировку студенты-медики. За годы своей

работы Ренфро приобрел репутацию человека, повидавшего почти все и вконец из­мученного той категорией пациентов больницы, которую он называл уличной. «Ренфро умен и очень грамотен, — говорила Вероника, — он здорово справляется с самыми тяжелыми травмами. А на простые случаи и смотреть не хочет».

Очевидно, что и чернокожего подростка, которому не повезло в уличной драке, Ренфро считал «простым слу­чаем». Натали стояла у двери палаты и думала о том, что будет, если она разыщет Ренфро и попросит его продемон­стрировать свое мастерство.

— Вы в порядке, Нат?

Медсестра с голосом, осипшим за многие годы работы в приемном покое, приобрела и некоторые привычки вчерашних студентов, включая традицию называть друг друга в таких заведениях, как Метрополитен, по имени. Сестру Беверли Ричардсон все звали Бев.

— Я попросилась сюда на практику, потому что здесь, как мне сказали, приходится делать много разных про­цедур, но уже на второй день зашивать лицо парнишке — к этому я как-то не готова.

— Вы раньше накладывали швы?

— Из живого материала — только на несколько органов в анатомичке...

Бев вздохнула.

— Клифф — чертовски хороший доктор, но еще моло­дой, иногда не умеет найти общий язык с людьми. И, по правде говоря, я не думаю, что он слишком переживает за наших пациентов.

— Ну я, во всяком случае... — Натали остановила готовившуюся нахлынуть череду воспоминаний о том, как ее много раз втаскивали, вносили или вкатывали в этой са­мый приемный покой.

— Мы хотим, чтобы здесь работали люди, способные сопереживать. Ведь к нам поступают пациенты, которым и так уже порядком досталось, и для них больница должна быть... ну чем-то вроде приюта.

— Согласна с вами. Декан Голденберг как-то сказал мне, что слышал, будто меня собираются принять в хирургиче­скую ординатуру в Уайт Мемориал. Может быть, доктор Ренфро тоже слышал об этом и просто проверяет меня?

— Или чувствует, что вы не такая, как он, и хочет по­смотреть, справитесь ли вы, не отступите?

— Не он первый, — ответила Натали и, стиснув зубы, стала мысленно перелистывать прочитанный всего неде­лю назад конспект по пластической хирургии.

— Вы бегунья, верно?

Вопрос не застал Натали врасплох. Несчастный случай во время тренировки кандидатов в олимпийскую сборную комментировали все местные и национальные программы новостей, а фотография попала на обложку «Спорте иллюстрейтед». С того дня, когда она в тридцать два года ста­ла первокурсницей медицинского колледжа, люди знали, кто она такая.

— Была раньше, —

краткость ответа намекала на жела­ние сменить тему разговора.

— Думаете, сможете справиться с лицом этого парня?

— По крайней мере, им займется кто-то, кто умеет сопереживать, если это слово что-то значит.

— Это многое значит, — ответила Бев. — Ладно, начинай­те, я принесу вам нитки шесть-ноль. И вот еще что. Мы тут считаем, что любой пациент с кровотечением может ока­заться ВИЧ-инфицированными, хотя на самом деле таких немного. Но все равно наденьте халат и пластиковую маску. Я буду рядом, и если замечу, что вы делаете что-то не так, то покашляю, тогда вы подойдете, и мы поговорим. Держите пальцы подальше от иглы, делайте прямые стежки с двой­ным верхним узлом через одну восьмую дюйма. Не стяги­вайте слишком сильно, иначе края разреза лягут валиком, и не выбривайте бровь — она потом неправильно отрастет.

— Спасибо!

— Да ладно вам...

— Вы там все путем делаете, а, док?

Натали бросила взгляд на Бев Ричардсон, и та кивком подтвердила, что все идет правильно. С той секунды, ко­гда Нат прикоснулась к краям раны, Даррен Джонс болтал без умолку. «Нервничает, — подумала Натали, — и если бы только он один!» Процедура шла, наверное, в три раза медленнее, чем обычно. Натали успела зашить только лоб и бровь, а щека еще ждала своей очереди, но уже сделанное выглядело вполне прилично.

— Да, я все делаю путем, - подтвердила она.

— И чо, шрам останется?

— Если разрезать кожу, всегда остается шрам.

— Женщинам нравятся шрамы! Интересно, почему? Вообще-то я крепкий парень, почему бы не показать это? Верно, док?

— Ты выглядишь как толковый парень, а это лучше, чем просто крепкий.

— А вы не боитесь крепких ребят вроде меня?

— Я, наверное, испугалась бы того парня, что тебя по­резал, — сказала Нат, улыбаясь под маской. — Ты еще учишься в школе?

— Мне год остался, только я бросил.

— Подумай, может, стоит вернуться?

— Пустое дело, — Даррен засмеялся. — Вы, вероятно, не знаете, док, но там, где я вырос, главное — это быть крепким!

Нат снова усмехнулась. Этого парня она победила бы, наверное, в любом аспекте «крепкости» одной левой. Она вспомнила, что убедить ее вернуться в школу — Женскую академию в Ньюхаузе — удалось не с первого и даже не со второго раза. Но, слава богу, кто-то смог, наконец, пробить брешь в ее «крепкой» позиции.

— Быть крепким — это уметь плыть против течения, иметь смелость быть другим, не таким, как все, — сказа­ла она, завязывая последние узлы. — Надо понимать, что жизнь у тебя одна, и только если ты выжимаешь из нее все по полной, тогда можешь считать себя крепким!

— Это надо запомнить, док, — улыбнулся парень.

Впрочем, прозвучало это не слишком искренне.

Натали обернулась к Бев, и та, оценив технику испол­нения поднятым вверх большим пальцем, одними губами произнесла: