Пятьдесят лет в Российском императорском флоте
Шрифт:
Спустя двое суток поезд ночью на 22 июля (старого стиля) подошел к Берлину, где долго пропускал встречные поезда, и только под утро он выбросил нас на Anhalt’ский вокзал. Мы обошли с графом цейхгауз, ища свой багаж, сданный в Люцерне, но старый смотритель цейхгауза, слыша чистый немецкий акцент графа, участливо отнесся к нашим поискам и сказал, что багаж не может теперь прийти в Берлин ранее, как через 5 дней. Ну, делать нечего, пришлось с ним расстаться, и мы с графом решили не заезжать в отель, где нас арестовали бы неминуемо, а сейчас же, пользуясь темнотой, проехать на Штетинский вокзал и пробираться к морскому берегу — в Данию. Берлин не спал всю ночь; кафе и рестораны все были освещены, и в них шумели подгулявшие немцы;
На Штетинском вокзале было еще пусто, но к 7 часам утра собирались пассажиры, едущие к северному берегу. В 8 часов отходил поезд через Росток на Варнемюнде. Граф взял билеты 2-го класса и мы, получивши в буфете кофе и бутерброды, утолили свой голод и с надеждой на удачный выезд из Германии в радостном расположении духа уселись в вагон. В нашем вагоне и во всем поезде слышался русский и польский говор, было несколько остзейцев и больше всего еврейских семейств. Я решил уничтожить свой паспорт и в уборной сбрить усы, чтобы принять наружность финского лоцмана, решив выдавать себя за финляндского подданного. Мы радовались, что в полдень будем уже на морском берегу и покинем Германию. Но на первой же большой станции Neustrelitz поезд наш был оцеплен солдатами; огромного роста, с красным носом, полицейский комендант заорал: «Alle Russen aufsteigen!», — а затем: «schneller! schneller!». Пассажиры поспешно бросали через окна багаж и выскакивали на перрон. Когда все вышли, была новая команда: «Damen und kinder zuruck!» Им в окно я бросил горсть немецких марок и прокричал: «В Копенгагене — к русскому консулу!» — и только. Поезд ушел.
Нас окружили конвойные и по 4 в ряд под начальством коменданта повели с вокзала в город. Комендант вел на цепи двух больших волчьей породы собак-сыщиков и кричал нам, чтобы шли в ногу. Нас было около 400 мужчин и несколько дам-евреек, не желавших оставить своих мужей. В опустевшей казарме нас выстроили в один ряд, обыскали и осмотрели чемоданы. Затем таким же порядком повели обратно и, усадив в поезд, отправили дальше, запретив открывать окна и подымать шторы. Мы задыхались от духоты; с моим графом сделался обморок. У одной еврейки нашелся одеколон, и графа привели в чувство.
Мы, однако, радовались, что дешево отделались. Но не тут-то было: на одной станции нас окружили солдаты и, выстроив на перроне в 2 шеренги, приступили к осмотру паспортов, чтобы задержать всех мужчин призывного возраста (до 50 лет). В русских заграничных паспортах возраст не прописывался, а потому определяли его по наружному виду. На левый фланг отсылали стариков; тут был граф Сюзор, член Государственной Думы Свентицкий, два-три сенатора, профессора, несколько старых евреев. Я стоял с графом в задней шеренге и решил не ждать очереди, боясь, что меня как беспаспортного могут задержать, и воспользовавшись спором 2 евреев, уверявших, что им чуть ли не 70 лет (хотя на вид им было не более 35-ти), я пробрался сзади фронта на левый фланг и встал рядом со стариками. Человек 200 задержали, и в том числе моего графа, а нас, стариков, посадили в поезд. Грустно мне было прощаться с симпатичным графом.
Смотр кораблей Балтийского флота на Ревельском рейде. 1910-е гг.
Я обещал ему принять под опеку его молодую жену в дальнейшем пути до возвращения в Россию. Часам к 11 поезд пришел в Варнемюнде. На морском берегу — небольшой деревянный
Пассажиры, усталые, в совершенной апатии, улеглись на берегу на свои чемоданы. Несколько людей, более энергичных, и в том числе Свентицкий, стали хлопотать о разрешении нанять частный пароход. Окружной комендант по телеграфу прислал разрешение; пароход был нанят, и около 3 часов ночи мы с величайшей радостью отплыли. В 6 часов утра прибыли на датский берег у маяка «Gieser» и поездом уехали в Копенгаген. На перроне встретила нас графиня, поджидавшая мужа; она выходила навстречу ко всем поездам, приходившим из Германии с тысячами беженцев. Увидев меня одного, она расплакалась; я старался внушить ей надежду на возможное прибытие графа на одном из следующих поездов.
У русского консульства шумела на улице тысячная толпа русских беженцев, добиваясь билетов на поезд в Россию, а моих дам с графиней приютил вчера на ночлег посольский священник. Выразив семье доброго священника благодарность за участие и приют, мы в тот же вечер отправились на пароходе в Мальме; там переночевали в квартире подхватившего нас на вокзале какого-то шведа, уехали в Стокгольм; туда прибыли вечером. Там разыскали военно-морского агента капитана 2 ранга Сташевского, он помог нам найти ночью приют в комфортабельной гостинице «Hotel Anglais».
Наша молодая графиня ходила к каждому поезду. Но ожидания ее были напрасны. Наши уговоры ехать с нами дальше успеха не имели. Тут она случайно встретила брата своего мужа и вместе с ним осталась в Стокгольме. Здесь русское посольство по целым дням осаждалось русскими беженцами, добивавшимися проезда в Россию. Но путь туда шел на север через всю Швецию, до границы Финляндии (р. Торнио), и шведское правительство, объявив у себя мобилизацию, не имело достаточного подвижного состава, чтобы перевезти сотни тысяч русских беженцев.
В толпе у посольства приходилось встречать массу петербургских сановников, семейных и одиноких, уезжавших обыкновенно на летний сезон в немецкие и австрийские курорты. Все добивались получить билеты на эвакуационные поезда, которых было только два в сутки. В числе первых пассажиров проехали через Стокгольм Императрица Мария Федоровна, Великий Князь Константин Константинович с женой, Великий Князь Михаил Алексеевич, российское посольство из Берлина и все русские миссии германских государств.
Имея в виду, что в Торнио придется ночевать в лесу, и, может быть, несколько дней, мы накупили здесь теплых вещей и вообще собирались, готовясь к долгому путешествию. Но в гостинице было так уютно и так приятно отдохнуть после скитаний по враждебной Германии, что мы, признаться, не очень назойливо добивались в посольстве билетов.
На городских улицах, переполненных беженцами, было большое оживление: публика толпилась у витрин редакций, выставлявших телеграммы, приходившие с театров войны. В те дни германская армия стремительным потоком ринулась на Францию через нейтральную Бельгию; Льеж, Антверпен, Брюссель были уже взяты, и бельгийская армия, предводимая самим королем Альбертом, оставила Бельгию и отступила в северную Францию. По плану германского штаба, немецкая армия с момента начала войны стремительным ударом бросается на Францию и через 2 недели берет Париж, а затем, повернув на Восток, сосредоточивает все силы тройственного союза для удара на Россию, в которой мобилизация проходит очень медленно вследствие больших расстояний и небольшого числа железнодорожных путей. Германский план рассчитывал на полный успех, разбивая по частям Францию и Россию. Он был уверен в нейтралитете Англии и союзе Италии. Но тут-то он и обманулся.