Пятьдесят девственниц
Шрифт:
Глазки успокоила девицу, сказав, что, хоть и наслушавшись брюзжания, мы, благодаря Шене, отлично поужинали. На том же, с графской дочерью и распрощались.
Не успели мы, однако, отойти от замка и половины мили, как встретили заплаканную крестьянскую девицу, идущую навстречу. На расспросы наши бедняжка, всхлипывая и шмыгая носом, поведала, что зовут ее Дора и, достигнув семнадцати лет, справляет она сегодня свадьбу, в замок же спешит, дабы выполнить некую повинность, свершения которой настоятельно требует их сеньор и благодетель граф.
— Что же за повинность имеется в
Я же, подумав про себя, что обычай не всегда плох, поскольку, будь я сеньор, то без труда выполнил бы условие Инкуба, но тут, вспомнив о графе, чрезвычайно разозлился.
— Послушай, Дора, — обратился я к крестьянке. — А хочешь совершенно просто насмеяться над графом, чтобы не видел он твоего девства, как своих ушей?
— Возможно ли такое? — удивилась невеста. — Их сиятельство всегда очень строго требует отдачи всего того, что положено ему по праву сеньора.
— Так знай, глупенькая, — объяснил я. — Нужно тебе пойти сейчас же домой и сказать сначала своей родне, а потом, когда будет допрашивать граф и ему, что на этом самом месте, не успела ты подойти к замку, как, неизвестно откуда, возникла золотая повозка, запряженная шестеркой отличных белоснежных коней.
— За кучера сидел вот этот малец, — указал я на Крикуна. — В повозке — вот эти две особы и лично граф. Завидев тебя, он немедленно потребовал от тебя выполнения долга, сказав, что уезжает из замка и ждать ему недосуг. Ты же, как верная подданная, тут же, под кустом, ему подчинилась и отдалась.
— Сударь, вы не на мое ли девство заритесь? — сердито спросила Дора.
— Пусть твой жених его тебя и лишит, — предложил я. — Только до появления графа, чтобы тот не определил обмана. Неужто есть жених, который откажется от такого?
— Парень-то мой несколько трусоват, — смущенно признала невеста. — Не покусится он на то, что принадлежит их сиятельству. Да и родители не станут меня покрывать.
— А если добавить к этой истории, что, получив с тебя положенное, граф вручил тебе целый золотой? — встряла в разговор Глазки, доставая из кошеля монету.
— Верьте, судари, я девушка порядочная и собой не торгую, но, уж больно хочется посмеяться над графом, — потупилась крестьянка. — Он-то, сквалыга, ни одной девице больше медяка не дал за девство. Когда про золотой узнает, его удар хватит. А верно ли, наш обман не раскроют?
— Скажи только, что спутники графа, все время говорили про какой-то поздний рассвет, — уверил я и Глазки так же в том поклялась. Убежденная тем, девица поспешно позволила, говоря ее словами, попастись моему бычку на ее нетронутом лужке и, получив золотой, отправилась к жениху.
— Ах, друг мой Рассвет, — усмехнулась Глазки. — Не знаю, какой из тебя получится маг, но плут получился первостатейный!
— Что же это за плутовство такое, если не приносит нам выгоды? — грустно сказал я. — Нет, в плутовстве я такой же подмастерье, как и в магии.
— Не скажи, — возразила рыжеволосая плутовка. — Талантливое плутовство,
— Как и многие другие талантливые вещи, — согласился я.
64
Ночевали в той же пещере, что и давеча, а утром нас разбудил ужасный шум.
— Ах вы, несчастный человек! — кричала стоявшая надо мной Шена. — Что же вы тут разлеглись? Неужели не знаете, что мой отец с полусотней верховых разыскивает вас по всей округе?
— Не переменил ли ваш батюшка, однако, мнения своего насчет магии? — зевая спросил я, ибо час был еще ранний.
— Да он вне себя! — рассмеялась девица. — Всю ночь кричал, что с помощью богопротивного колдовства, вы покусились на основы государственного миропорядка! Что вы опаснейший смутьян, поставивший целью, не более, не менее, нежели искоренение всего дворянского сословия и дарованных Богами привилегий!
— Мало ему еще! — сердито сказала Глазки. — Будет знать, как издеваться над бедными невестами! Надеюсь, вы-то, на нашей стороне?
— Ах, милый мальчик, — хоть они и были почти в одной поре, но Шена, как графская дочь сочла такое обращение к безродному, как она считала, юноше вполне уместным. — Я вынуждена скакать по лесу, устроившись в дамском седле — а это, согласись не совсем удобно — лишь потому, что мой отец, в глупости своей, решил, будто носить мужское одеяние и пользоваться мужским седлом девице не пристало. А до чего доводит его чванство, когда за мной пытаются ухаживать кавалеры? Тот, видите ли, слишком беден. Другой богат, но имеет менее, чем у нас, благородных предков. Третий и богат, и знатен, но, пятнадцать поколений назад, один из его предков оказался недостаточно храбр в какой-то битве. Нет, очень хорошо, что Поздний Рассвет так проучил папашу. А вы покажете мне свою золотую повозку?
— Нет, милая Шена, — усмехнулся я, — у всякой магии есть свои пределы. Хватит с тебя, пока свечения моего жезла. Но, если хочешь позлить отца, так скажи ему, что нынче же каталась в этой повозке и была мной обесчещена, ибо я навел на тебя чары. А, если скажешь, что бесчестил тебя я, принявши его обличие, и, по окончании, вручил тебе золотой, то он и вовсе будет наказан с лихвой.
— Неужели, ты мог бы поступить так с девицей, лишь потому, что повздорил с ее отцом? — сердито сказала Глазки. — Быть может, в твоих представлениях, бесчестя без счета невест, граф заслужил муки отца, чью дочь тоже обесчестили, но при чем тут девица?
Я смущенно сказал, что, если и думал в отношении того, чтобы возлечь с Шеной, то только с самого начала, когда впервые увидел ее купающейся в реке.
— Ты добрый и милый юноша, — улыбнулась моей рыжеволосой спутнице благородная девица. — Пойдем, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Нет, ну надо же! — мысленно огорчился я. — И почему все наперебой принимают Глазки за юношу? Ведь в ней нет ничего, совершенно ничего мужского! Милые алые губки, нежные щечки, такие выразительные, такие девичьи глаза! Конечно, я и сам, когда-то, принял ее за юного мага, но это вовсе не объясняет, почему все девицы так к ней льнут!