Пятая рота
Шрифт:
Оказалось, что мы стоим возле советского консульства, где ждали приезд кого-то из начальства, и Скубиев пошел к дипломатам уточнять приказ. Оставив свой бэтээр для охраны и обороны водителю и старлею, Гена с Полтавой перепрыгнули на передний. Горланящая толпа бачат переместилась вслед за ними и окружила теперь нашу машину. Калиниченко, наверное, стало скучно оставаться тет-а-тет с водителем, он приказал подогнать свой бэтээр к нашему и шагнул к нам на броню.
— Ну, что? — с наигранной бодростью спросил нас вчерашний комсомольский
Хорошенький вопрос. Умный. Офицерзадал.
А что — «что»?! Это мы его должны спрашивать: «что»? Даже и спрашивать незачем: сейчас вернется Скубиев и скажет: «что» и «как».
В руках у бачат появились пачки с импортными сигаретами, которые они протягивали нам.
— Купить, что ли? — советуясь, Полтава посмотрел на Гену.
— Да на фиг они нужны: деньги на них еще тратить. Лучше вон те купи.
Кроме сигарет в пачках бачата протягивали нам сигареты россыпью, по одной-две штуки. Одного взгляда, брошенного мельком хватало, чтобы понять чтоэто были за сигареты. Их очень хорошо умели набивать в полку после ужина. Калиниченко никогда еще не видел косяки и, скорее всего даже не догадывался, что вместо того, чтобы вечером готовиться к политзанятиям, солдаты потребляют наркотики. Полтава купил две «сигаретки» прямо у него на глазах и одну мы тут же и раскурили. Водилы совсем отказались — им еще машины в полк вести. Я, уже зная возможные последствия, сделал только две затяжки. Остальное Полтава с Геной убили на двоих и прах развеяли по ветру. Вторую «сигарету» Полтава предложил Калиниченко:
— Угощайтесь, товарищ старший лейтенант.
— Спасибо, — начал отказываться старлей, — у меня свои.
— Эти — лучше, — мягко уговаривал Полтава.
Калиниченко взял предложенную сигарету, закурил, затянулся и выпустил дым. Он повертел косяк в руках, недоуменно осмотрел его и снова затянулся.
— Что-то вкус у них какой-то странный, — закашлялся он едким дымом.
— Индийские, товарищ старший лейтенант, — пояснил Гена, — они все немного кислые.
Мы втроем внимательно смотрели на Калиниченко, ожидая наступление результата. Даже водитель вылез из люка, чтобы не пропустить кино. Калиниченко затянулся еще раз и его стало «накрывать».
— Хи-хи, — вырвалось у него.
Мы стали смотреть по сторонам, что бы не показывать своих улыбок.
— Хи-хи, — снова вырвалось у старлея.
Мы усилили наблюдение, чтобы не заржать: старлея «накрыло»!
— Хи-хи-хи-хи-хи! — Калиниченко успел сделать еще две затяжки и его несло неудержимо.
Полтава соскочил на землю и «сломался» под бэтээром, держась руками за живот.
— Хи-хи-хи-хи! — не унимался наверху старший лейтенант.
Тут уже не выдержал и я: мы с Геной попадали на землю, зажимая себе рты руками, чтобы сдержать в себе заряд смеха и не заржать в полный голос. Водитель залез обратно в люк и исходился там тихой истерикой, корчась на передних
— Хи-хи-хи-хи! — продолжал веселиться на башне старший лейтенант и показывал на бачат, — какие они прикольные.
Гена с Полтавой плакали и колотили ладонями по броне.
— Какие у вас звездочки на шапках, — тыкал в нас пальцами Калиниченко, подыскивая нужное определение, — прикольные.
Мы рыдали от смеха, слушая как глупо хихикает обкурившийся шакал, с башни глядя на нас и на бачат соловьиными глазами. Вдобавок, мы тоже курнули и нас «торкнуло» на смех.
— Хи-хи-хи, — тоненько, по-идиотски хихикал Калиниченко, тыча в нас пальцем.
— Аха-ха-ха-ха, — подхватывали мы, любуясь самим старлеем, его тупым видом и тем идиотским положением, в которое его поставили деды, предложив косяк вместо нормальной сигареты.
Водитель, отсмеявшись внутри бэтээра, решил пожалеть Калиниченко: если бы Скубиев увидел его в таком виде, то по башке «комсомолец» получил бы — точно.
— Товарищ старший лейтенант, идите на свой бэтээр, — попросил он, — не положено тут. Вернется начштаба — ругаться будет.
Второй водитель решил помочь убрать глупого старлея от греха подальше:
— Товарищ старший лейтенант, — он потрясал шлемофоном, — вас на связь вызывают.
— На связь? — встрепенулся старлей, — Иду!
Осторожно переставляя ноги и стараясь не свалиться в открытые люки, он стал пробираться на свой бэтээр. Неуверенно цепляясь за поручни, он добрался до командирского люка, но уже забыл зачем его позвали: чарс попался убойный.
Потеряв интерес к старлею я уселся на командирское место и травил во всю про свою счастливую жизнь. Полтава и Гена устроились под башней и вместе с водителем внимательно и сопереживая слушали мой вдохновенный рассказ, то и дело пихая меня под локоть:
— А дальше?!
— Ну, а дальше-то что?!
Толкать и подбадривать меня не было никакой необходимости, так как у меня с двух затяжек развязался язык и во мне проснулся рассказчик. Две затяжки смешной сигаретой «Полтавской», а главным образом три пары свободных ушей и зачарованных глаз, воодушевляли меня необыкновенно:
— Ну, короче, заходим, мы с ней…
— Куда? — пытливо уточняли сзади.
Я, как уважающий себя рассказчик ответил не вдруг, а сперва затянулся нормальнойсигаретой и выпустил дым через открытый люк:
— Ну, говорю же, — возмущенно пояснил я благодарным слушателям, — пока там народ в зале танцует, «медляки» там разные, мы с ней в спальню.
— А в спальне темно?
— Не. Не темно. Там свет горел, — успокоил я дедов, и почувствовав их напряжение, уточнил, — но она его сама потушила.
— А дальше? — волновались за моей спиной.
Я снова затянулся, нагнетая страсти, но меня толкнули в спину, чтоб не спал, а рассказывал.
— Короче, садимся мы с ней на диван…