Пятеро из Рубежного Легиона
Шрифт:
Гостей поселили неподалеку от королевских покоев, когда Субботин убедился, что дикари ничего не знают ни о молочной стене, ни о колонии, он решил, что им нужно отсюда убираться поскорее. Но как? Так просто их не отпустят.
Со своей непоколебимой верой, что Могучая Пятерня из предания снова вернулась к ним, туземцы и в мыслях не могли допустить, что пришельцы покинут их. Они же пришли именно к ним, к чучканам!
Дикари окружили легионеров неусыпной заботой и предупредительным вниманием, бойцы и шагу не могли ступить без пригляда. Догадавшись, что деликатесы из мух гостей совсем не привлекают, чучканы принесли им весь ассортимент блюд из своего рациона
Однажды тишину подземелья разорвали яростные крики, бойцы схватились за оружие и приготовились к обороне. Вскоре вбежал запыхавшийся чучкан, один из тех, что приносил им пищу, и чрезмерно эмоционально пригласил гостей следовать за ним — прикасаться к кому-либо из Пятерни он боялся, будто святотатства, но вился вокруг каждого по очереди с умоляющей физиономией, пока легионеры не согласились идти.
Истошные крики раздавались все ближе и ближе. Жуткое зрелище застали они в главном зале подземелья. Над неглубокой, но довольно широкой — роста в три взрослого человека в диаметре — чашей с выпуклыми боками, заполненной жарким многоязычным пламенем, висел привязанный за руки, извивающийся чучкан и истерично вопил что было мочи. Уже тошнотворно попахивало поджаренной плотью.
Стоявшие вокруг соплеменники молча наблюдали, как подвешенного, словно в воду, окунают в огненную стихию, а затем неторопливо поднимают вверх.
— Вот же варвары! — сплюнул Безымянный. — Может, пристрелим их всех? Когда-нибудь они и нас могут также подвесить.
Субботин подозвал Мизинца:
— Спроси, за что его так?
Парень протиснулся сквозь толпу к королю и принялся ему объяснять, беспокойно размахивая руками. Король, всматриваясь в него, уважительно кивнул, явно без колебаний соглашаясь, и гаркнул кому-то во тьму.
Тут же натянутая веревка ослабла и тот, кого подвергли такой немилосердной пытке, скользнул прямо в чашу, кровожадное пламя охватило страдальца полностью и поглотило, быстро усмиряя его предсмертные крики.
— И что это было? — посмотрел капитан на приблизившегося Мизинца.
— Усомнился он, что мы те, за кого они нас принимают, — тяжело вздохнул парень. — Я сказал королю, чтобы он прекратил его истязать и отпустил, что, мол, воля наша такая. Ну, видели сами, он и отпустил. А могли бы еще долго бедолагу в огонь совать, веревка особым соком пропитана — не горит.
— Славный народец, — прищурился Субботин.
— Да еще! — вскинулся Мизинец. — Торжества они затевают в нашу честь. Праздник Лунопопия, кажется, называется.
— Может, полнолуния? — ухмыльнулся Безымянный.
— А мне про «попие» больше нравится, — гоготнул Средний. — И вообще странно! Тут девок столько вполне человеческих, а нас к ним не подпускают. Или их к нам. Малой, ты прозондируй эту тему и срочно! И меня же главным тут вроде считают — скажи: велю баб подать!
— Не нравится мне все это, — нахмурился капитан. — Нужно в лес выбраться незаметно, вырыть блиндаж и отсидеться там, пока они нас искать перестанут.
— Да достал ты уже, командир, своими блиндажами! — вспыхнул Безымянный. — Во время гульбы дикарской найдем у них что-нибудь ценное и свалим отсюда под шумок. На север!
— Уймись, — буркнул Большой, считая, что подобные мысли для Боевого кулака
Все же трудно слепить настоящий Боевой кулак.
До начала празднества Мизинец разузнал еще кое-что. Оказалось, чучканы свято верят, что произошли они от пауков. Может, и каких-то особенных пауков, но это так. Отсюда и их боевой раскрас паучьих расцветок, трон в причудливой форме атакующего паука и множество глиняных фигурок паукообразных.
Возможно, даже, что именно сакральная Пятерня превратила тех самых первобытных пауков в чучканов и махом изменила, естественно, в лучшую сторону, ну хотя бы в осмысленную, их жалкое существование.
Правда, может быть, это были абсолютно различные, даже противоречивые параллели в скудно сохранившейся истории их племени о такой же скудной и беспросветной жизни их предков.
Тем не менее они не желали отказываться ни от того, ни от другого, и легко совмещали все эти представления о своем таинственном прошлом. Неприхотливый разум чучканов не мог похвастаться особой пытливостью, а уж стремлением к самоидентификации — и подавно. «Разбираться в сути», «червь сомнения» — эти понятия держались где-то вдалеке от чучканского сознания. Расспрашивать о чем-либо легионеров — вновь появившуюся Могучую Пятерню, они стеснялись. Или просто не задумывались даже об этом.
А зачем?
Есть то, чему можно поклоняться — ну и прекрасно! К чему лезть в дерби, копаться в своих корнях и в своей требухе? Было там что-то в прошлом — ну и было, главное — то, что здесь и сейчас. А здесь и сейчас — вот, пожалуйста, Могучая Пятерня и чучканы. Снова вместе! Вера-правда своя имеется и подтверждается!
А чего, собственно, еще можно ждать от этих, которые — чучканы?
Зато Боевой кулак был определенно в выигрыше, и легионеры почили на лаврах обрушившейся на них совсем незаслуженной славы. Каждый из землян по-своему ожидал обещанного празднества. И вскоре праздник начался.
Действо проходило в огромном праздничном зале, куда бойцы еще не забредали. Тут было намного светлее, но не от привычного пламени факелов, а из-за лунного света, пробивающегося в подземелье сверху через несколько достаточно больших отверстий.
Увидев это, те из легионеров, кто отстаивал связь праздника с полнолунием, самодовольно укрепились в своей правоте.
Все началось как-то спонтанно, без вступительных речей и всякой помпы, видимо, тут так было принято. Как только легионеров привели к самому удобному месту для лицезрения и усадили в деревянные кресла, а чучканы расползлись по краям зала, в освещенный двумя разнородными источниками света центр выскочили десять дикарок, упакованные все в те же короба из гибких веток.
Сложно было понять: приобрели эти короба какой-либо нарядный вид в честь торжеств или оставались прежними? Впрочем, если этот вопрос и посетил голову кого-нибудь из бойцов, то он быстро улетучился, поскольку все внимание гостей мгновенно приковал к себе странный танец чучканок, на который они глазели, затаив дыхание.
Девицы, выйдя под лунный свет, внезапно опустились на четыре конечности и грациозно, насколько это было возможно в их положении, синхронно двигались то вперед, то пятились задом, иногда выбрасывая поочередно руки и ноги в стороны. Эти занятные телодвижения они чередовали с прыжками и ловкими вскарабкиваниями на небольшие каменные столбы, установленные тут же, в центре зала.