Пятая труба; Тень власти
Шрифт:
Я принимал участие во всех битвах, которые принц давал герцогу Альбе. При переходе через Гету я помог рассеять его арьергард; в битве при Монсе я едва не захватил принца в плен. По моему совету его сына отправили в качестве не то заложника, не то пленника в Испанию. И вот теперь я предаю себя в его руки, без всяких предосторожностей, отчасти из инстинкта, отчасти по отсутствию для меня всякого иного выхода. Пройдёт ли это мне даром — неизвестно.
Наконец мы прибыли к его дому. Я слез с лошади, совершенно окоченевший от холода: зима была необыкновенно сурова, а я просидел в седле уже несколько часов. Тем не менее
В дверях меня встретил дежурный офицер.
— Вот лицо, которое желает говорить с принцем, — сказал старший конвойный.
Офицер внимательно оглядел меня. Моё вооружение и сбруя моей лошади были довольно ценны.
— Как прикажете доложить о себе и от чьего имени вы явились к принцу? — спросил офицер.
— Я дон Хаим де Хорквера граф Абенохара и являюсь по своей собственной инициативе, — отвечал я, поднимая наличник.
Он впился в меня взглядом, словно перед ним предстало привидение.
Так как он молчал и не двигался, то, выждав минуту, я спокойно повторил:
— Дон Хаим де Хорквера граф Абенохара. Сначала довольно трудно произнести это имя, но потом мало-помалу к нему привыкаешь.
Он снова бросил на меня любопытный взгляд и сказал:
— Мне ваше имя хорошо известно, но я был очень удивлён, что пришлось его услышать здесь. Прошу извинить меня. Я сейчас доложу о вас его высочеству.
Он скоро вернулся обратно и пригласил меня следовать за ним.
Минуты через две я стоял перед принцем. Я хорошо помню всё, как было, ибо это был весьма унизительный момент. Я никогда не любил ренегатов и не мог сказать принцу, что я пришёл к нему из любви к Голландии, которая, хотя и поздно, проснулась во мне… Я пришёл к нему потому, что нуждался в его помощи, чтобы спасти мою жену. И хотя я прибыл не с пустыми руками, однако могло показаться, что то, чего я требовал, превышало то, что я мог предложить. А я был не мастер выпрашивать.
Комната, в которую меня ввели, была невелика и слабо освещена: день был сумрачный, а потолок тёмного дуба поглощал и тот слабый свет, который проникал через низкое окно. На письменном столе горели ещё две свечи. В камине против двери горело несколько больших поленьев.
Принц стоял, прислонившись спиной к камину. Его окружали три или четыре лица, которых я не знал.
Я сразу узнал принца, хотя никогда не видал его раньше. Несмотря на то, что он держал себя спокойно и в высшей степени скромно, никого другого из присутствовавших нельзя было принять за главного. Его волосы уже поредели и начинали седеть на висках, хотя ему было всего тридцать девять лет. Но глаза его блестели и выдавали большую внутреннюю силу.
Я поклонился и ждал.
— Вот неожиданный визит, граф, — начал принц по-испански. — Да ещё при самых странных обстоятельствах. Могу спросить, чему я обязан удовольствием видеть вас здесь?
— Ваше высочество, — отвечал я по-французски, — я прибыл сюда для того, чтобы предложить вам мою шпагу и несколько сотен всадников, если Голландии могут понадобиться наши услуги.
Мои слова, по всей вероятности, изумили принца, но он не показал и виду. Все окружавшие его были удивлены. Все смотрели на меня, как смотрели бы на дьявола, входящего в рай с просьбой дать ему место в рядах небесного воинства. Но принц оставался спокойным и невозмутимым.
—
— Я не ставлю никаких условий, ваше высочество. Если вы примете наши услуги, то, может быть, я попрошу у вас одной милости. Но условий я никаких не ставлю.
Принц в упор стал смотреть мне прямо в глаза, как бы стараясь прочесть в моей душе. Выдерживать этот взгляд с ложью на сердце было не особенно приятно. Но у меня не было необходимости скрываться от его взгляда. Я говорил искренно, и самое унизительное для меня было впереди.
Я также впервые встретил человека, который не боялся моего взора, и сразу почувствовал к нему какую-то странную симпатию, которая обыкновенно невольно вспыхивает между двумя сильными натурами.
— Какое ручательство вы можете представить? — тем же спокойным, холодным тоном спросил принц.
— Кроме себя самого, никакого, — отвечал я.
Тот же вопрос задала мне когда-то донна Изабелла и получила тот же ответ. Но у принца было больше оснований задать такой вопрос.
— Гордый ответ, граф.
— Может быть. Прошу извинить меня, так как другого дать я не в состоянии.
— Разрешите мне, ваше высочество, сказать несколько слов, — промолвил один из стоявших около принца.
— Говорите, — отвечал принц, полуобернувшись к нему.
— Позвольте предостеречь вас: не доверяйтесь этому человеку. Он был злым гением герцога Альбы: он исполнял всё, что тот приказывал; сжигал и конфисковывал всюду, куда бы его ни послали. Из всего этого проклятого народа он самый проклятый. По его настояниям увезли вашего сына в Испанию — не забывайте этого, ваше высочество. Действительно, дон Хаим де Хорквера, вы обнаружили огромное мужество, явившись сюда один и предав себя в руки принца и его друзей.
— Я пришёл сюда, доверяя принцу, ибо он принц, — просто ответил я. — Что касается его друзей, то я готов свести с ними счёты, каким им будет угодно образом, в том числе и с вами, граф.
Судя по его манерам, я был почти уверен, что предо мной был граф Люмей де Ламарк. И я действительно не ошибся.
— Теперь я только прибавлю, что я всегда был уверен, что поступаю так, как это приличествует моему имени. Герцогу незачем было заставлять меня. Ибо и без меня он привёл с собой достаточно народу из Испании. Да и здесь, в Брюсселе, нашлось немало таких, которые готовы были исполнять его волю. Что касается остального, то я исполнял приказания, которые мне передавались от имени короля, иногда даже вами, как это было, например, при Горке.
Он покраснел и схватился рукой за шпагу. Я глядел на него холодно и даже пальцем не пошевелил, ибо с графом Люмеем считался меньше, чем с кем-либо.
Прежде чем он успел что-нибудь ответить, принц поднял руку и сказал тем спокойным, но повелительным тоном, который исключал всякую возможность противоречия.
— Тише, де Ламарк. Извините, граф Абенохара. Но заверения испанцев, которые они дают еретикам, до сего времени были таковы, что не исключали необходимости принимать меры предосторожности. Согласитесь, что появление испанского военачальника, имеющего такую репутацию и положение, как вы, и покидающего герцога, чтобы перейти ко мне, не имеющему возможности похвастаться ни одной победой, согласитесь, что это — странная вещь и что мы имеем право удивляться.