Пятеро детей и чудище
Шрифт:
Дети поняли, что солнце, наконец, закатилось, но они боялись двинуться с места, ожидая, что цыгане вдруг придут в ярость, сообразив, сколько глупостей они сегодня наделали. Однако, цыгане тоже были смущены и не говорили ни слова.
Это была тяжелая минута!
Но вот Антея с невероятной смелостью поднесла Ягненка к мужчине в красном платке:
— Возьмите же его, — сказала она.
Цыган даже попятился от нее шага на два.
— Мне не хотелось бы отнимать его у вас, леди, — ответил он глухим голосом.
— Уступаю свою долю в нем всякому, кто только захочет, — сказал
— С меня и своих довольно, — проворчала Аза, отворачиваясь.
— Все-таки он хороший мальчишка, — сказала Мелия. Теперь только она одна смотрела на хныкающего Ягненка.
Девушка Зилла даже высказала предположение, что у нее сегодня, должно быть, был легкий солнечный удар. Ей-то этот мальчишка, конечно, уж совсем не нужен!
— Так мы можем его унести? — спросила Антея.
— Отчего бы и нет? — ответил ей Фараон ласково. — Уносите его, барышня, и не будем больше об этом разговаривать.
Цыгане стали торопливо устраиваться на ночь, не обращая больше никакого внимания на детей. Только Мелия проводила их до поворота дороги и сказала там:
— Дайте мне еще раз поцеловать его, леди. Не знаю, отчего мы сегодня все так одурели. Мы, цыгане, детей не воруем, хоть вас и пугают нами, когда вы шалите. У нас обыкновенно и своих ребят слишком много. Только я всех своих потеряла…
Она наклонилась к Ягненку. И тот, глядя ей в глаза, почему-то поднял свою ручонку, нежно погладил цыганку по лицу и пробормотал: «Бедная, бедная!» Затем он позволил ей поцеловать себя, и даже более того — сам поцеловал ее смуглую щеку.
Цыганка стала водить пальцами по лбу ребенка, что-то писала на нем, потом по груди, по рукам и ногам, а в то же время говорила: «Пусть будет он смелым, пусть голова его будет сильна мыслью, а сердце любовью, пусть руки его работают неустанно, а ноги пусть носят его через леса и горы и снова приносят его здравым и невредимым в родную семью». Потом она сказала несколько слов на каком-то непонятном языке и быстро выпрямилась:
— Теперь пора прощаться. Рада была нашей встрече.
И она ушла к себе домой — в палатку на зеленой траве у дороги.
Дети смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.
— Какая она странная, — задумчиво сказал Роберт. — Даже закат солнца ее не образумил. Что это за вздор она болтала?
— А мне кажется, — возразил Сирил, — что это было очень любезно с ее стороны.
— Любезно! — воскликнула Антея. — Это было удивительно хорошо. Право же, она такая милая!
— Должно быть, она добрая, — согласилась Джейн. — Только очень уж страшная.
Домой дети вернулись, опоздав не только к обеду, но и к вечернему чаю. Марта, конечно, бранилась, но Ягненок был цел.
— Выходит, что сегодня мы, как и все другие, желали иметь у себя Ягненка, — сказал Роберт позже.
— Конечно.
— А теперь, после заката солнца, все переменилось?
— Нет, — ответили трое остальных.
— Значит, чары Чудища действуют на нас и теперь, после заката?
— Нет, — отвечал Сирил. — Чудище тут не причем. Мы всегда очень любили Ягненка, когда у нас головы были в порядке. Только сегодня утром мы все вели себя по-свински, особенно ты, Роберт.
Роберт не рассердился на этот
— Правда, — отвечал он. — Сегодня утром я думал, что совсем не люблю Ягненка. Пожалуй, это было свинство. Но когда оказалось, что мы можем его потерять, я стал думать совсем иначе.
Итак, друзья мои, эта глава закончилась нравоучением. Право же, я не хотела писать никаких нравоучений, но они бывают иногда крайне навязчивы и лезут туда, где их совсем не спрашивают. А раз уж одно из них сюда забралось, то пусть оно тут и остается. Быть может, оно и пригодится, на случай, если кому-нибудь вдруг придет желание отделаться от одного из своих братьев или сестер. Надеюсь, это бывает нечасто, а ведь, пожалуй, все-таки бывает — даже и с вами.
Глава четвертая. КРЫЛЬЯ
На другой день пошел дождик. Из дому выйти было нельзя, а тем более нельзя было потревожить Чудище: оно, как вы знаете, так боялось сырости, что, простудившись много тысяч лет тому назад, до сих пор чувствовало боль в своей левой баке. Время тянулось медленно, и после полудня дети задумали написать письма матери.
Но прежде всего Роберт ухитрился опрокинуть чернильницу, а она, как на грех, в этот день была как-то особенно полна. Чернила пролились на столик Антеи и попали в особое приспособление из картонки с резинкой, которое Антея называла своим потайным ящиком. Собственно говоря, Роберт был не очень виноват; так уж случилось, что он брал чернильницу в то же самое время, когда Антея приподняла крышку стола, а Ягненок, сидя под столом, разломал свою игрушечную птичку, махавшую крылышками, нашел внутри небольшую острую проволоку и попробовал уколоть ею Роберта в ногу. Таким образом, без всякого дурного умысла с чье-либо стороны, потайной ящик был облит чернилами, а затем струя чернил потекла на незаконченное письмо Антеи. После этого происшествия письмо приняло такой вид:
«Милая моя мамочка, надеюсь, что ты совсем здорова и что бабушке теперь лучше. Недавно мы…» Дальше шел чернильный поток, а внизу было приписано карандашом:
«Это не я пролила чернила, но их пришлось так долго вытирать, что писать больше некогда, пора отправлять.
Твоя любящая дочь
Письмо Роберта так и не было начато. Рисуя корабль на промокашке, он все думал, о чем бы ему написать, а тут как раз опрокинулась чернильница и пришлось помогать Антее. Он пообещал ей сделать другой потайной ящик, гораздо лучше прежнего. Антея отвечала: «Хорошо, сделай сейчас». Затем пришлось отправлять письма, а письмо Роберта было не готово. Впрочем, потайной ящик тоже не готов до сего дня.
Сирил очень быстро написал длинное письмо и пошел делать ловушку для улиток, о которой недавно прочитал в «Домашнем садовнике». Когда же надо было отправлять письмо, то оно куда-то исчезло. Должно быть, улитки съели.
Пошло одно письмо Джейн. Она хотела подробно рассказать маме о Чудище и о всех приключениях последних дней — в сущности, все хотели сделать то же самое, — но Джейн так долго думала над письмом, что на подробный рассказ у нее уже не хватило времени и пришлось удовольствоваться следующим: