Пятьдесят на пятьдесят
Шрифт:
– А? Джейкоб? Это ты?
Ты благополучно доехал до дому, так? А у кого хватило ума это сделать, у того хватит ума и хозяйство вести.
– Я оставил тебя в лесу на съедение зверям, – Сэмюэл говорил и чувствовал, как это глупо. Он ведь знал, что Джейкоба здесь нет, он ведь видел его тело, так зачем же с ним говорить? Голова у Сэмюэла заболела.
Разве у тебя был выбор? Я тебе велел не прикасаться ко мне. Я же тебе велел ни к кому не прикасаться, правда?
У Сэмюэла задрожали
Не реви. Будь мужчиной. Ты должен быть мужчиной, ведь теперь меня нет.
– Тебя нет, потому что я тебя убил.
Меня убили те ребята, которые сунулись куда не надо, Сэмюэл. Тот парень у костра.
– Но я все видел.
Ты делал то, что я тебе велел. Ты все правильно делал.
Сэмюэл еще долго сидел в сарае с занесенной над ключом зажигания рукой. Наконец выжал сцепление и повернул ключ. Несколько секунд ему казалось, что аккумулятор не пережил зимы, но двигатель закашлял и ожил. Все было так же, как каждый год на первую косьбу. Именно так все и бывало все двадцать с лишним лет, что Сэмюэл это проделывал. Взглянув через плечо и убедившись, что косилка прикреплена, Сэмюэл плавно нажал на газ, включил передачу и снял ногу с педали.
Выехав на негреющее солнце, он снова остановил трактор. Откуда начать? Слева, на вершине холма, небольшое кладбище. Наверное, надгробий уже совсем не видно. Конечно, оттуда и надо начать. Дать возможность маме и папе снова взглянуть на свет Божий. Но ему не хотелось. Он никогда не любил там бывать. Кладбище подождет.
Сэмюэл решил заняться большим полем. Было время – Сэмюэл даже его помнил, – когда они владели не десятью гектарами, а полусотней и держали скот. Но когда родители умерли, Джейкоб сказал, что на ферме работают только лохи, и распродал все, кроме ближних полей, что у дома и сарая.
Еще неделя-другая – и весенняя трава станет густо-зеленой, дольше Сэмюэлу ждать нельзя. После ароматов Рождества и Дня Благодарения запах свежескошенной весенней травы был для Сэмюэла самым любимым запахом.
Кто теперь будет готовить праздничные обеды? Сэмюэл почувствовал ужас и глубоко вздохнул, задержав дыхание, чтобы потом выдохнуть из груди этот ужас.
Сэмюэл был настолько напуган, что «поплыл».
Он начинал «плыть», когда что-то было выше его понимания, а то, что случилось в лесу – как этот малыш бился в мешке, все плакал и в конце концов сбежал, – было для него слишком много и слишком быстро, чтобы не сорваться. К тому же Джейкоб сердился. Сердился так, что Сэмюэл испугался и его тоже.
Почему он всегда так боится? Почему он не может быть все время смелым, как Джейкоб… как был Джейкоб.
Джейкоб умер. Ох, что ж ему теперь делать? Здесь, на большом поле среди щекочущего ноздри аромата травы, он пытался обрести покой, но боль все не уходила.
Пока Сэмюэл осторожно прокашивал полосу вдоль живой изгороди, печаль постепенно сменялась гневом. Он вдруг понял, что сердится – а такое с ним бывало редко. Он стал думать о том, что потерял,
Бобби подумал об интерьере офиса «Доннелли, Уолл и Бивис»: вот идеальный интерьер юридической конторы. Как только входишь в приемную, выдержанную в багрово-красных тонах, сердце сжимается. Потому что идешь говорить с адвокатом. О том, что застрелил человека.
Бобби протянул секретарше визитную карточку:
– Мне нужно немедленно увидеться с Барбарой Деттрик.
– Она вас ждет?
– Просто назовите ей мое имя и скажите, что ситуация чрезвычайная.
Через двадцать минут дверь распахнулась, и на пороге появилась Барбара.
– Прости, Бобби, но у меня было совещание, и я никак не могла уйти. – Она протянула ему руку.
Барбара казалась выше своих метра шестидесяти и всегда пребывала в хорошем расположении духа.
– Рада тебя видеть… Господи, что случилось? – Она хотела дотронуться до его синяка; он отшатнулся.
– Ты можешь выйти со мной на минутку?
– Выйти с тобой? А куда?
Он подхватил ее под руку и потащил к двери:
– В машине объясню.
Барбара позволила вывести себя на стоянку и усадить в «эксплорер».
– Так куда едем?
Бобби запустил двигатель.
– За покупками.
– За покупками? Бобби, что случилось?
– Никто не знает, что я пошел к тебе. Так что мне надо сделать покупки – под этим предлогом я ушел из дому.
– Ничего не понимаю.
Бобби глубоко вздохнул:
– У меня серьезные неприятности. Я нарушил закон, но пока еще не пойман. Пока еще.
– О чем речь? Вел машину в нетрезвом состоянии?
– Похищение ребенка и, возможно, убийство.
– Прости? Ты шутишь, да?
– Хочешь узнать подробности?
– Боже мой, Бобби!
Нет, она не хотела знать подробностей, но куда же ей было деваться.
Бобби счел за лучшее ничего не скрывать. Когда он от волнения начинал путаться, Барбара требовала уточнений.
– И теперь у меня в доме этот малыш, и я не знаю, что с ним делать, – заключил Бобби. – Вернуть его полиции – значит сознаться в убийстве. Оставить – ну, черт возьми, понятно же, я не могу этого сделать. Так что же мне делать?
У Барбары Деттрик, сколько Бобби ее знал – а знал он ее с третьего класса, – была привычка накручивать волосы на палец. И когда они сидели в машине на стоянке торгового центра, она терзала прядь над левым ухом. Они долго молчали – она обдумывала ситуацию. Наконец Барбара заговорила:
– Какова вероятность того, что парень, которого ты застрелил, хотел нанести тебе ущерб?
– Ну, оглядываясь назад, я, честно говоря, не знаю.
– Тогда не оглядывайся назад. Рассказывай, как это выглядело в тот момент. Ты опасался, что он нанесет ущерб тебе или Сьюзен?